Квартира, которую родственники сняли для Головлевой, находилась довольно далеко от центра — в Яффо на улице Тель-а-Мелех. Поднявшись на второй этаж старого — примерно, двадцатилетней постройки — четырехэтажного дома, они долго по очереди возились с замком. У Натаниэля даже возникло подозрение, что им дали не те ключи. Он спросил адвоката.
— Те, те, — проворчал Грузенберг. — Вот бирка с адресом, видите? Просто замок старый. Давно следовало заменить.
Пока они пытались проникнуть в квартиру, мимо дважды прошествовала дама преклонного возраста в темном длинном платье и соломенной шляпке. Сначала дама поднялась вверх по лестнице, потом вниз. Оба раза ее очки негодующе сверкали в сторону непрошеных посетителей. И оба раза блеск очков был успешно нейтрализован обаятельной (по его собственному мнению) улыбкой Натаниэля. В третий раз обаяние не сработало. Бдительная дама остановилась перед незванными гостями и строго спросила:
— Что вы здесь делаете?
Натаниэль обожал таких старух. В первую очередь потому, что от них можно было узнать куда больше, чем от платных осведомителей. Будь Натаниэль министром полиции или, как называлась эта должность с недавних пор, министром внутренней безопасности, он создал бы специальное отделение, работавшее исключительно с бабушками по всей стране. Розовски был абсолютно уверен в том, что раскрываемость преступлений в этом случае возросла бы минимум втрое, равно как и профилактика, а уж сроки расследований соответствовали бы продолжительности беседы с одной старушкой.
Поскольку Розовски был не министром, а всего лишь, частным сыщиком, он улыбнулся — в третий уже раз — и сказал:
— Ужасная погода, верно? Вообще, в Тель-Авиве климат оставляет желать лучшего. Если не жара, так обязательно кошмарная сырость.
На разговор о погоде дама не купилась. Глядя на обоих мужчин уже с откровенным подозрением, она спросила:
— Кто вы такие? Отвечайте немедленно, не то я вызову полицию!
— Спокойно, мадам, спокойно! — Розовски поспешно протянул ей свою лицензию. — Вы ее уже практически вызвали. Частный детектив Натаниэль Розовски, — представился он. — Это — адвокат Грузенберг.
Цвика на минуту оторвался от очередной попытки провернуть ключ в скважине и вежливо кивнул женщине.
— Я спрашиваю, что вы здесь делаете? — повторила та, чуть-чуть смягчившись. Видимо, она относилась к той весьма многочисленной категории еврейских мамаш, которые вовсе желали видеть своих отпрысков только адвокатами или врачами. В свое время Натаниэль попытался представить себе страну сбывшихся материнских желаний. То бишь, Израиль, населенный исключительно врачами и юристами. Выходило нечто вроде рынка Кармель, только вместо бесконечных прилавков стояли бы сомкнувшиеся плотной стеной письменные столы с коллегами Цвики Грузенберга. Напротив них, за подобными же столами располагались Цвики Грузенберги в белых халатах, наперебой предлагая своим визави горы таблеток, инвалидных колясок и прочего. Гроздьями наподобие бананов висели бело-розовые зубные протезы. Словом, картинка представилась ему тогда очень оригинальная, он даже хотел спросить у любителя фантастики Алекса Маркина, не написал ли кто-нибудь в его любимом журнале «Миры» нечто подобное. Так сказать, в качестве предупреждения.
Между тем, грозная дама требовала объяснений.
— Мы пытаемся проникнуть в квартиру, мадам, — честно сообщил Розовски. — По очень важному делу.
— Ее нет уже два дня, — сообщила соседка, имея в виду Головлеву. — Я думаю, следует известить полицию.
— Полиция уже извещена. Как вас зовут? — спросил Натаниэль.
— Меня зовут Шошана, — ответила она. — И я не позволю вам ломиться в квартиру в отсутствие хозяев.
— Кстати, — Натаниэль легонько взял Шошану за локоть и отвел в сторону. — Как вам кажется, не было ли в поведении вашей соседки чего-нибудь странного?
Шошана нахмурилась.
— Что может быть странного в поведении нормального человека? — спросила она. — Во всяком случае, дверь она отпирала быстрее.
Розовски развел руками.
— Отсутствие навыков, знаете ли.
Грузенберг облегченно вздохнул, выпрямился.
— Порядок, — сказал он, толкнув дверь. — Обязательно передам Мирьям, пусть заставят хозяина поменять замок.
— Сейчас он вас послушает, — фыркнула Шошана.
— Прошу вас, Натаниэль, — Грузенберг сделал приглашающий жест.
— Стойте! — Шошана оттолкнула детектива и встала в двери, преграждая им путь. — Минутку. Я уже сказала: только с полицией или хозяевами.
— Шошана, — серьезно сказал Натаниэль. — Ваша вера в полицию заслуживает всяческого одобрения. И я, как бывший офицер полиции, непременно сообщу коллегам об этом. Думаю, они оценят. Но, с другой стороны, у вашей соседки неприятности. Мы обязаны осмотреть квартиру. Если вы настаиваете, мы сделаем это в вашем присутствии. Мне кажется, под вашим присмотром мы будем вести себя еще добропорядочнее, чем под надзором полиции. Прошу! Заодно я задам вам пару вопросов.
— С какой стати я должна отвечать на ваши вопросы? — воинственно спросила Шошана. — И я не собираюсь торчать в чужой квартире, пока вы там будете что-то искать. Кстати, — спросила она грозно, — у вас есть разрешение на обыск?
— Какой обыск? — Натаниэль сделал невинное лицо. — Кто говорит об обыске?
— Минутку, — вмешался адвокат. — Госпожа Шошана, вы знакомы с Мирьям Шейгер, родственницей вашей соседки?
— Прекрасно знакома, ну и что?
— Позвоните ей. Это она попросила нас найти здесь кое-какие вещи. Понимаете? Не поручила, а попросила. И сама дала нам ключи.
Шошана немного подумала.
— Ладно, — сказала она. — Я сейчас позвоню. Стойте здесь! — она вошла в квартиру и быстро закрыла за собой дверь.
Грузенберг выразительно посмотрел на Розовски. Натаниэль развел руками.
— Ничего не поделаешь, Цвика, — сказал он. — Нам, частным детективам, иной раз приходится куда хуже. Все нормально, не нервничайте.
— Во-первых, я вовсе не нервничаю. Во-вторых, я не частный детектив. А в-третьих: о чем вы хотите спросить у этой сверхбдительной особы?
— Так, задам несколько обычных вопросов. Взгляд со стороны, знаете ли, — неопределенно ответил детектив.
Дверь открылась. По лицу Шошаны нельзя было сказать со всей определенностью, что она удовлетворилась телефонной проверкой. Но, во всяком случае, теперь женщина милостиво позволила им войти.
— Вы тоже проходите, — пригласил Розовски, проходя в крохотный салон и окидывая его критическим взглядом. В салоне едва поместились старый диван и журнальный столик с одним креслом. В углу стоял маленький одностворчатый шкаф с покосившейся плохо закрывающейся дверцей.
Шошана поджала губы, но приняла приглашение и села в углу дивана. Следом вошел и Грузенберг. Он не стал садиться, остался стоять, всем своим видом показывая, что они спешат. Натаниэль сделал вид, что не понимает. Он лениво подошел к окну, выглянул на улицу. Дождь уже прекратился, внизу блестел мокрый асфальт. Он подошел к шкафу, открыл его.
— Вы сказали, что это не обыск, — напомнила Шошана.
— Я и не обыскиваю ничего, — рассеянно ответил Розовски, присев на корточки. Внизу шкафа стоял небольшой чемоданчик, рядом — раскрытая сумка. Он, не трогая сумку руками, попытался заглянуть внутрь. Женская косметика, несколько документов в прозрачной пластиковой папке.
— Что там? — спросил адвокат.
— Ничего особенного, копии документов, — ответил Натаниэль. — Подлинники, видимо, в консульском отделе МИДа, — он выпрямился. — Сколько здесь комнат? Вы не знаете, Шошана?
— Две, — сухо ответила та. — Две и кухня. Все квартиры в этом подъезде одинаковы. Правда, не все настолько запущены, — она указала на осыпающуюся с потолка известку и на стену, покрытую пятнами плесени.
— Да, — согласился Розовски. — Состояние оставляет желать лучшего.
— Это упрек соседке? — спросил адвокат.
— Нет конечно, она въехала сюда полтора месяца назад, по-моему. Или около того. Хозяева такие. За последние десять лет они не ремонтировали квартиру вообще. А сдают постоянно. И цену заламывают ого-го! — Шошана осуждающе покачала головой. — Я понимаю, что люди хотят заработать. Но пятьсот долларов в месяц — могли бы и раскошелиться немного.
Розовски присвистнул. Он знал, что цены на жилье растут, но подробности его мало интересовали.
— Пятьсот долларов? — спросил он. — То есть, полторы тысячи шекелей? Вот за этот сарай?
Шошана кивнула.
— Конечно, — ответила она. — Это же считается меблированная квартира, — в слово «меблированная» она вложил весь свой сарказм.
— Да, верно… — Розовски прошелся по комнате, обманчиво-скучающим взглядом еще раз окинул скудную обстановку. На столике лежали несколько старых газет на русском языке. Он неторопливо перелистал их. Одну газету — вернее, оторванную газетную страницу — просмотрел внимательнее, с обеих сторон. Помедлил немного, потом сложил вчетверо и сунул в карман, пробормотав при этом:
— Вы не будете возражать, Шошана? Это всего лишь страница, вырванная из старой газеты.
Соседка пожала плечами:
— Мне все равно, — сказала она. — Но я сообщу Мирьям.
— Не волнуйтесь, мы сами сообщим. А что во второй комнате?
— Спальня.
Натаниэль заглянул в спальню.
— Я сейчас, — сказал он адвокату. — Еще несколько секунд, — он вошел во вторую комнатку. По сравнению с ней салон выглядел залом для торжеств. Кое-как протиснувшись между платяным шкафом и наспех застеленной кроватью, Розовски подошел к крохотной табуретке, видимо, служившей чем-то вроде туалетного столика. На столике лежала массажная щетка, тюбики с ночными кремами, еще какие-то женские ухищрения. Рядом с маленьким изящным зеркальцем стояла фотография в тонкой металлической рамке. Фотография изображала молодую женщину в вечернем туалете и с тщательно уложенной прической. Фоном служил праздничный стол и украшенная елка. Это был, пожалуй, первый предмет в квартире Головлевой, заинтересовавший Натаниэля. Он вернулся в салон с фотографией.
— Цвика, — он протянул адвокату фотографию, — там, на Ганей-Кайц была такая же фотография?
Адвокат внимательно рассматривал фотографию.
— Думаю, да, — сказал он. — Во всяком случае, очень похоже. Если и не та же самая, то делалась в тот же день.
— Вечер, — поправил Розовски.
— Да, вечер. Видите — стол, разукрашенная ель сзади.
— Новый год, — сказал Натаниэль.
— С чего вы взяли?
— Елка.
— Ах да… Нет, она говорила, что фотография была сделана в ее день рождения.
— Да? — Натаниэль коротко засмеялся. — Вот невезение. Я ей сочувствую.
— Почему?
— Плохо рождаться в дни праздников. Нет ощущения собственной уникальности.
— А что, это ощущение так необходимо? — спросил адвокат.
— Конечно, — серьезно ответил Натаниэль. — Каждый человек должен ощущать себя уникальным. Иначе очень тяжело жить, — он еще раз посмотрел на фотографию. — Красивая женщина. Верно?
— В жизни даже лучше, — сообщил адвокат. — несмотря на то, что я видел ее в обстановке… — он запнулся, коротко посмотрел на молчавшую Шошану.
Розовски положил фотографию на столик.
— Шошана, я хочу вам задать деликатный вопрос, — сказал он. — Вы позволите?
— Задавайте.
— Ваша соседка… Она производила впечатление легкомысленной женщины?
— Вовсе нет. А что вы имеете в виду?
— Ну, — Розовски сделал рукой неопределенный жест, — посещали ее мужчины или нет, случалось ли ей не ночевать дома?
— Я что, следила за ней, что ли? — возмущенно спросила Шошана. — За кого вы меня принимаете? — она поднялась с дивана. — Вы уже закончили свой осмотр?
— Успокойтесь, я просто хотел сказать: вы, безусловно, наблюдательный человек и умный, — поспешно заговорил Розовски. — И вы, конечно, в состоянии сделать правильный вывод о человеке, живущем рядом с вами, разве нет?
Выражение лица пожилой дамы смягчилось.
— Ну, допустим, — сказала она.
— Вот! — обрадованно произнес Натаниэль. — Вот и скажите нам, какой показалась вам ваша новая соседка?
Шошана задумалась. Натаниэль и Цвика выжидательно смотрели на нее.
— Замкнутой, — неожиданно заявила Шошана. — Никаких мужчин не водила, и вообще — целые дни просиживала дома. Я даже удивлялась: приехать в Израиль и никуда не ходить, ничего не посещать.
— Вот как? А родственники?
— Иногда приезжали, конечно. Собственно, не родственники, а родственница.
— Мирьям?
— Мирьям. Но не так часто. И ненадолго. Вообще, — сказала Шошана, — мне кажется, у нее что-то случилось.
— У кого? У Ларисы или у Мирьям? — спросил Натаниэль.
— У Ларисы, конечно, — ответила Шошана. — Такое впечатление, что у нее случилась какая-то неприятность. Незадолго до приезда… А может быть, она просто ожидала неприятности, — вдруг добавила она. — Знаете, как бывает? Предчувствие. Некоторые люди предвидят неприятности, которые могут с ними произойти. С ними или их близкими.
— Близкими? А что, у Мирьям какие-то неприятности?
— У Мирьям? — Шошана медленно покачала головой. — Не знаю, — сказала она с сомнением в голосе. — Может быть, мне так показалось, но… — она замолчала.
— Что вам показалось? — требовательно спросил адвокат. — Говорите, что именно?
Розовски предостерегающе глянул на него. Но Шошана, похоже, не обратила внимание на недопустимый тон.
— Мне кажется, — сказала она, — что у них случилась размолвка. Недавно. С неделю назад… Вот что, — Шошана словно спохватилась. — Раз уж вам разрешили осмотреть квартиру, так и быть, оставайтесь. Но мне некогда, — не дожидаясь реакции собеседников, она быстро скрылась за дверью.
— Да-а, — сказал после паузы Розовски. — Надо же — из всех бдительных пенсионерок нам досталась наименее разговорчивая… Собственно, смотреть больше нечего. Кухню и ванную, разве что…
— Вам удалось что-нибудь выяснить, Натаниэль? — нетерпеливо спросил адвокат. Взглянув на часы, он добавил: — Пора бы заехать к родственникам. Если вы все еще намерены встретиться с ними до встречи с госпожой Головлевой.
— Намерен, конечно намерен… — Натаниэль снова взял в руки фотографию. — Как вы думаете, родственники не будут возражать, если я возьму это на денек?
— Конечно, не будут. А для чего вы хотели осмотреть эту квартиру?
— Сам не знаю, — нехотя ответил Розовски. — Так, составить общее представление о том, в каких условиях живет ваша подопечная. Знаете, обстановка, в которой человек живет, помогает составить впечатление о нем самом.
— Составили?
— Я же говорю — в общих чертах… — Розовски прошелся по комнате — насколько это позволяли размеры комнаты и мебели. Остановившись у шкафа, он, все-таки, извлек из сумки папку с документами.
— Все-таки, вы что-то перепутали, Цвика, — сказал он. — Вот тут, в метрике, написано: день, месяц и год рождения 6 октября 1961 года. А вы говорите… — он кивнул на фотографию. — Там не день рождения, а Новый год.
— Может быть, — легко согласился Грузенберг. — Мы ведь беседовали через переводчика… А это что? — спросил он. — Что вы там рассматриваете?
— Договор, — ответил Натаниэль. — Договор об аренде квартиры. Странно… — он рассеянно взглянул на адвоката.
— Что странно?
— Что? Нет, ничего, это я так… — он положил договор в папку, а папку вернул на место.
— Думаю, нам здесь больше делать нечего, — Он еще раз окинул взгляом крохотную квартирку. — Пока, во всяком случае. Можем отправляться дальше.