- Не угадал.
- Да, да, это - твое ремесло. Поэтому, значит, ты и вертишься тут, в этом квартале. "Святая Mагдалина". Библейская блудница. Покровительница.
- Не угадал, говорю тебе.
- Да ты что, за идиота меня принимаешь? С чего это какая-нибудь проститутка в сумку к себе полезть соизволит, если ты ей не коллега?
- По твоей логике нельзя знать ни одной уличной женщины, если ты сама не уличная женщина ...
- Именно так.
- Послушай, дурень, а ты разве не знаком с массой людей в этом городе, не входя непременно в гильдию каждого из них?
- Это - другое дело. Не увертывайся, Марианна.
- Впрочем, у меня нет ни малейшего намерения тебя разубеждать. Продолжай себе думать, что я уличная, и отшатнись от меня.
- Не вижу связи. Я не говорил, что если это - твое ремесло, то я отшатнусь. Просто хотелось выяснить подробность.
- Для тебя это - подробность?
- Да, более или менее. Допустим, что нет. Но ведь не станешь же ты утверждать, что все эти годы оставалась при одном-единственном мужчине, а не сменила их хотя бы несколько. Значит, вопрос лишь в количестве.
- Ты циник, Робер. Вот ты кто.
- Нет, я просто человек без иллюзий.
Кафе на углу Рю-Руаяль было еще открыто.
- Возьмем сигарет, - предложил он.
- Даже на шлюхские деньги?
- Почему нет. Деньги, говорят, не пахнут.
Марианна сделала гримасу в смысле "ты мне противен" и вошла в заведение.
"В сущности, деньги проституток пахнут. Но это - запах любых женских денег, которые лежат в надушенных сумках. Смешанный запах нечистоты и духов. Значит, разница лишь в качестве духов."
Марианна зажгла сигарету и подала ему пачку. Робер тоже закурил и вернул пачку ей.
- Оставь у себя. А то будешь просить постоянно...
- Нет, пусть у тебя будут. Так на дольше хватит. Двадцать сигарет - не так уж много, когда они есть. У нас еще вся ночь впереди.
Они пошли вдоль Рю-Руаяль, затем наобум свернули на Фобур-Сент-Оноре.
- Не понимаю, почему ты берешь в расчет только ночь, - сказала Марианна после краткого молчания. - Можно подумать, день после нее у тебя полностью застрахован.
- Днем легче. Можно попросить у приятелей.
- Знаешь что, - осенило Марианну, - у меня идея. Если найду одну личность, то вопрос с гостиницей будет решен. Надо только пройтись до Елисейских Полей.
- Еще одна "панель"...
- Так точно. А тебя это, что, раздражает?
- Ни в малейшей степени, я тебе уже сказал. Я не в том положении, чтобы угождать предрассудкам.
- Человек с твоей широтой был бы чудесным "макро". [т.е.сутенером]
- Почему бы и нет. Это - следующий шаг. После того, как был "жиголо". [наемный партнер в танцах]
- Вот, значит, почему тебе так уличной женщиной меня выставить не терпелось. На одну доску с самим собой хотел поставить.
- Никем я тебя не хотел выставить. Просто подумал, что когда человек - в таком положении, как мы сейчас с тобой, то он ничего не рискует потерять, если будет искренен.
- Может быть. Но что он приобретет?
- Откуда я знаю... Просто выговорится, ему станет легче.
- Смотри-ка! Вот лекарство, какого еще ни разу не пробовала.
- Это видно и без твоих слов. Видно, что ты закрыта и тверда, как кокосовый орех.
- Верно, я такая. И не собираюсь себя менять. Но один-единственный разок... Да перед другом детства... Могла бы и исключение сделать, а?
- Твое дело.
- Хорошо играешь бесстрастность. Все голову ломал, как биографию из меня вытянуть, а теперь безучастного изображаешь.
- Потому что не верю тебе. Одной ложью больше, что толку?
- А чего ты так печешься о правде?
- Потому что она касается тебя. Потому что была бы правдой о Марианне. Потому что готов принять тебя любой, но именно такой, какая ты есть, а не такой, какой тебе взбредет в голову представить себя сейчас, чтобы преподнести мне другую роль назавтра и кто знает какую третью послезавтра ...
- Завтра... послезавтра... Ты что, правда думаешь, что мы сможем пробыть вместе так долго?
- Я вообще об этом не думал.
- Страшно болят ноги, - простонала Марианна. - А то чуть было не поддалась на искушение рассказать тебе одну историю...
- Расскажи и забудешь, что болят ноги.
- Какая отеческая забота. Ты вообще-то о ногах моих печешься или о собственном любопытстве?