Просыпаюсь в чужой квартире. Холостяцкая жизнь научила не удивляться по утрам незнакомому интерьеру. В жизни всякое случается. Сквозь голубые шторы пробивается яркое солнце. Дом, может быть и чужой, но не в Австралии. У нас, по-прежнему зима а, значит, утро наступило не пять минут назад. Перевожу глаза на часы. 10 часов 43 минуты. Хорошо же мне спалось.
В ногах зашевелилось что-то живое. Поднимаю голову. Первая знакомая деталь в чужом доме. Деталь вылизывает себе грудь. Я, как-то, сдуру пытался повторить это упражнение. Чуть шею не свернул. Брыська замечает, что на него обратили внимание. Встает, выгибается и, подняв хвост трубой, предпринимает путешествие по кровати к моей голове. Пора вставать.
В квартире тихо. На столике рядом с кроватью записка: «Беспокойному больному! Поздравляю с Рождеством. Если не забыл, у меня сегодня суточное дежурство. Мама придет в 6 часов. Борщ — в твоей кастрюле в холодильнике. Постарайся никуда не исчезнуть. Катя. P.S. Спасибо, что дал выспаться!» Вот это уже не честно! Это удар ниже пояса! Конечно, я не оправдал надежд, но у меня были смягчающие вину обстоятельства.
Вчера я влетел в свою квартиру и с порога заорал:
— Катя, собирайся!
Откровенно говоря, я ожидал увидеть зареванное, исхудавшее от страданий лицо, дрожащие руки и что-нибудь вроде: «Милый, ты жив! Ты вернулся!».
Но из комнаты ленивой походкой вразвалочку вышел кот и донеслось абстрактное: «Сейчас, доиграю».
Заглядываю: Катя сидит за компьютером и рубится в Quake. Удача не на ее стороне. 17 % здоровья и прицельная стрельба со всех сторон. Катя стоит посреди виртуального зала, героически подставив виртуальную грудь под прицельные выстрелы врага и лениво отстреливается из лазерного пистолета.
— Смени оружие. — Обожаю консультировать чайников.
— Не могу, патроны кончились. — Не мудрено: с такой стрельбой. — Все. Убили.
Катя с трудом вырывается из цепких лап компьютера. Она секунд пять разглядывает меня. Я чувствую: сейчас начнет стрелять. Конечно, если остались патроны. Но вместо очереди из лазерного пистолета получаю объятия. Катя быстро встает и виснет у меня на шее. Я бережно прижимаю ее горячее тело к себе. Ради этого обжигающего прикосновения стоило бежать под настоящими пулями из штаб-квартиры городской мафии.
— Пошли, я борщ сварила. Пальчики оближешь! — Шепчет она в ухо.
— Твои? — Мне никуда не хочется идти. Кабы не обстоятельства, так и стоял, не выпуская ее из рук, пока Катя не превратилась бы в моего сиамского близнеца. А что? Сращивание молодоженов — идеальное средство от супружеских измен.
— Конечно мои. — Легко соглашается кандидатка в близнецы.
— Нам нужно уходить из дома и быстро. Боюсь, на твой борщ, уже сбегаются гости.
— Ты бежал из милиции? — Катя отрывает лицо от моего плеча и заглядывает в глаза.
— Нет. От бандитов. — Я неохотно выбираюсь из Катиных рук. Но времени у нас, и правда, в обрез. — Собирайся.
Вырубаю компьютер, достаю старый зеленый баульчик и начинаю скидывать в него самое необходимое. Первой в чрево баула летит синяя коробка с Лешкиными дискетами. Поверх свитера, носков, двух рубашек и смены белья оказывается Брыська. Кот возмущен моей бесцеремонностью. Орет и требует свободы. Но я безжалостен. «Ж-ж-ж-ж» — жужжит молния. Из маленького «окошка» торчит розовый сопливый носик и зыркают зеленые, взбешенные глаза.
Катя стоит в коридоре. Она успела одеться, подравнять губы помадой, закрутить блестящую волну темных волос в прическу «привет шестидесятым», упаковать в пакеты все наши вчерашние покупки и спасти с тонущего судна моего жилья пятилитровую кастрюлю еще теплого борща. Таких женщин в природе не бывает. Возможно, упоминание о них имеется. Где-нибудь в Красной книге. Но среди выживших — Катя единственная.
— Катя, брось ты все это барахло. Куда с ним тащиться.
— Не брошу. Я не для бандитов борщ варила. И продукты пусть сами покупают. — Спорить с ней некогда и, главное, она права. Мы и так кормим всякое дерьмо, оказаться в списке спонсоров городской мафии, по крайней мере, глупо.
Внизу Катя с сомнением осматривает помятый «жигуленок» и с не меньшим сомнением спрашивает:
— Твой?
— Угнал, — честно сознаюсь я.
— Ты действительно умеешь водить?
— Не знаю. — Я стараюсь быть с ней предельно искренним. — Сейчас сядем и проверим.
— Ты аферист. — Большие серые глаза смотрят из-под лисьей шапки без прежней строгости. Как сказал бы Великий махинатор: «Лед тронулся!» Вообще-то, тронулся не только лед. Я тоже тронулся. Даже немного раньше.
Мы плавно отчаливаем от подъезда. Покачиваясь, как верблюд на барханах, «жигуленок» ползет по проулку. Я поправляю зеркальце заднего вида так, что бы в него попало самое очаровательное существо на земном шаре. Я, конечно, о Кате. Моя спутница делает вид, что не заметила манипуляций с зеркалом. Сидит прямо, как воспитанница Смольного института благородных девиц и, не отрываясь, глядит вперед.
— Андрей, мы так столкнемся. — Говорит она, не поворачивая головы.
— Не бойся. Я настоящий асс зимних трасс.
— Надеюсь, потому что до машины тридцать метров. — Катя говорит так, будто разговаривает сама с собой. Я отрываюсь от зеркальца и вижу перед собой в свете фар бампер «Газели». Инстинктивно нажимаю на педаль и резко поворачиваю руль вправо. Машина буквально на месте разворачивается на девяносто градусов. Я забыл переставить ногу с газа на тормоз перед тем, как нажать на педаль.
— Здорово получилось. — Одобрительно кивает Катя. — Ничего не скажешь: асс.
Машина, слегка обрушив край сугроба, влетает на узкую дорожку к металлическому гаражу. Осмыслено на подобную авантюру я не пошел бы ни за какие деньги. Торможу в пяти сантиметрах от покрытых сверкающим панцирем инея, дверей гаража.
— А что, внутрь въезжать не будем?
— Тебя чем-то не устроило исполнение маневра?
— Да. Ты расплескал борщ. На мою шубу. А мне утром на работу.
Я включаю заднюю скорость, и оборачиваюсь что бы не врезаться в сугроб. По проезду, в серебристых завихрениях снега, темной торпедой несется BMW. Бьюсь об заклад, что на переднем сиденье в своей шикарной дубленке, восседает господин Кусков…
«Шестерку» бросаем в гаражах, в квартале от Катиного дома. Идем по узенькой тропинке. Катя с двумя пакетами впереди. Я, обвешанный сумками, с кастрюлей в вытянутых руках, в двух шагах позади. Наглядная пропаганда жизненного принципа бомжей: все свое ношу с собой.
Брыська, учуяв борщ, высовывает из сумки нос и шевелит ноздрями. Получив в розовую пипку от метели порцию снега, начинает чихать и ругаться.
В Катиной двухкомнатной, не включая света, чтобы не разбудить Катину маму, затаскиваем весь скарб на кухню, доползаем до кровати, падаем и я, как выражается один мой приятель, срубаюсь. Вот тебе и ночь страсти. Впрочем, ужин при свечах, нужно признаться, был еще менее удачным.
И вот теперь эта записка. Я видел в Кате героическую, прекрасную и нежную женщину, а она, оказывается, прикольщица. Да, я был не на высоте. Но я человек, а не Джеймс Бонд. За один день, дважды быть избитым, дважды отсидеть под замком и дважды получить смертный приговор и дважды бежать из-под стражи… Для обывателя, вроде меня, слишком сильный стресс. После такого можно и оплошать. Вполне простительно уснуть рядом с любимой женщиной. Не вспомнив о том, что в постели не только спят. Но я готов исправиться, а если не удастся — лечиться у сексолога.
Ладно. Пробелы — восполним, авторитет — поднимем, любовь — вернем. Главное дожить до вечера. В последнее время я, как столетний старец, все чаще вспоминаю о смерти. А что делать, если не дают жить?
Ставлю на плитку чайник, по хозяйски исследую содержимое холодильника. На верхней полке в гордом одиночестве, как в номере люкс, устроилась кастрюля с борщом. Этажом ниже начинается общежитие из наших вчерашних заготовок. Вытаскиваю сыр, масло, колбаску. И только сейчас понимаю, как голоден. Если не считать, поджаренного на свечке, обветренного кусочка колбасы, на званом ужине у господина Кускова, со вчерашнего утра у меня во рту не побывало ничего съестного. До такой степени я себя редко запускаю.
Кстати о Кускове. Что-то мне вчера показалось странным. Ах, да. Он не удивился номеру Mercedes'а. Он воспринял запорожцевский номер, как нечто естественное и само собой разумеющееся. Хотя, в этом нет ничего странного. Он легко мог раздобыть эту информацию через нашего общего знакомого капитана Щеглова. И тогда понятно его спокойствие.
Я намазываю бутерброд. Брыська на кухне не появляется, значит, его уже покормили. Спасибо заботливым женщинам.
На фальшивый номер Кусков не отреагировал, а вот Волобуевым заинтересовался. Кажется, игра президента «ТетраТеха» для него новость. И здесь у меня появляется поле для маневра. Если их интересы в чем-то разошлись, то можно расхождением воспользоваться. Пока не знаю как, но наверняка придумаю. Главное понять игру каждого из них.
Есть смысл прошвырнуться по городу, подышать свежими зимними выхлопными газами и проведать всех по списку: «ТетраТех», Лидочку, если она оправилась от шока у развалин гаража, братика в больнице. Но начну я с гаража областной администрации. Нужно полностью исключить чиновничий Mercedes из версии с наездом и угоном.
Ловлю себя на том, что визит в больницу я старательно связываю только с Лешкой. Какое лицемерие. Понятно было бы желание, прикрываться братом, как щитом, если бы я излагал свои планы перед широкой публикой. Но мои мысли, кроме меня самого не услышит никто. Андрей Петров последний лгун и обманщик. Вынужден в этом признаться. Визит в больницу включен в план на день только из-за Екатерины Владимировны. Иначе я ее не увижу целые сутки. Нет, даже больше. Ведь пол ночи я, как последний негодяй, просто проспал. Между прочим, в одной постели с ней. Нет, обязательно нужно ее увидеть и поздравить с праздником. Ну, и брата, конечно.
Спецавтохозяйство областной администрации охранялось одним сонным вахтером. Такого сонного вахтера я еще не видел. Возможно, он хорошо размялся в честь католического Рождества, только разбудить мне его не удалось. Через заклиненную вертушку пришлось перелазить. Как позже оказалось, я совершенно зря рисковал штанами. Металлические ворота с откатным механизмом, без проблем открывались вручную как снаружи, так и изнутри. Все нормальные люди, с пониманием относились к естественной потребности вахтера в здоровом многочасовом сне и ходили именно через ворота, минуя строгую табличку: «При входе предъяви пропуск!»
В небольшом дворике я никого не нахожу. Только кудлатая черная сучка, вылетев из гаражного бокса, с лаем обегает меня дважды, и снова исчезает в гараже. Наверное, она здесь подрабатывает экскурсоводом.
Мрачный мужик в робе, пропитанной машинным маслом, сидит за верстаком и задумчиво смолит папиросу.
— Чего надо? — Он даже не удостаивает меня поворотом головы.
— Шоколада. — Не люблю, когда со мной общаются затылком. Я все-таки представитель четвертой власти, которую, впрочем, никто не признает, как и три других.
— Тогда вали в буфет. Я шоколадом не торгую. — Мужик сбивает пепел на верстак и оборачивается ко мне. — Чей холуй будешь?
— Встречал я существ и поприветлевей. Барракуды, например. Или крокодилы. Вчера познакомился с пираньями. Тоже ничего. Очень даже милые. На вашем фоне.
— Ага. Остряк. — Мужик в робе меня раскусил и снова потерял ко мне интерес. — Можешь не острить. Все равно машин нет. Пешком ехай.
— Я не остряк. Я шут. И машина мне не нужна.
— Серьезно? Не нужна? — Мужик в робе оборачивается ко мне снова. На сей раз его лицо намного более приветливо. Наверное, я встретился с автофобом. Для конца двадцатого века, весьма редкое явление.
— Еще как серьезно. — Мне совершенно все равно, чем вызван прилив симпатии, лишь бы он был. — У меня нет своей машины и ваши мне не нужны. Я журналист и все, что мне нужно — это информация.
— Ага. Тебе информация, а меня с работы турнут? — Мужик снова демонстрирует мне свой затылок. Ничего особенного в его затылке нет. Недели три назад, растительность на черепе мужика, пытались привести в некое подобие прически. Но следы деятельности парикмахера уже читаются с трудом. Я бы, на его месте не стал так старательно перегружать зрение окружающих этим плохо остриженным газоном.
— Вряд ли. По-моему на пятьсот километров вокруг не найдется ни одного начальника, который бы не стоял перед вами по стойке «смирно».
— Ага. — Это «ага» звучит не утвердительно. Скорее задумчиво. — Все-таки прикольщик. Чего хотел, прикольщик? — Мужик принимает предложение о сотрудничестве.
— У вас есть машина. Джип «Mercedes G500» белого цвета? — тороплюсь я задать вопрос, пока лицо собеседника снова не превратилось в затылок.
— Нет.
— …?
— У меня нет. В гараже был. — Еще неизвестно, кто из нас больший прикольщик. — Только бобик сдох.
— Какой бобик? Что значит сдох? — Мне не очень понятна терминология мужика.
— А то и значит, что стоит колымага у дилеров хреновых. Уперлась фарами в стену и бастует. А с меня из-за этой сволочи стружку снимают. — Теперь, кажется, понятно, почему Василий Игнатьевич однозначно сбросил со счетов машину областной администрации.
— И давно стоит? — Вопрос я задаю безо всякой задней мысли. Чисто автоматически.
— Как его распотрошили в ночь на восемнадцатое, так и стоит.
— Распотрошили? — Не знаю почему, но мне это кажется интересным.
— Ага. Влез какой-то гад и выдрал из-под капота всю электрику. А сейчас пока из Москвы привезут запчасти, пока в порядок приведут… Тут еще праздники. Никак не раньше старого Нового года… — Собеседник смачно сплевывает в, забитую окурками, урну и достает из пачки новую беломорину. — Мне этот Mercedes поперек горла. — Мужик черной от машинного масла рукой, очерчивает границу местонахождения Mercedes'а.
— Что, машина дрянная? — Сочувственно спрашиваю я.
— Машина нормальная. Люди дрянные. — Он неожиданно разворачивается ко мне всем корпусом и разражается целой речью. — Вот ты скажи, корреспондент, какой суке потребовалось вынимать из джипа кишки? Их же в городе не продать. Здесь таких машин по пальцам безрукого инвалида пересчитать можно. И влез же, сволочь, в самый неподходящий момент: утром машину к крыльцу вице-губернатора подать нужно к восьми часам. Сливков из дома не выедет, пока свой мерс не увидит. И, как на зло, ни один телефон в гараже пол дня не работал. Я увольнения ждал — как милости. Думал: на части разорвут, котлет наделают и гаражную сучку Марго кормить мной будут.
— А охрана? — Большей глупости я сказать не мог. Собеседник взглянул на меня: «Я думал, я с умным человеком говорю…», но промолчал. Впрочем, я все понял и без слов. Мимо вахтера незамеченным, разве что слон не пройдет. Да и то, потому, что через вертушку не пролезет. Тесновато там слону. — Извините. Глупость ляпнул.
— Ага, — соглашается мужик. — Ведь говорил коменданту, что охрану нужно ставить нормальную. А, не дай Бог, кто мину подложит и губернатора грохнет? Что тогда?
— А за что губернатора взрывать? — наивно удивляюсь я.
— Есть за что. И губернатора, и любого его зама. Возьми, к примеру, Сливкова. Запросто грохнуть могут. Под ним вся экономика, лицензии, госсобственность. Деньги сумасшедшие. Его закорючка на нужной бумажке, дороже бриллиантов, хреновых стоит. Должность такая. Не должность-золотое дно на кладбище.
— Это как? — Вопросы моя слабость. Все люди к моему возрасту вырастают, а я так и остался на уровне пятилетнего почемучки.
— Много власти, много денег, много конкурентов, а решают все вопросы просто. — Он прицеливается указательным пальцем мне в лоб. — Свинцом решают. Ясно — почему золотое и почему на кладбище?
— Вроде да. А за что собаку обозвали Марго? — Я вспоминаю кудлатую сучку. Никак ей такое благородное имя не идет.
— Сучку-то? Ага. Так она всех бездельников в гараже гоняет. Никому жизни не дает. Ну, прямо как Маргарет Тетчер. Железная баба! — О кудлатой собачонке мужик говорит с видимым уважением. Не то, что о начальстве.
— Так с Mercedes'ом все утряслось? С работы не выгнали?
— Пока нет. А на что тебе этот хренов Mercedes понадобился? — интересный у нас народ: сначала все расскажут, а потом спрашивают зачем. В ЦРУ на редкость недалекие люди работают. Привыкли на своем Западе жить по строгим правилам и к нам с той же меркой подходят. Один мой знакомый в конце восьмидесятых получил доступ к сверхсекретной информации минуя систему допусков, КГБ и охрану. Просто звонил по телефону, представлялся и спрашивал в одном из министерств, работавших на военку: «Мне нужна такая-то информация. У кого я ее могу получить?». Информация была специфическая. Знали эту тематику немногие. Его переадресовывали от одного человека к другому. По спирали: от клерка, к небольшому начальнику, от небольшого начальника к среднему и т. д… Когда мой приятель добрался до зам. министра, обладавшего всем объемом информации по этой теме, большой чиновник ни на минуту не усомнился: звонящий наверняка птица высокого полета. А как иначе, если может вот так запросто звонить по телефону к нему в кабинет?
— Mercedes? Все просто. 18 января такой машиной был сбит мой брат. Машин этой модели и такого цвета в городе только две. Вот я и решил, на всякий случай, проверить: не сидел ли за рулем какой областной начальник.
— Ага. Сидеть-то начальник мог. Ехать не мог. Восемнадцатого все на мне ездили, а Mercedes, стоял на мертвом приколе, как дырявая баржа. Так, что не наша машина твоего брата сбила. Точно не наша. А что, серьезно пострадал?
— Переломов много, но жив. Уже на костылях по больнице бегает. — Нет, к Лиде я позже отправлюсь. Сначала к Лешке в больницу. Давно не видел брата. И Катю.
— Легко отделался. Из-под этой горбовины живым выскочить — за счастье. С другой стороны: не будь вороной, дорога внимания требует. А то вчера какой-то козел перекресток на красный проскочил и все движение на Гвардейцев остановил. Я вечером час в пробке болтался. Встретил бы: убил гада.
— Пьяный, наверное. — Как можно равнодушнее говорю я. Все-таки неприятно, когда обзывают козлом. Даже, если заслуженно. — А брата на тротуаре сбили.
— Ага. — Мужик задумывается, переваривая информацию, и вдруг с энтузиазмом заявляет: — Вот ты спорил, но прав я. Не машина дерьмо — люди дерьмо. Гоняют балбесы по тротуарам! Лень жопу оторвать до магазина два шага сделать: подъезжают к самому крыльцу. Ставят тачки где попало! Всяких шизиков поразвелось и все за руль лезут.
Слова о шизиках я на свой счет не отношу. Вожу, конечно, неважно, но с головой все в порядке. И справка есть.
Стою у ворот автохозяйства. Мужик, оказавшийся главным механиком, проводил меня до выхода. Отодвинул металлические ворота и, махнув в сторону вахты, сказал: «Этот олух пусть спит. Ты в следующий раз здесь проходи». Знал бы он, что я тот гад, который устроил вчера пробку, пожалуй, так просто за ворота не выпустил.
Мне предстоит сделать выбор. Каким путем идти дальше. Теперь я точно знаю, что брата сбил джип, оформленный на Лиду. Замечательно. Остается выяснить: что связывает Лидочку с командой покойного Валеры, живого Кускова и фирмой «ТетраТех». Как только я разберусь с этой абракадаброй, наверняка станет ясно: почему моей смерти жаждет такое количество людей.
Можно зайти с другого бока. Геннадий Георгиевич, если его правильно спросить, наверное, согласится рассказать, какой именно секрет он стремился похоронить вместе со мной на Лидкином огороде. Не из-за стремления же вырастить рекордный урожай картофеля мной пытались удобрить почву. Эти ребята мало похожи на юннатов.
Итак есть два пути. Длинный — до Лиды и короткий — до «ТетраТеха». Собственно, есть и третий путь: отыскать коротышку в шикарной дубленке и протестировать его знания о белом Mercedes G500. Только дорога в «СтарКус» — кротчайший путь на кладбище. А мне туда рано. Хотелось бы еще лет пятьдесят послоняться по белу свету, решая, что же в Сибири хуже: холодная, ветреная зима или пыльное, короткое лето. Нет, положительно, третий путь не для меня.
Достаю из кармана монетку подбрасываю, ловлю и считаю, что орел, презрительно взирающий на меня с герба, ничто иное, как офис Геннадия Георгиевича Волобуева. Не тащиться же опять через весь город в Лидочкину страну — Гигантоманию.
Сегодня пинком открывать дверь магазина я не решаюсь. Осторожность — залог долгой и счастливой жизни. С тыла обхожу пятиэтажку, на первом этаже которой господин Волобуев организовал свой автомобильный притон. Выглядываю из-за угла. Ничего подозрительного. Если не считать изрядно надоевшую Toyota Sprinter. Так и подмывает подойти ближе и поинтересоваться: удалось ли оттереть отторгнутый моим желудком коньяк или бандиты так и разъезжают с кляксой на капоте? Кстати, в Лидочкином гараже я не додумался заглянуть в салон. Вряд ли рыжкосвким «джипикам» удалось отмыть все последствия трагической перестрелки, последней для господина Рыжкова. Но я сдерживаю свои низменные страсти и не даю любопытству, мстительности и злорадству втянуть себя в авантюру. Перебегаю через улицу и встаю в очередь к телефону-автомату напротив «ТетраТеха». Я третий. Предо мной молодой парень, спортивного вида. Трубку телефона прочно сжимает цепкая ручка юной леди лет пятнадцати с отчетливыми следами крупнокалиберного макияжа. Она, размазывая губную помаду по трубке, выясняет:
— Нет, зачем ты так сказал? Ты же знаешь, я не люблю, когда мне так говорят! — Леди пару секунд слушает объяснение, затем, с той же интонацией повторяет всю реплику слово в слово.
Пока девица «строит» далекого ухажера, я слежу за тем, что происходит около «ТетраТеха». К магазину периодически подъезжают машины. Преимущественно иномарки. Автолюбители исчезают за пластиковыми дверями. Одни из них выходят с покупками, другие с разочарованными минами. Вот только хозяева Toyota, выходить не торопятся.
Девочка, между тем, продолжает терроризировать визави. Поразительный талант подрастает! Она только при мне успела повторить свои претензии не менее двадцати раз, при этом ни разу не на миллиметр не отклонилась от первоначального текста и интонации. У меня закрадывается подозрение: что этот малолетний макияжный набор — кукла с вмонтированным магнитофоном. Вообще, такой вариант было бы мне только на руку. Пока она занимает телефон, мое присутствие отлично замотивированно. Никто не придерется. Пусть деточка хоть пол дня мучает неизвестного мне беднягу, имевшего глупость «сказать так». Сам виноват.
— Вы звонить? — Дотрагивается до моего плеча мужчина, лет пятидесяти в поношенно драповом пальто. Моя маскировка срабатывает. Я радуюсь как ребенок.
— Да.
— И давно она поет эту песню? — У мужчины в драповом пальто после третьего повтора округляются глаза.
— При мне минут десть.
— Двадцать три минуты сорок семь секунд. — Ухмыляется молодой парень, занимающий в очереди вторую позицию. — И не одного нового слова!
Девица отрывается от трубки, окидывает публику презрительным взглядом и заявляет:
— Зачем ты так ска… — Мы не выдерживаем и начинаем бурно аплодировать. Девочка соскакивает с накатанной дорожки и обиженно бросает в нас: «Пошли на х…». То же пожелание, но уже в единственном лице, повторяет в телефон, швыряет рубку и гордо покидает наше общество.
— Повезет же кому-то с женой. — Мужик в пальто провожает взглядом, энергично вышагивающую фигурку.
— Привет. — Молодой парень уже устроился у телефона. Говорит в пол голоса. Я, чтобы не мешать, отхожу на пару шагов и оглядываюсь на магазин. Toyota стоит на прежнем месте. Мягкий баритон парня пробивается сквозь уличный шум:
— Я на точке.
С такой дикцией и таким голосом нужно на телевидении работать. Обаятельную, белозубую улыбку он уже продемонстрировал. Карьера была бы обеспечена. И не только в провинции. Кудрявый диктор ЦТ Евгений Кочергин, как известно, начинал в столице алмазного края, городе Мирный, а сейчас прописался в столице России — Москве.
— Нет, с автомата… Так надежнее… — Красивый голос моя слабость. Невольно продолжаю подслушивать. — Машина еще у магазина. Не выходили. Как Жоржевич?… Молчит?… Дурачок. Хорошо. Пацаны в больницу уже уехали?… Да, если возникнут проблемы — подскочим. Буду на связи.
У меня появляется смутное подозрение, что Toyota Sprinter интересует не только меня.
— Все, друган, можешь звонить. — Парень одаривает меня фирменной улыбкой и, поигрывая ключиками, идет к обочине. Ну, я и тупица. Десять минут торчал здесь, разглядывая магазин, накрашенную куклу, прохожих, а на машину у обочины не поглядел. А ведь, зуб даю, это «шестерку» я уже видел. Одна из двух машин, на которых за мной приезжали вчера. Вторую, на которой прошлым вечером пришлось удирать, я бы признал мгновенно. Слишком много характерных отметин оставляет на машинах мое водительское мастерство. А эта, что называется «не по глазам» оказалась. В салоне, на заднем сидении видны двое пассажиров.
Подхожу к телефону. Судорожно соображаю: кому бы позвонить. Автоматически набираю номер травматологии и тут до меня, наконец, доходит: в больницу-то они, вероятнее всего из-за меня собрались. Либо за Катей, либо за Лешкой. Институт заложников в России популярней любого другого, включая институт кинематографии или международных отношений.
— Больница, травматология, — через шипение доносится издалека женский голос.
— Екатерину Владимировну можно к телефону?
— Сейчас поищем. — По стуку определяю, что трубку положили на стол. Минут пять в ухо сыплются шорохи, трески, пощелкивания, потом связь обрывается. Набираю номер снова. Занято. Правильно: кому-то захотелось позвонить. Нажали на рычажок и все мое ожидание — псу под хвост. Стоять рядом с ребятами Кускова как-то уж очень неуютно. Я никогда не считал себя героем, и сейчас понимаю, что правильно делал.
— Занято, — говорю мужику в драповом пальто и уступаю место у телефона.
Нужно срочно бежать в больницу. Вряд ли я смогу поставить кусковцев на место, но увести Катю и Лешку из опасного места, возможно, успею. Осторожно обхожу «шестерку» с тыла, перебегаю улицу, весьма приблизительно соблюдая правила уличного движения, и оказываюсь рядом с дверями магазина. Навстречу мне, от угла дома энергичной походкой катит «джипик». Тот, на которого я так удачно уронил гаражные порота. Живучий, как подводная лодка. Такого и в Марианской впадине не раздавит. Не успеваю толком сообразить, что делать, как руки сами хватаются за ручку входной двери и я оказываюсь в торговом зале «ТетраТеха». Не лучший ход: «джипик» мимо магазина не проедет. Наверняка к Геннадию Георгиевичу в гости собрался.
Знакомая продавщица из отдела всякой всячины ехидно улыбается:
— Привет, журналист. Как головка после интервью? Бобо? — Это мой единственный шанс. Пристроюсь у отдела, спиной к бандиту. Авось проскочит мимо.
— Бобо? Что, вы, милая, я как огурчик. Разве незаметно?
— Привычка, наверное? — подкалывает продавщица. — Вы, небось, каждый день тренируетесь?
Спиной чувствую, как открывается дверь и «джипик» врывается в торговый зал.
— Каждый, не каждый, а иногда приходится. Искусство требует жертв. — Наваливаюсь на прилавок, заглядывая в пустые глазки продавщицы бабочек. — Боюсь, сегодня опять не избежать пьянки. Уж больно ваш президент хлебосолен.
— Сегодня избежите. — Девушка, кажется, настроена поболтать. — Сегодня Геннадия Георгиевича нет.
— Нет? — Делаю вид, что разочарован, но, на самом деле лучшего и желать не приходится. «Джипик» прокатил мимо, пора мне «делать ноги». — Странно, а он мне встречу назначил. Может стоит подождать?
— Навряд ли. Его вон, бугаи Рыжкова с утра ждут. Уже и домой звонили. Супруга Геннадия Георгиевича, сказала: «Уехал в фирму». Но пока не подъезжал. Загулял, наверное.
Что там мальчик у телефона спрашивал насчет Жоржевича? Сердце подсказывает: это Геннадий Георгиевич с господином Кусковым разговаривать отказывается. Забавные догоняшки получаются. Кто кого ловит, кто за кем бегает? Ясно только одно, что я от всех прячусь. И от «рыжковцев» и от «кусковцев» и от милиции.
— Ну, что же: на нет и суда нет. Прощайте прелестная. — Машу девушке рукой и вразвалочку отправляюсь к выходу.
— Андрюша, привет! А тебя все ищут! — Откуда в магазине взялась Лидочка? Черт ее знает, но это не лучший подарок судьбы. Я бы предпочел на ее месте увидеть ожившую бабочку из Бразилии или гремучую змею. Хотя…
Подхватываю Лиду под локоток.
— Девушка, каким ветром вас занесло сюда? — Тяну ее за собой к выходу. Что называется: на ловца и зверь. Быть может, эта дамочка пожелает со мной поделиться какими-нибудь забавными подробностями о белом Mercedes, о жизни Геночки Волобуева, Валеры Рыжкова и грозы города — Куске. Хочется все же узнать: кто, за кем и почему гоняется.
— Куда ты меня тянешь? — упирается Лидочка.
— К выходу. Не люблю духоты. А здесь пахнет солидолом и криминалом. — Со стороны мы, наверное, смахиваем на легендарное животное тяни-толкай. Я тащу начинающего психоаналитика на воздух, но сфера ее интересов расположена ближе к подсобным помещениям магазина.
— Слушай, у меня мысль: давай я тебя со своими друзьями познакомлю. — Ее друзья на меня редко производят хорошее впечатление. Рисковать здоровьем из любопытства мне совершенно не охота. Впервые за последнее время меня осеняет вовремя.
— Встречное предложение. Мы не знакомимся с твоими друзьями, и я спасаю тебе жизнь.
— Какую-то чушь несешь, — Лидочка еще тянет меня к кабинету президента, но ее хватка и напор заметно ослабевают.
— Конечно, чушь! Что я еще могу сказать? Оставайся в магазине. Я думаю, пацанам Кускова будет интересно побеседовать не только с Рыжковскими телохранителями и Жорой Волобуевым. Я думаю, что и от беседы с тобой они не откажутся. Не зря же они так терпеливо поджидают всех вас в машине напротив магазина. — Я перестаю тянуть Лидочку, как бы говоря: «Оставайся, если хочешь, а я пошел».
— Чушь. Люди Кускова? Чушь. — Лидочка быстро оглядывается в сторону подсобок и, немного помедлив, делает шаг к двери. Противник сломлен. Сначала неуверенно, потов все веселее мы оставляем будущий театр боевых действий. Перед тем как углубиться во дворы оборачиваюсь на бежевую «шестерку». К сожалению, наш уход не остался незамеченным. Один из пассажиров, захлопывает дверку и бежит вслед за нами.
— Все, Сонька Золотая ручка, пора преступать к беговой программе. Нами заинтересовались.
— Ты когда-нибудь на платформах бегал? — Лидочка задает совершенно бессмысленный вопрос, но ответа не дожидается. Путаясь в длинной шубке, она довольно резво переставляет свои платформы по скользкому тротуару. Сразу видно: удовлетворить законный интерес господина Кускова к своей особе, Лидочка не спешит. Она спешит исчезнуть до начала собеседования. В офисе на Гвардейской ей оказаться не хочется. Мы проскакиваем через двор, пролетаем через проходной подъезд, обегаем пустую детскую площадку и исчезаем в дверях панельной хрущевки. На лестнице между вторым и третьим этажами падаем на подоконник и, задыхаясь от бега, начинаем, не сговариваясь, протирать, серое от многолетней грязи, окно.
— А ничего… У тебя на платформах неплохо получается. — С трудом проталкиваю слова между торопливыми вдохами.
— Бегала, — коротко отвечает Лидочка.
— Вот как? — Я и не знал, что криминальные психоаналитики имеют слабость к спортивному стилю жизни. Как-то, сам собой, в голове всплывает бывший хозяин «запорожца» с редкой фамилией Глущук и язык выдает вопрос: Уж не у Глущука ли училась бегать?
— А ты откуда знаешь? Что, досье на меня собрал?
Во двор резво влетает молодой человек: норковая шапка набекрень, черные джинсы, черная меховая, кожаная куртка. Зимняя спецодежда местной братвы. Пацан на секунду останавливается, пытаясь угадать: в каком направлении мы пытаемся «сделать ноги». Интуиция его подводит. Он устремляется вправо, вокруг нашей пятиэтажки и исчезает из видимости. Да здравствует интуиция, которая подводит!
— Андрюша, а чего это ты от Куска бегаешь? — Я еще не могу отдышаться, а эта криминальная барышня разговаривает так, будто перешла дорогу на зеленый. Зря я отказался от беговых тренировок.
— Я у них аквариум разбил. Кусков обиделся. Теперь хочет в порядке компенсации меня на корм рыбкам отправить. — Добравшись до конца фразы, понимаю: язык снова меня подвел. Уродился же я таким треплом. Так просто, между делом, успеваю разболтать, что был у Кускова в офисе и имел удовольствие с ним познакомиться. И это вместо того, чтобы вытянуть из Лидочки подробности ее взаимоотношений с Куском и прочими благородными бойцами криминального фронта. Но теперь уже отступать некуда.
— А ты, дорогуша, чем коротышке насолила? — Слышал бы меня Кусок, он меня на бефстроганов пошинковал и своим бандита под водочку скормил.
— Да, так… — Лидочка неопределенно машет в воздухе пальчиками. И это называется стратегическое партнерство, благодарность спасенной жертвы и равноценный обмен информацией? Разве на это я рассчитывал?
— Вот что, красавица. Меня совершенно не устраивает такая дружба. Я даже, начинаю жалеть, что не оставил тебя на съедение мальчикам Куска. Это было бы честно, — говорю с оттенком горечи.
— Честно? — Лидочка округляет глаза.
— Ты же ничего не имела против планов использования меня в качестве удобрений, под своей картошкой? Наверное, прикидывала перспективы будущего урожая? — Начинаю отдирать брюки от коросты. Делаю это уже автоматически. Как ритуал. Не ощущая боли. Интересно, как бы мои движения смотрелись на дипломатическом рауте?
— Я была против. — Лидочка насупилась. Знает, стерва, что проверить ее слова невозможно.
— Против чего? — на всякий случай уточняю я.
— Против того, чтобы тебя закопали на огороде. Это глупо и небезопасно.
— Конечно, небезопасно. Я бы там к весне испортился. Почти уверен, что у тебя был другой план. Без нарушения санитарных норм. — Разворачиваюсь и начинаю спускаться вниз.
— Да, — честно признается моя бывшая любовница. — Я предложила тебя затолкать в камазовские покрышки и сжечь. Не вони, не следов.
— Очень трогательно. Пожалуй, я подарю тебя Кускову. Пусть коротышка порадуется. — Я спускаюсь, а она все еще стоит на площадке между этажами. Интересно, чем Лидочка там так увлеченно занята?
— Не успеешь, милый Андрюша.
Я, улыбаясь, оборачиваюсь на Лиду. Кажется, придется умереть, так и не узнав азов психологии. Лидочка спокойно накручивает на ствол пистолета глушитель.
— Прекрасная смерть. «Журналист погиб на посту». «Еще одно заказное убийство искателя истины». Как тебе варианты заголовков в завтрашних газетах? Согласись, это лучше, чем умереть от сифилиса в болоте.
Если в болоте, то почему от сифилиса? Может быть она не психолог, а пациентка психушки? Мои мозги еще пытаются удивляться, а ноги уже бегут. Лидочка промахивается совсем немного. Сантиметр вправо и на первый этаж я прибежал бы без сонной артерии. Это только кажется, что без ног бегать неудобнее, чем без шеи. Пуля остригает мех на воротнике и обдает горячим дыханием кожу.
Лидочке на лестнице без меня становится скучно. Слышу над головой стук платформ по ступенькам. Я уже в курсе: соревнования по бегу мне у Лиды не выиграть. Прорываюсь сквозь внутренние двери подъезда, толкаю наружные, но сам остаюсь в темном тамбуре. Очень хочется дышать. Почему так подло устроен мир: всегда хочется делать именно то, что сию секунду делать нельзя? Когда-нибудь потом — можно. Сколько угодно. А сейчас нельзя. Если Лидочка услышит в моем исполнении флюрографическое упражнение глубокий вдох — глубокий выдох, то этот выдох станет в моей биографии последним.
На мое счастье, Лида слишком торопится нашпиговать меня свинцом. Она влетает в тамбур с пистолетом, а на улицу вылетает безоружной. И поделом. Взялась за оружие-убивай, а не умеешь — не берись.
— На женщину руку поднял?! — Это уже слишком. Могла бы извиниться, хотя бы потому, что теперь пистолет у меня, и заголовки могут выглядеть совершенно иначе. Скажем «Необъяснимое убийство психолога недоучки.»
— Не на женщину, а на ее оружие, — по возможности мягко поправляю я Лидочку. — Пошли, черная вдова.
— Никуда я не пойду, — она повышает голос до полу скандальных интонаций.
— Пойдешь, никуда не денешься. И не только пойдешь, но всю дорогу будешь меня просвещать. Я хочу к концу пути знать значительно больше о преступной деятельности твоих приятелей, чем знаю сейчас.
— Чего это ради я стану тебя просвещать? — чуть сбавляет обороты Лида.
— Того ради, что сейчас я прикидываю заголовки в завтрашних газетах. И эти заголовки о тебе. Нужны еще пояснения?
Лида молча поскрипывает своими сапогами по снегу. Мысль о некрологе ее не вдохновляет. Как и любого из нас.
Мы скорым шагом идем к больнице. Лида висит на моей левой руке. Я, засунув руку с пистолетом как Наполеон: за пазуху и внимательно слушаю Лидины байки. Что есть правда, а что вранье — еще предстоит разобраться. Но за десять кварталов марш-броска к травматологическому отделению удается услышать массу интересных вещей. Хотя ясности в деле с белым Mercedes G500 не добавляется. Либо Лидочка еще не готова раскрыть все карты, даже под дулом пистолета, либо она не настолько крутая, какой хотела выглядеть на лестнице чужой «хрущевки».
— То есть, ты хочешь сказать, — пытаюсь подвести итог ее признаниям, — что Валера Рыжков попросил тебя оформить на свое имя машину, которую ты и в глаза не видела? И обещал за это одолжение подарить свою Toyota Sprinter? С тобой Рыжков не жил, но арендовал гараж. Хранил в нем запчасти. Шестнадцатого попросил написать в милицию заявление об угоне, оформленного на тебя Mercedes'а G500. Причем, на заявлении поставить восемнадцатое число. Девятнадцатого сказал, что все отменяется, в милицию заявлять не нужно. Так?
— Да. — Лидочка, потупив глазки, подтверждает мое резюме. Бедненькая такая невинная жертва: вся из себя такая слабая, несчастная, беззащитная, Скажи кому, не поверит, что этот ангел во плоти десять минут назад пытался проделать в моем теле отверстия, не предусмотренные первоначальной конструкцией.
Врет. Все врет. Или почти все. Если ее роль сводилась к исполнению функций зиц-председателя Фукса, то зачем было нужно в меня палить из пистолета. Испугалась, что расскажу милиции об огороде, где меня намеревались закопать? Да ей достаточно было бы расплакаться у следователя и сказать, мол, бандиты запугали, заставили под дулом пистолета. И вообще, она меня спасти собиралась. Но не успела: я сбежал раньше. Поверили бы, скорее всего в милиции. Не с испуга Лидочка хотела увеличить содержание свинца в моем организме. Вряд ли такое покушение можно квалифицировать как попытку убийства в состоянии аффекта. Она действовала вполне продуманно. Не просто вытащила из сумочки пушку и пальнула в меня, бедного. Нет. Лидочка предварительно накрутила глушитель. Не хотела лишнего шума. Да и откуда у бедной испуганной жертвы оружие. Положительно: дамочка желает поводить меня за нос. Ясно только одно: Кускова Лидочка боится по настоящему, без дураков. Значит, есть за ней какая-то вина. Нужно держать провинциальную Мата Хари на мушке, продолжать расспросы до полного выяснения истины. Но, главное, самому лишнего не болтать. А то я себя знаю.
— Допустим я тебе верю. Скажи, чем занимался твой Валера? На что жил и содержал банду? — Я вспоминаю рассказ продавщицы.
— Так, по мелочам шакалил. Машины угонял.
— Что с ними делал?
— Иногда на запчасти разбирал. Иногда просто придерживал у себя, а потом «помогал» хозяевам за небольшую плату найти их машину.
— В твоем гараже автомобили разбирал?
— Иногда в моем. Чаще привозил уже детали. Просто хранил. Там у него что-то вроде склада было.
— А каким боком в этой истории оказался Волобуев со своим ТетраТехом?
— Валерка через него запчасти сбывал. Кое-какие поручения выполнял.
— Угон Mercedes'а — поручение Волобуева?
— Не совсем. Скорее его «крыши». На сколько я знаю, все делалось с подачи Кускова. Что-то птичка разоткровенничалась. И в результате ее откровений в деле тумана только прибавляется.
— Ничего не понимаю. Кусков сам заказал угон своей машины?
— Кажется, да..
Ладно. Это все нужно «переварить», отделить зерна от плевел, глядишь, что и прояснится.
— Откуда у тебя пушка? — Сам не знаю почему из меня вываливается этот вопрос.
— Друг подарил.
— Валера?
— Нет. Куда Валерику такие подарки делать.
— А кто? Кусков?
— Нет. — Лидочка неожиданно начинает улыбаться. Я никак не могу понять: чего такого смешного я сказал? — Совсем наоборот.
— Воксук? — Язык снова вырывается из-под контроля.
— Это что? — Лидочкины глаза перестают улыбаться и округляются.
— Кусков наоборот.
— Дурак. Я не в этом смысле говорила. Я о Гитлере.
— О Гитлере? — Настала моя очередь удивляться.
— Ну, да. Он у Куска главный конкурент. И мой старый друг. Так, что лучше со мной обращаться поласковей. Понял?
Я еще ничего не понял, но в конце туннеля, кажется, забрезжил свет истинны.
А в больнице веселье. Помесь первомайской демонстрации с Новым годом. Толпа народа и все с подарками. В смысле с передачами. Сотня дедов Морозов и Снегурочек. Суббота. День массового исполнения родственного долга.
В гардеробе длиннющая очередь. Пол дня можно потерять. И, кстати, не очень понятно, как мне раздеваться. Мило я буду выглядеть с Лидиной пушкой в руках. Весьма экзотически. Может быть публика, увидев оружие, пропустит в гардероб без очереди? Как героя боевых действий на территории СНГ. Вряд ли. Скорее сдадут в милицию. Прихожу к выводу: положительно через парадный подъезд идти не стоит.
— За чем мы сюда притащились? — Перспектива экскурсии по больнице Лидочку не вдохновляет.
— Дело есть. — Контролирую свой язык. Для пущей надежности даже слегка прижимаю его зубами. Этот толстый красный подлец в любой момент готов вылететь птичкой из гнездышка-рта и начирикать лишнего. — Пошли.
Мы обходим больницу с тыла и входим в беленькую одноэтажку морга. В маленьком коридорчике тихо. Вот уж поистине: ни одной живой души.
— Какого хрена ты меня сюда привел? — Лидочка пытается вырваться, но я плотно прижимаю ее руку под локоток к себе. Лучшего места для выяснения истины не придумать. Жаль: на психологическую атаку совершенно нет времени. Оглядываясь по сторонам: три двери. Как в сказке: налево пойдешь — коня потеряешь и т. д… Облупившаяся белая эмаль, допотопные, металлические ручки в сочетании со специфическим запахом вызывают острое желание исчезнуть отсюда, по возможности быстро.
Толкаю ближайшую дверь. Локоток под моей рукой резко дергается. Бедная Лидочка насмотрелась американских кошмариков, а всех-то дел: спящий пьяный санитар на кушетке. Что скрывается за следующей дверью можно определить не открывая. По запаху. Нам туда рано. Третья дверь распахивает пасть туннеля-перехода в больницу. Бетонный пол полого уходит вниз.
— Топай, бегом. — Тяну Лидочку за собой в туннель.
— Никуда я не пойду! — Срывается она. Куда исчезла уверенность и жесткость, с которой не так давно Лида накручивала на пушку глушитель. Жизнь быстро меняет людей.
— Хочешь остаться в морге? — Вопрос задаю с самым невинным видом. Эффект поразительный. Теперь уже не я тяну криминальную девицу по подземному переходу в больницу, а она меня. Давно бы так.
Никогда бы не подумал, что так приятно видеть серые строгие глаза, не строгими, а сияющими. С Катей мы сталкиваемся на первом этаже травматологического отделения. Катя улыбается и я чувствую, как мой рот стремительно раздвигается от уха до уха.
— Привет! — Говорит она. Мы разглядываем друг друга, словно шедевры в Лувре.
— Катюша, я… — Начинаю говорить и чувствую, упирающийся в бок острый локоток Лидочки. Черт, за чем я ее притащил в больницу? — Познакомься, это Лида.
— Очень приятно. — Катя еще улыбается.
— Аналогично. — Заявляет Лида весьма развязано. Положительно, нужно было ее задушить в морге и оставить на попечение пьяного санитара.
— Она… — Пытаюсь объяснить Лидино присутствие. Но эта стервозина прерывает меня на полуслове:
— Я его любовница. — Самое обидное, что не врет. Верно говорят: ничто не обходится нам так дорого, как правда.
— Катенька, нам нужно поговорить. — Стремлюсь загладить возникшую неловкость. Серые глаза гаснут, Катя, едва заметно дергает плечиком и делает шаг в сторону, освобождая нам дорогу.
— Для вас — Екатерина Владимировна. — Негромко произносят ее мягкие губы. — Извините, я на работе. Мне некогда.
Я готов вытащить из-за пазухи пистолет и пристрелить Лидочку на месте. Но тогда ближайшие пятнадцать лет, мне точно не светит увидеть серые глаза. Не стоит Лидочка такой жертвы. Вытаскиваю из куртки правую руку вместе с металлоломом, цепляющимся за указательный палец. Подхватываю Катю под левую руку.
— Придется вам, Екатерина Владимировна, на время свои дела отложить.
— В больнице с оружием находиться нельзя! — Категорично заявляет Катя.
— Знаю. Но без оружия — опасно. Я все потом объясню.
— Ладно. — Соглашается Катя. — Только спрячь свою железяку. Нельзя нервировать больных. Пусть они не узнают, что ты буйно помешанный.
Ну, как спорить с таким человеком? Что не фраза, то шедевр человеческой мысли. Отправляю руку с оружием на прежнее место: за пазуху. Поднимаемся к Лешке. На лестнице нас тормозит розовощекая, голубоглазая сестричка — не девушка, а ходячий стандарт здоровья:
— Екатерина Владимировна, вас какие-то симпатичные молодые люди ищут. — Сестричка глядит хитро и игриво. — Такие крутые и веселые.
— Молодые люди? — переспрашивает Катя.
— Ну, да. Я, такая, стою, а они, такие, подходят и говорят: «Где найти самую симпатичную врачиху?» Я такая, спрашиваю: «Какую? У нас все симпатичные.», а они отвечают: «Екатерину Владимировну Савину». Они остались у 210 палаты, а я сразу побежала вас искать.
Так, не трудно догадаться, что это за молодые люди и почему они так жаждут встречи с Екатериной Владимировной. Стоит сорвать свидание. Последствия могут быть самыми катастрофическими.
— И не нашла. — Я говорю веско, так, что бы девочка сразу поняла, что от нее требуется.
— Я? — Удивляется сестричка.
— Именно вы. Все ходите и никак не можете найти. Но точно знаете: Екатерина Владимировна в больнице и скоро должна подойти в приемный покой. Понятно?
— Да. — Неуверенно говорит «стандарт здоровья» и вопросительно глядит на Катю. Та молча кивает. Приятно иметь дело с красивыми и умными женщинами… — Хорошо. Ну, я такая, пошла вас искать?
— Удачных поисков. — Подмигиваю я. Но тут до меня доходит. — Девушка, постойте. — Вконец запутавшаяся сестричка оглядывается. — Будьте так добры: заберите, пожалуйста, одежду Екатерины Владимировны, накиньте на себя, как будто она ваша и отнесите все в морг. Хорошо?
Сестричка снова вопросительно глядит на Катю. Та снова молча кивает. Девушка убегает в служебный гардероб.
— Во что ты опять вляпался?
— Катя, потом. Жди меня в морге и никуда не уходи. Я Лешку заберу и сразу к тебе.
— А меня вообще не существует? — холодно интересуется Лидочка.
— Существуешь, пока еще. — Неохотно признаюсь я. — Иди вместе с Катей и жди. Любовница. — Я отпускаю девушек и вслед Лиде бросаю — Бывшая.
Нельзя сказать, что на второй этаж я врываюсь как Бэтман. Нет. Жизнь, все же отличается от комиксов. Здесь иногда убивают, а умирать мне вовсе не хочется. Осторожно высовываю в коридор нос. За моей спиной раздается: «Что, земляк, от врачей прячешься?». Не вынимая руки из-за пазухи, резко оборачиваюсь. Двое больных в потрепанных спортивных костюмах с огромными пузырями на коленях, курят на площадке у окна. Один — молодой, лет двадцати. Второй ему в отцы годиться. В пожилом узнаю Лешкиного соседа с переломанными руками. У молодого в гипсе только правая рука. В левой — дымиться сигаретка. Лешин сосед по палате меня не узнает. И не мудрено: видел он меня всего один раз, да и то в халате. — За бутылкой бегал? — Спрашивает тот, что старше и хитро глядит на мою руку, сжимающую за пазухой рукоятку пистолета.
— Ага. — Дурачок, знал бы он, что я с испугу чуть не пальнул в него из своей «бутылки». -А вы что, армрестлингом друг с другом занимались? — Киваю на их загипсованные конечности.
— Точно, — весело соглашается молодой, — упирались, пока кости ни треснули. Только я одной рукой, а он, по старости — обеими. Зато теперь я левша, а дед-безрукий.
— Азарт — великая сила… — Киваю я.
Пожилой подходит ко мне, выглядывает в коридор и говорит заговорщическим полушепотом: «Иди, все чисто. Ни врачей, ни людей.» Мне кажется несколько странным разделение Homo Sapiens на врачей и людей, но дискутировать некогда. Выхожу в коридор. Мужик не соврал: действительно никого. Даже странно. Среди бела дня, в час посещений в коридоре, как в Арктике: холодно и пусто.
Не скажу, что у меня ноги не дрожат. Врать глупо. Очень не хотят мои нижние конечности нести дурную голову в 210 на свидание к кусковским головорезам. Но, куда деваться? Кроме головорезов, в палате Лешка. И оружия у него — два костыля. Инвалида выручать надо.
— Эй, земляк! — не успокаивается пожилой. — Может, нальешь за содействие?
— Конечно, — соглашаюсь не задумываясь. Мне, собственно думать некогда, да и нечем. Голова занята совсем другим. — Заходи в 210. Только со своим стаканом.
— Мой стакан уже там. А друга прихватить можно? — мужик указывает пальцем в сторону лестничной клетки.
— Можно.
У двери Лешкиной палаты останавливаюсь. Делаю вид, что слушаю, что там, за створками под табличкой 210 происходит. Только, что толку обманывать себя, не военная хитрость тормозит меня у дверей, а элементарный первобытный страх. Мгновенно представляю себе, как вхожу в палалту, говорю: «Привет!», получаю горяченькую, свежеиспеченную пулю прямо в лоб. Туда, где за хрупким сводом черепа, притаились, скукожившись от страха, все мои тридцать три извилины.
— Заходи, чего встал, — подталкивает меня в спину Лешкин сосед.
— Ай, была — не была! — почти кричу я и дергаю дверь на себя.
— Какие люди! — Сережа приветствует меня как старого друга. Откуда такая наглая самоуверенность? Их всего-то четверо. Сережа — за командира, охранник, что сидел на вахте в «КарКусе» и двое, которых я не знаю. Нас то же четверо. Я имею в виду трех больных в палате и себя. — Собственно, тебя, братан, и ждали!
Один из незнакомых боевиков, невысокий рыжий паренек, нахально берет с Лешкиной тумбочки яблоко и звонко надкусывает.
— Ждали, и дождались. — Вынимаю оружие и направляю прямо в радостную улыбку Сережи. Лицо у меня сейчас суперменское. Не один мускул не дернится. Не потому, что я такой крутой. От страха отказала мускулатура. Физически ощущаю каменную маску вместо щек. Хорошо, хоть губы не дрожат. И только, сволочь, язык ведет себя нагло и раскованно. — Раздевайтесь. Будем в пляж играть.
— Чего? — У Кускова хорошо спетая команда. Это «чего?» вырывается у всего квартета одновременно.
— Андрей, что случилось? — Лешка смотрит на меня с удивлением. Кажется, цель своего визита, кусковцы брату не объяснили. Пока я размышляю, как превратить два вопроса в один ответ, из-за спины раздается третий вопрос, пронизанный интонациями тоски и разочарования:
— Так это не бутылка?
— Это не бутылка. — Я испытываю искреннее сожаления, что разочаровал безрукого инвалида. — Это пистолет. А это бандиты. Они пришли поиграть в кладбище. В роли трупов должны были выступить мы, в роли могильщиков — они. Но поминки придется заменить воздушными ваннами.
— Эй, мужики, в чем дело? — До Лешкиного соседа доходит, что события в палате сильно отклоняются от традиционного сценария больничного посещения.
— Да, мужики, в чем дел? Я же сказал: скидайте портки, власть переменилась! — У меня от напряжения вспотела рука. Влага сочиться по рукоятке пистолета. С ужасом думаю о том, что мне придется делать, если четверка твердолобых не подчиниться. Мне же придется стрелять…
— Ладно, братан. Брось. Давай спокойно побазарим. — Сережа чувствует мою неуверенность и медленно начинает двигаться ко мне. Сволочь, глядит в ствол, улыбается и идет. В животе становится холодно. Нужно на что-то решаться. Иначе он просто вынет оружие из руки. Вот смеху будет.
Грохот раздается со стороны Лешкиной кровати. Я мгновенно оборачиваюсь на шум. Лешка машет костылем, как вертолет лопастью. Один из незнакомых мне мальчиков Кускова лежит на полу, второй, уворачиваясь от костыля, летит прямо на меня. Сам не замечаю, как начинаю нажимать на спуск. Как в замедленной съемке моя рука движется справа налево. «Чпок» — Голова Сережи расстается с богатой шапкой из чернобурки. «Чпок» — падает на пол отключенная капельница с остатками физраствора. «Чпок» — яблоко вылетает из пальцев рыжего боевика.
— Эй, кретин, в натуре, так же убить можно! — С физиономии Сережи сползает героическая маска. Он никак не рассчитывал на свинцовый дождик.
— Да пошел, ты. — Я и сам понимаю, что если продолжать в том же духе, то можно в кого-нибудь и попасть. Признаться честно: ни вкус, ни цвет, ни запах крови меня не возбуждают.
Леха, между тем, сидя на кровати, продолжает орудовать костылем. Потеряв яблоко, рыжий боевик на секунду теряет бдительность и подставляет Лешке тыл. Я слышу этот удар по хребту и ощущаю его так, будто костыль приложился к моему позвоночнику.
— Больно, же козел! — Выдыхает бедняга и падает на четвереньки. А я наивно считал брата безоружным. Пистолет, пистолет, костыль — вот настоящее оружие против мафии!
— Быстро раздеваться! — После Лешкиной победы мой голос заметно окреп. Сережа скидывает на пол расстегнутую куртку. Пара на полу следует его примеру. Знакомый охранник из офиса Кускова уже стоит в одних плавках. Пока мы воевали, он был занят делом. Он готовился к стриптиз-шоу.
— Плавки снимай! — Командует Лешка, перебираясь с кровати на костыли. Охранник без разговоров выполняет распоряжение брата. Кожа охранника заметно синеет и покрывается мурашками. Всегда мучился вопросом: как больные выживают в лечебных учреждениях? В таких условия овощи хранить, а не людей лечить.
Лешка суровым взглядом боевого генерала, окидывает место недавнего сражения. Никак не пойму: кто кого пришел спасать?… Боевики Кускова, выстроились в ряд, как на медицинской призывной комиссии, прикрыв ладошками то, что положено. Молодцы: блюдут общественную мораль.
— Держи. — Сую Лешке пистолет. — Я вещи осмотрю. Если есть оружие, нужно забрать.
— Не надо. — Леха отпихивает оружие. — Костылем сподручнее.
С ним трудно спорить. Преимущества костылей он доказал всем присутствующим. Пока я перетряхиваю тряпки, бандиты удрученно гипнотизируют Лешкин костыль.
У Сережи ничего заслуживающего внимания в карманах не обнаруживаю. Только деньги. Одерживаю быструю победу над собственной совестью. В конце концов, даже благородные рыцари не считали зазорным воспользоваться оружием, конем и кошельком побежденного противника. И пусть меня осудят как мародера. В трех соседних кучках одежды я нахожу два ПМа, импортный газовый пистолет, ключи от машины и документы на Фольксваген Пассат. Теперь я обвешан оружием, как герой Quake. Можно участвовать в локальном военном конфликте.
— Что с ними будем делать? — Лешке уже надоело наблюдать этот квартет в синих пупырышках.
— Алексей, ты их по улицам прогуляй! — Предлагает, второй, молчавший до сих пор Лешкин сосед. — Если их бабам за деньги показывать, можно за день неплохо набашлять!
— Добазаришься, козел. — Сережа огрызается даже в таком положении. Естественно: борзость — его хлеб. — Успокойся. Свободу слова в России еще пока не отменили. — Говорит Лешка, а для пущей убедительности подбрасывает в руке костыль. Но ситуация патовая. В таком виде мой славный бандитский коллектив в коридор выводить нельзя. Белье придется отдавать. Быстро привожу в негодность резинки на наплавках своих подопечных.
— Одевайте и рысью за мной.
Наша колонна, марширующая по коридорам больницы, приводит публику в состояние промежуточное между шоком и восторгом. Во главе колонны я. Рука за пазухой. В целях личной безопасности двигаюсь боком, как краб. Впрочем, на мне взгляды зрителей не останавливаются. Все глядят за мою спину. Там настоящее шоу: четверо стриптизеров, занятых ловлей трусов на коленях. Замыкает колонну Лешка. Лихо и звонко переставляющий костыли. Ни дать, ни взять милашка Сильвер из «Острова сокровищ». Как на зло, в, еще недавно пустых, коридорах народу как в московском ГУМе в эпоху правления господина дефицита. За моими мальчиками глаз, да глаз нужен иначе скроются в толпе. Бегай потом, собирай заблудших овечек.
— Ой! Куда это вы их? — Сестричка уже успела отнести Кате одежду и, возвращаясь в отделение, налетает на нас.
— Туда же, в морг. — Вдаваться в подробности мне не хочется.
— А мне можно? — Глаза у сестрички горят неподдельным интересом.
— А вам, Танечка, еще рано. — Леха успевает ответить раньше меня. В принципе я собирался сказать слово в слово тоже, что и он. Кроме имени сестрички. Его я не знаю. Годы совместного проживания приводят к унылому единообразию мышления.
— Мне уже восемнадцать! — Обиженно говорит Танечка.
— Потерпите еще лет восемьдесят. — Кричу я, заворачивая команду в туннель, ведущий в морг.
— Есть кто живой? — Оглядываю пустой коридорчик.
— Есть. — Катя выходит из дежурки. Она уже одета. В проеме дверей видны грязные носки пьяного санитара. Так из морга все трупы поворуют, а он и не заметит.
— А где Лида?
— Твоя дорогая Лида, решила никого не дожидаться. Сказала, что запах морга на нее действует угнетающе.
— Правильно сказала. — Подтверждаю я. — А вас запах морга не угнетает? — Оборачиваюсь к своим подопечным. Гвардия Кускова стоит, зло изучая давно некрашенные половицы. Их угнетает не запах морга, а мое присутствие. Пора с ребятками разобраться окончательно.
— Сюда заходите. — Дергаю на себя дверь, за которой кончают свой путь те, кто не сумел пережить общения с отечественной медициной. Кусковцы нехотя протискиваются в холодную полутемную комнату. Одна лампочка у потолка в пыльном плафоне дает возможность разглядеть восемь столов. Два из них заняты.
— Ты, падла, об этом сильно пожалеешь. — Сереже апартаменты не понравились. Понятно, он привык ночевать в пятизвездочных отелях.
— Возможно пожалею, только тебе от этого легче не станет. — Голос мой приобретает зловещий оттенок. Не то, что бы я специально стараюсь копировать интонации зомби из фильмов ужасов. Нет, просто обстановка и атмосфера способствуют.
— Что ты задумал? — Катя с Лешкой спрашивают хором. Смотри, какая идиллия. Знакомы без году неделю, а вот нате же! По-моему, Лехе стоит намекнуть, что он человек почти женатый, а потому должен вести себя как-то иначе.
— Сейчас увидите. — Эти два слова выходят еще более многозначительно и устрашающе. Прямо какие-то «Байки из склепа». Хотя, если сказать честно, я понятия не имею, что мне с этими человекообразными делать.
— Пацан, может побазарим? — Начинает гнусавить рыжий, потирая отпечаток костыля, на синей от холода спине. — Чо мы такого сделали, в натуре? Отпусти, а? — Заткнись, Крюк. — Обрывает его стенания Сережа.
— Чего встали? Двигайтесь, а то замерзнете. — Глушителем подталкиваю кусковцев внутрь помещения. Они неохотно, оглядываясь по сторонам входят в мертвецкую. — Быстро, на столы. Катя, нужный бинты или пластырь. Будем оказывать первую медицинскую помощь.
— Сейчас. — Катя выходит. Разумный человек: сразу поняла, что трупы бинтом и пластырем не перевязывают. Мне хочется поскорее покончить со всем этим фарсом, и оказаться подальше от больницы, морга, трупной вони и полуголых боевиков, переминающихся на холодном цементном полу.
— Слышь, пацан, — Снова начинает гнусавить рыжий, — Столы холодные. Дуба дадим, на х…
— Ложись. Не болтай. — Этот тип меня начинает раздражать. Самое поганое, что пока он ноет, остальные тоже ложиться на столы не торопятся. Ждут моей реакции.
— Андрей, давай пристрелим рыжего зануду? — Предлагает Лешка. Да так серьезно, что я невольно оглядываюсь на брата. — Нет, правда, он треплется, время идет, а нам некогда.
— Уговорил. — Поворачиваюсь к рыжему. Он уже выгибается на столе, пытаясь не касаться спиной холодной поверхности. Остальные неохотно следуют его примеру. Катя возвращается с четырьмя коробочками лейкопластыря и ворохом грязных бинтов. Три минуты спустя в морге на шести столах из восьми лежат недвижные тела. Два покойника неподвижные, потому, что их так вылечили. Четверо живы, но намертво примотаны к столам.
— Пошли? — Катя вопросительно смотрит на нас.
— Валите! Мы еще встретимся и побазарим. — Сережа уже понял: ничего его жизни и здоровью не угрожает. Разве что простуда. Значит можно показать напоследок зубы. — А тебя, сучка, просто оттрахаем. По кругу пустим. Запомни!
— Ну, нет! — Лешка останавливает меня в дверях. — Не знаю, как тебе, а мне с ребятами хочется поговорить сейчас.
— Не обращайте внимания. Пошли. — Катя тянет меня за рукав к выходу. Но я уже сорвался. Мы с Лешкой имеем одинаковую систему запалов. Мы взрываемся от одного и того же. Только я немного позже.
— Подожди две минуты. — Выталкиваю Катю в коридорчик и закрываю дверь. Первое желание: пустить пулю в наглые глаза Сережи, в ухмыляющийся рот, но Лешка оказывается между мной и целью. Я вспоминаю сцену допроса из любимого с детства боевика «В августе 44-го». Там смершевец выуживает из немецкого диверсанта нужные сведения, ковыряясь горячим пистолетным стволом в ному пленного.
Легкий хлопок: из направленного к потолку ствола вылетает пуля и, разгоряченная неожиданно обретенной свободой, врывается в грязный плафон под потолком. Сноп искр и темнота. Что-то со стрельбой у меня сегодня не очень ладится. Тороплюсь добраться до стола, на котором разлегся обнаглевший прихвостень Кускова.
— Ты меня растопчешь! — Ворчит Алешка, которого я чуть не сбил в своем слепом полете. Я нащупываю стол, на столе голову с короткой стрижкой. Голова крутится, пытаясь вырваться из моей руки. Ловлю голову за нос и втыкаю в ноздри дымящийся ствол. Засунуть в ноздрю глушитель, конечно не удается. Смершевец из меня хреновый. Но запах пороха действует безотказно. Голова перестает кататься по столу и начинает гнусавить.
— Ну, ты чо, в натуре. Я тебя трогал? — По голосу догадываюсь, что атаковал не того. Опять досталось рыжему бедняге по кличке Крюк. Хорошо еще, что я не попытался разобраться с мертвецом. В такой кромешной тьме — вариант вполне возможный.
Леха соображает быстрее меня. Слышу приближающийся зловещий грохот костылей и гипса. Он останавливается у моего плеча.
— Зачем в больницу прикатили? — Слышу Лешкин голос над своим ухом. Крюк молча сопит. Я еще пока не понимаю смысл допроса, который затеял брат, но по мере сил подыгрываю: вдавливаю глушитель куда-то в лицо и тороплю с ответом:
— Отвечай, быстро. — Со стола раздается жалобное:
— Глаз выдавишь…Больно-о-о. — Быстро сдвигаю оружие вниз по лицу. — Кусок послал. Сказал: кончить вас обоих. Чтобы про угон не болтали.
— Заткнись, чмо! — Сережа все еще ощущает себя начальником. Пока я обдумываю как успокоить корчащий из себя крутого, экспонат мертвецкой, Леха без долгих рассуждений находит универсальное успокоительное. Когда он успел так наловчиться орудовать костылями? Глухой удар и протяжное: «Е-е-е-е!».
— Угон Mercedes'а? — Уточняю я.
— Да.
— Машина принадлежит Кускову? — Жду, когда Лешка проявит себя. Он затеял эту разборку, наверняка не просто так. Пора бы ему взять инициативу в свои руки. Но брат молчит. Либо и у него никакого плана не было, либо мои вопросы вполне соответствуют его замыслу.
— Да. Пушку убери, а?
— Может и уберу. Почему машина записана на подставное лицо?
— Сболтнешь, падла, кишки выпущу. — Снова вмешивается Сережа. Неугомонный тип.
— А промолчишь, здесь и останешься. Только в отличии от них — мертвецом. — Леха говорит очень спокойно.
— Она баба Гитлера. — Нет, это не морг. Это дурдом.
— Ева Браун, что ли? — Удивляется Лешка..
— Какая Ева? Ее Лидкой звать. — Кусковский интеллектуал постукивает в темноте зубами.
— Гитлер — авторитет из конкурирующей структуры, темнота. — Разжевываю слова Крюка Алешке. — Газеты читать надо. — Этот наезд совершенно несправедлив. Газеты Леха читает побольше моего. И я, о Гитлере узнал не из криминальной хроники, а от Лидки.
— Кусков, что Лидку у Гитлера отбить решил?
— На х… она Куску нужна.
— Крюк, ты труп. — Доносится из темноты голос Сережи. Леха — вот кому в органах работать надо. Одновременно повторяет курс костыльной терапии Сереже и задает вопрос Крюку:
— Так что, джип у Кускова не угоняли?
— Угнали, только не те.
— Что значит не те? — Я чувствую, что медленно схожу с ума.
— Должны были, в натуре, пацаны Волобуева машину угнать, а какая-то падла опередила.
— То есть кусков сам планировал угнать у себя автомобиль?
— Ну, да. — Крюка словно прорвало. Он говорит и никак не может остановиться, только зубы постукивают в темноте. — Кусок хотел грохнуть одну падлу из областных начальников. Тот под Гитлером ходит. А зам наш. Если бы грохнул — поставки горючки на село через нас пошли. А там бабки бешенные.
— Кусок на твоем языке мозаику бритвой нарисует. — Мрачно констатирует Сережа.
Дверь открывается и заглядывает Катя.
— Ребята, пошли быстрее. Алкаш проснулся. — Она пытается со света разглядеть, что происходит в мертвецкой.
— Пошли. — Леха размашисто загрохотал костылями к выходу.
— Сейчас. — Надеваю перчатки, вынимаю из карманов реквизированный бандитский арсенал и аккуратно заправляю пацанам пистолеты в плавки. Сереже, что бы ему не обидно было, засовываю под бинты Лидкин ствол. А то, если я дальше стану баловаться с оружием, в городе ни одной лампочки не останется. Хлопаю на прощанье Сережу по голому пузу. Пусть милиция разбирается и с ними, и со стволами.
В коридорчике сталкиваюсь с пошатывающимся санитаром. Он круглыми глазами глядит на, подскакивающего на костылях, Лешку.
— Допился, ик! Трупы с морга бегут, ик. — Поворачивается ко мне — Стой, куды прешь? Что я родственн-ик-кам твоим предъявлю?
— Фотографию. Я за себя сменщика оставил. Слышишь? — Проскакиваю мимо огорошенного санитара. Из мертвецкой доносятся крики Кусковских боевиков.
— Сволочи, а говорили, что медицинский. — Санитар вынимает из кармана несвежего халата чекушку, заткнутую свернутой бумажкой, рассматривает ее на свет и тяжело вздохнув откупоривает. — Беги, но больше не возвращайся. Обратно не пущу! — Он указывает мне на дверь и, опорожнив бутылочку, возвращается на свое рабочее место. На кушетку.
Катю с Лешкой догоняю во дворе.
— А здорово ты его раскрутил. — Леха улыбается. — И как сообразил, что именно рыжий окажется самым разговорчивым? Психолог! Голова!
— Пустяки. — Бросаю я небрежно. Не объяснять же брату, что я в темноте попросту заблудился. Все произошло без особых усилий со стороны моего серого вещества. — Что теперь?
— Теперь? — Переспрашивает брат.
— Теперь мне нужно маму предупредить о том, что мы остались без квартиры. — Глаза у Кати снова сердитые. Странная закономерность: в последнее время я исключительно эффективно организую пустующую жилплощадь.
— Лучше не звонить, а заехать за ней на работу. — Быстро решает Леха.
— У меня денег на такси нет. — Катя серьезно рассержена всем происходящим.
— Мы поедем бесплатно. Как инвалиды первой группы. — Лешка уже все решил. Он на секунду зависает на костылях и достает реквизированные у бандитов документы на машину и брелок с ключиками. — Так, что у нас здесь? О! дорогая Екатерина Владимировна, вы сегодня с работы поедете на шикарном Фольксвагене.
— Ага, сегодня прокачусь на машине, а завтра вылечу с работы. — Катины глаза по-прежнему остаются сердитыми, но голос заметно мягчает.
Ярко красную ракету Volkswagen'а, затесавшуюся в стайку «Жигулей» на стоянке во дворе больницы, видно издалека. Лешка щелкает брелочком. Автомобиль принимается весело попискивать, приветствуя хозяев. Как бы ни так. Хозяева сейчас весело попискивают в морге. Бедняги.
— Алексей Владимирович, вы только Андрея за руль не пускайте. Такую красивую машину нельзя портить. — Мне нравится, что Катя к Лешке все еще обращается на вы и по имени отчеству, но возмущает ее низкая оценка моих водительских навыков. Будто мы не катались с ветерком по ночному городу.
— Тогда придется вести вам. — Леха с хрустом погружает в снег свои гипсовые ботфорты до колен.
— Я не умею. — Катя с сожалением оглядывает машину и открывает заднюю дверку.
— Бедная машина! — Ухмыляется Лешка и барски разваливается на переднем пассажирском сидении. Я в салоне забираюсь последним.
— Трогай, шеф! — Распоряжается Леха. Тоже мне, босс. Я поворачиваю ключ и, тяжело вздохнув, подвожу черту под обсуждением:
— Бедные вы мои пассажиры. Чтобы нам сюда не вернуться в качестве пациентов после автомобильной прогулки…
— Аминь, — весело подытоживает брат.
Пока я, не торопясь, выруливаю со стоянки. Лешка быстро осматривает кнопки и регуляторы на панели.
— Да будет тепло! — Он включает отопление салона. Изучив стопку коробочек с кассетами, горестно вздыхает. — Убожество: рэп и блатные попевки. Такие деньги и такой вкус…
— Был бы другой вкус — не было бы денег. — С заднего сиденья дарит нам афоризм Катя.
— Куда рулить, барышня? — Я уже более ли менее освоился. Машины, как люди: внешность и характер — разные, а педали одинаковое.
— На завод пластмасс. — Распоряжается Катя. Гляжу в зеркало заднего вида. Щеки у пассажирки раскраснелись, глаза блестят. Был бы бандитом или миллионером, непременно подарил ей такую же железяку. Пусть бы девушка порадовалась. Справа раздается веселое чириканье. От неожиданности я даже подпрыгиваю. И только после приземления на сиденье вспоминаю, что сижу на ожогах.
— Между прочим, нам по сотовому звонят. Снять трубочку? — Лешка вопросительно глядит на меня.
— А можно из машины маме позвонить? — Катя просто в восторге. Я начинаю сомневаться: стоит ли строить далеко идущие планы? Мне ни на машину, ни на сотовый телефон гонорарами не заработать. Разве что на пейджер и «запорожец».
— Сейчас, Екатерина Владимировна. Только со звонком разберемся. — Лешка продолжает смотреть на меня.
— Ну, его. Зачем светиться. По голосу определят, что в машине мы, а не братва и закончится наша дорога на первом перекрестке. Я же у Кускова второй автомобиль за два дня угоняю. — В отличии от брата я с опаской отношусь ко всей этой технике. Одно дело писать о достоинствах сотовой связи, совсем другое доверять ей свою жизнь.
— Не определят. Это GSM-900. Цифровой стандарт. В нем все голоса, как в допотопных фильмах про роботов. Один металл и никаких тембров. — Все знает. Не брат — ходячая энциклопедия.
— Если такой умный бери и разговаривай. — Снимаю с себя всякую ответственность. Я снимаю ответственность, а Леша трубку.
— Не успел. Уже положили. — Констатирует брат, прислушиваясь к коротким гудкам.
— Я, наконец, могу позвонить? — Кате надоело сидеть в одиночестве на галерке и она решает обратить внимание на себя.
— Конечно, Екатерина Владимировна. Сегодня все можно и совершенно бесплатно. — Лешка вытягивает трубку за пружинку провода, Катя просовывает сияющую мордашку между передними сиденьями и жалобно говорит:
— Я сама не наберу.
— Всегда к услугам! Диктуйте. — Тоже мне галантный кавалер. Минуту спустя Катя чирикает:
— Мама, привет!.. Нет, не из больницы, из машины…. Обыкновенно: по сотовому телефону!.. Нет, все нормально, я с Андреем и его братом…. Нет, машина и телефон не его. Да говорю же: все отлично, сейчас за тобой заедем и отвезем к тете Маше… Потому, что домой нельзя… Нет, все прекрасно, только за нами бандиты гоняются… Успокойся…. Конечно в милицию позвоним. Обязательно Ну, все. Жди. — Катя отдает Лешке трубку:
— Лучше бы не звонила. Мама перепугалась насмерть.
— На ее месте так поступил бы каждый. «Все прекрасно, только за нами бандиты гоняются». Эта фраза успокаивает лучше всякой валерьянки. — Снова встревает мой проклятый язык. Катя понимает, что успокоила маму не самым разумным способом, но кому хочется признавать свой прокол?
— Такой умный — взял бы да сам все объяснил. — Обижается она. Телефон снова выдает трель. Положительно, мы сегодня имеем шанс сильно «опустить» господина Кускова на оплате трафика. Лешка решительно берет трубку.
— Да, у телефона. — Он нажимает кнопочку и через стереосистему по салону разлетается могучее:
— Серж, какого х… пропал? Тебя Кусок обыскался. — Лешка морщится. У нас в семье к ненормативной лексике отношение слегка предвзятое.
— В больнице был. — Молодец: коротко и ясно. — Короче: Кусок с баксами собрался в обладминистрацию, велел тебе быстренько закругляться и рулить к нему. — Леха секунду раздумывает и решительно бросается в объятия электронного шпионажа:
— С какими баксами, в какую администрацию?
— Ты, чего там, на х…, в больнице, обкололся? Мозги не на месте? Кусок поехал перекупать вице-губернатора. Езжай и прикрой. Как там братовья и врачиха?
— Все братовья в морге, — веско роняет Лешка. Вот артист!
— Ну, O'key! Вернешься, расскажешь. — Я шепчу: «Спроси о Волобуеве».
— Как там Гена Волобуев? — небрежно интересуется Лешка.
— Раскололся, падла. Пожадничал, на х…, решил, что много берем. Собрался крышу поменять. Рыжа подрядил. Вроде как наше дело обстряпать, а сами сговорились между собой. Машину угнали на час раньше. Вроде как: нет тачки-нет дела. Рыж, сука, припрятал тачку где-то, что бы потом за вознаграждение, вроде как найти. Но Рыжа кончили. Гена не знает, куда тачку затырили. Сейчас наши Лидку поехали трясти и пацанов Рыжковских собирать. Найдем — на спагетти распустим. Денек крутой задался!
— Ладно, отбой, — Леха кладет трубку.
— Они, между прочим, за твоей Лидочкой отправились. Ты это понял? — Катя это говорит не без подначки. Мне приятна ее ревность. Но Лидку-бандитку, все же нужно выручать. Кусков ей голову развернет на 720 градусов. Причем сначала в одну сторону, а потом в другую. На этом Лидочкины психологические эксперименты закончатся навсегда.
Я сворачиваю в проулок. Через него можно срезать и выскочить к поселку короткой дорогой. Хотя, и по короткой дороге езды не меньше пятнадцати минут.
— Куда едем? — Лешку не очень устраивает неожиданное изменение маршрута.
— Катя права. Лидку Кусков не пожалеет. А у меня к ней еще вопросы остались.
— Или любовь? — Катя делает вид, что ответ ее совершенно не интересует, но в голосе чувствуется настороженность и обида.
— Или любовь. — Соглашаюсь я. Мне нравится, что Катя ревнует.
— Кстати о любви, нужно бы в милицию позвонить. Желательно, чтобы бандитов из морга забрали тепленькими, а не тогда, когда они остынут. — Лешке доставляет удовольствие нажимать на кнопочки. Была бы возможность, он в своей квартире все утыкал кнопочками и нажимал их целыми днями. — Але, милиция? — Нашептывает он интимно в трубку. — Нападение на больничный морг… Неизвестные вооруженные преступники из банды Кускова пришли за трупами. Приезжайте срочно — один не справлюсь! Кто говорит? Санитар Грищенко. Никакой белой горячки. Точно: не справлюсь. Они вооружены, а у меня только топчан и костыль.
До Лидкиного дома едем в полной тишине. Дважды проезжаем мимо работников ГАИ, нам приветливо машут руками. Кусковские машины автоинспекция знает. Хорошо, что все стекла, кроме ветрового — тонированные. Увидели бы они, кто в салоне, возможно, проявили бы к нам меньше уважения и больше интереса.
Гигантские Лидкины ворота раскрыты настежь.
— Ее дом? — Лешка указывает в сторону распахнутых створок. Молча киваю. — Проезжай мимо. — Брат прав. Сбрасываю скорость и медленно еду по улице. Во дворе, около крыльца в алых озерах лежат Лидкины волкодавы. Свежий, неубранный снег пропитан кровью. Кажется, мы у Лидочки сегодня не первые гости. Кто-то здесь уже похозяйничал.
— Заезжай за поворот. Там оставим машину. — Тихо распоряжается Лешка. Я и сам, в общем, собирался поступить именно так. В узком проулке втискиваю машину между двумя штабелями бревен. Видно здесь кто-то задумывает серьезную реконструкцию дома. Выходим из машины.
— Я с вами. — Катя решительно открывает дверку.
— Катя, посиди здесь. — Нечего ей рисковать. Одному Богу известно, что там, в Лидкином доме, поджидает нас. — Позвони маме: предупреди, что мы немного задержимся. — Андрей прав, Екатерина Владимировна. Пока вы здесь, нам спокойнее. — поддерживает меня Лешка.
— Кстати, и тебе не стоило бы никуда лазить. На костылях ты, конечно, неотразим, но гипс значительно снижает твои скоростные характеристики. Так, что постой на углу. В случае чего-подстрахуешь.
— Обломится. — Самоуверенности у моего младшего братишки хватает. — Тебе без меня скучно будет. — Спорить с ним бесполезно. Оглядываюсь на машину. Грех себя не похвалить: Volkswagen вписан в обрамление из бревен настолько удачно, что с улицы его совершенно не видно.
До ворот доходим без приключений. Около дома следы от шин, множество отпечатков ног и полная тишина. Ни звука. Дери в дом приоткрыты.
— Стань там. — Указываю Лешке за ворота. Сам, стараясь не скрипнуть досками, поднимаюсь по крыльцу. В сенях не то, что бы беспорядок, скорее последствия тайфуна средней силы. Промчался ветерок со скоростью 100 км в час и побросал на пол все, что было на стенах. Удивительно, как сами стены устояли.
В комнатах тайфун порезвился еще лучше. Лидочкина гордость — телевизор Sony уткнулся своей 72-ой диагональю в пол. По его горбатой спине пришелся удар стулом. Не стало стула и горба. И о телевизоре и о стуле Лиде придется забыть навсегда. Примерно с той же степенью деликатности здесь обошлись и с другими вещами.
Мне не очень понятен смысл подобного вандализма. Не в доме же прятали Mercedes?
— А ну-ка, стойте, дамочка. — Доносится до меня через открытые двери Лешкин голос. Быстро выбегаю из дома. У крыльца стоит Лидочка с поднятыми вверх руками. Лехин костыль упирается ей под лопатку.
— Привет. Не чаял тебя увидеть живой.
— Зачем собак убил? — она смотрит на трупы своих верных сторожей. Губы у Лидочки трясутся, холеное лицо оплыло и потеряло обычную привлекательность. Кажется, сегодняшний день, новоявленной Соньке Золотой ручке, дался очень тяжело.
— Это до нас постарались. Не ошибусь, если скажу, что к тебе в гости мальчики Кускова приезжали. — Машу Лешке, что бы он опустил свое оружие. У этой кобры ядовитые зубы жизнь повыдергала.
— Говорила дуракам: не связывайтесь с Куском. — Лида садиться на корточки рядом с телами волкодавов, ревет и гладит их, измазанную в крови, шерсть. — Не послушали, козлы. А мне куда теперь деваться?
— Запирай дом. Пошли. — Дотрагиваюсь до дрожащего плеча экс-бандитки.
— Теперь рассказывай все подробно, и будем решать: что дальше делать. — Мы сидим в уютном теплом салоне. Я и Лешка впереди, дамы сзади. Катя глядит на соседку, не скрывая антипатии. Зуб даю: они подругами никогда не станут.
— А чего это я вам должна рассказывать? — Лидочка почти кричит, обильно смачивая носовой платочек в слезах и соплях.
— Можешь не говорить. — Встреваю я. — Только с Кусковым сама разбираться будешь. На нашу помощь не рассчитывай. Я думаю, он с тобой миндальничать не станет. Что захочет-узнает и спасибо не скажет. Да и тебе его спасибо уже не понадобиться. Никогда.
— Как, впрочем, и ничье другое. Так что говорите все, что знаете. — Заявляет Лешка тоном следователя из милицейского боевика пятидесятых годов.
— Ну, недели три назад Волобуев попросил меня оформить на себя машину. Мол, чтобы с налоговой проблем не было. — Лида в очередной раз сморкается и вдруг начинает всхлипывать. — Зачем они собак?… У Гитки щенки должны были быть… — Черт понес ребенка в криминальные игры играть. Сама на волосок от смерти, а о не родившихся щенках плачет.
Мы молча ждем продолжения исповеди. Лидка собирает в свой бездонный платок еще пару литров влаги и начинает говорить.
— Штуку баксов пообещал.
— Ты же говорила, что это Валера тебя в историю с Мерседесом втравил и обещал свою Toyota подарить? — Перебиваю я Лидочку.
— Мало ли я чего говорила…
— Не мешай, пусть рассказывает. — Останавливает мое любопытство Лешка. — Продолжайте.
— Я согласилась. Тысяча на земле не валяется. Дня через три прокатил меня на новеньком Mercedes'е. Оформили, как полагается, на Гену доверенность. Волобуев пятьсот долларов отдал сразу. Еще пятьсот обещал через неделю принести. Ни у кого платка нет?
Лешка лезет в карман и достает относительно чистый платок.
— Спасибо. — Лидочка аккуратно растирает по платку черную тушь с ресниц, удивленно разглядывает угольные пятна и говорит Лешке:
— Извините. Я отстираю.
— Ладно. Давайте дальше. — Леху разгадка этого кроссворда, кажется, интересует больше, чем меня.
— Потом сидели в сауне. Волобуев, Рыжков и Гитлер с парой охранников, я и еще две девчонки. Оттянулись с кайфом. Я в парилку пошла, а там уже Гена с Валеркой устроились. Что-то обсуждали. Я задержалась у дверей: не знала войти или не мешать. А Волобуев как раз Валерке предлагал угнать машину, а потом на ней кого-то шлепнуть. Обещал двадцать тысяч долларов. Я так и не поняла: кого и за что. Они поторговались и сошлись на двадцати пяти штуках. Видно, важную шишку убрать нужно было. Меня, помню, удивило: зачем свою машину светить на мокром деле.
— Действительно — не ординарное решение! — В отличии от меня, Лешка, кажется, начал расшифровывать логику этой аферы.
— Потом, 17-го, кажется, Волобуев приехал ко мне и сказал, что на следующий день, 18 декабря я должна буду отнести в ментовку заявление об угоне Mercedes'а. И тогда же, он расплатиться со мной полностью. Я согласилась.
— Как легко зарабатываются деньги. — Вставила Катя неприязненно. Мне ее чувства понятны. Она в больнице эту за эту тысячу целый год трупы на ноги поднимает.
— Я восемнадцатого, как договаривались, приехала к Волобуеву в магазин писать заяву. — Лида пропустила Катино замечание мимо ушей. — А он мне с порога: «Все, уже ничего писать не надо. Держи деньги в руке, а рот на замке.». Отдал баксы и сделал ручкой. А я и рада. Мне с ментами лишний раз встречаться, тоже большого счастья нет.
— Некоторым радость только с бандитами по саунам шляться. — Катя не упускает возможности вставить шпильку. Я понимаю, что военный конфликт на заднем сидении стремительно назревает. Пора разводить стороны по углам.
— Заткните рот этой… А то я за себя не ручаюсь! — Лида смотрит на Катю с такой ненавистью, будто все беды сегодняшнего дня, целиком на совести сероглазой врачихи.
— Все, девушки, брэк. Мы в одной подводной лодке. Сначала спасемся, а потом займемся междоусобицами.
Катя демонстративно отворачивается.
— Так кому этот Mercedes принадлежит? — Лешку с мысли сбить невозможно. — Неужели Геннадию Георгиевичу?
— Точно не знаю. — Лида на секунду задумывается. — Нет, Волобуеву с его кошельком такую тачку не потянуть. К тому же, он ни за чтобы не позволил раскидать новый Mercedes на запчасти. — Разве его разобрали? — Это же противоречит логике. В городе подобные экзотические запчасти можно пол жизни реализовывать. А я не видел мерседесовских запчастей ни в гараже Рыжкова. Ни в Людкином авиационном ангаре.
— Сразу. За один день раскидали. Погрузили в контейнер и отправили в Москву. Каким-то Рыжковским приятелям.
— Это что, бизнес такой у Рыжкова был: воровать машины на запчасти? — Встревает Лешка.
— Нет. Обычно он со своими пацанами угонял, а потом через Гитлера хозяева машину находили. За вознаграждение. Конечно. Я так думаю, что они с Волобуевым и в этот раз хотели сыграть так же, по мелкому. Но, что-то не сложилось.
— Может, твой Валера не решился на убийство? — История приобретает все более странный оборот.
— Может быть. Хотя он такие дела уже проворачивал. Пацаны его говорили. — Лида прижимается мокрым носом к стеклу. — Я хочу курить.
— Только не здесь. — Сурово вступает в борьбу за наше здоровье Катя.
— Ладно, я не гордая. Выйду. — Лида выбирается из машины и открывает сумочку.
Ну, что же, за исключением имени нанимателя и условий оплаты она почти слово в слово повторила Лешке то, что рассказала мне. Вряд ли такой накрученный вариант можно высосать из пальца и быстро вызубрить наизусть. Скорее всего, все Лидочкины байки, на самом деле очень близки к правде.
Гляжу сквозь стекло на подрагивающую в ее пальцах длинную сигарету. Вдруг Лидочка резко срывается с места и, размахивая сумочкой, бежит к улице. Я не могу ничего понять.
— Быстро выруливай. — Командует Лешка. Окончится сегодняшний день, присвою брату звание генерал-фельдмаршал. Уж больно у него ловко получается команды выдавать. Аккуратно выезжаю из нашего укрытия. Развернуться в проулке негде. Приходится выбираться задним ходом.
— Машины. — Коротко предупреждает Катя, глядя в боковое окошко. Нажимаю на тормоз.
— Откуда едут? — Поворачиваюсь к Кате.
— Не едут. Стоят. Возле ее дома. — Не трудно догадаться с трех попыток. Кого так радостно приветствовала Лидочка, к кому бежала в поисках защиты. Почти со стопроцентной гарантией можно сказать, что к ней с визитом пожаловал вождь Третьего Рейха. Нажимаю на газ. Колеса проскакивают на ледяной горочке въезда из проулка на улицу. С воем растапливая снег, резина добирается до гравийной отсыпки и мы пулей вылетаем на проезжую часть.
У Лидкиного дома выстроилась целая колонна: большой джип, кажется Land Cruiser, две новых «волги» и красное AUDI. Лидка стоит у дверки джипа и что-то говорит, показывая то в нашу сторону, то на свой дом.
— Чего ждешь? Поехали. — Кричит Лешка. Нажимаю на педаль газа, так, что ноге становится больно. Машину бросает на скользкой дороге из стороны в сторону. Лидка, заметив алую ракету, летящую на нее по синусоидальной траектории, рыбкой ныряет в кювет. Из водительской дверки джипа выглядывает удивленная физиономия и тут же исчезает в салоне. Мы благополучно пролетаем мимо красного «немца», двух белых «волжанок». У Land Cruiser'а нас подкидывает на колдобине и Volkswagen правым крылом врезается в открытую дверку. Я инстинктивно прикрываю глаза, с заднего сиденья раздается:
— Куда едешь?
Ответить на вопрос я не в состоянии, потому, что после приземления машину разворачивает на 180 градусов. Правая нога просто приросла к педали газа. И мы, приземлившись на все четыре колеса безо всяких пауз, остановок и переходов снова, как сумасшедшие, пролетаем мимо «гитлеровцев».
— В конце улицы, если я не ошибаюсь, есть выезд на кольцевую. Было бы неплохо добраться до шоссе живыми. — Лешка сидит спокойный как Будда.
Перед поворотом немного сбрасываю скорость и довольно сносно вписываюсь в вираж.
— Они разворачиваются за нами! — Кричит сзади Катя. Ничего, нам бы до кольцевой добраться, а уж создать непроходимую пробку в условиях оживленного городского движения для меня не проблема. Плавали, знаем.
Торопливость и самоуверенность не лучшие качества для каскадера. Мне так не хочется встречаться с господином Гитлером, после того, как пятидверный джип я превратил в четырехдверную модификацию, что даже перед почти вертикальным въездом на кольцевую, я ноги с газа не снимаю. Катя визжит. Мы взлетаем в небо, как палубный истребитель и плюхаемся на брюхо в сугроб, по ту сторону кольцевой. Ничего не вижу: ни впереди, ни сзади, ни сбоку. Только одно, несущееся мимо стекол, облако снежной пыли. Чувствую, как машина по инерции движется вперед и медленно останавливается.
— Хороший прыжок, но слишком много брызг при приземлении. — Тоном знатока комментирует Лешка. — До высшего балла не дотягиваешь.
Катя, как человек поклявшийся самому Гиппократу, сначала интересуется нашим здоровьем:
— Все живы?
— Пока да. — Отвечаем с Лешкой хором.
Снежное облако опадает. Брат не зря так высоко оценил прыжок. Прокатившись метров двадцать на брюхе по целине, мы оказались на хорошо укатанном проселке. Если машина в воздухе не померла от разрыва сердца, то можно продолжить наше автомобильное приключение.
Нет, это бесспорно: создание пробок — цель моей жизни. Мы еще не добрались до толчеи городских улиц, а пробка — вот она: дымная, чадящая, веселая, приправленная возмущенными криками и нецензурной бранью. Водитель военного «Урала», наверное, впервые в жизни наблюдал полет Volkswagen'а над шоссе. От восторга юный воин нажал на тормоз. Как раз напротив въезда на кольцевую. В результате колонна Гитлера разбилась о могучий «Уральский» хребет. За «Уралом» катил «Запорожец». Он затормозил почти вовремя и, поэтому, под будкой «вояки» оказался не целиком.
Ждать ГАИ нам некогда. Предельно аккуратно выезжаю на шоссе и вливаюсь в поток машин. На скорости 60 км/час, важно и чинно покидаем место происшествия.
— Я же говорила: Андрея за руль пускать нельзя: вон чего натворил. — Катя смотрит в заднее стекло. — Та большая машина, которой мы дверку отломили, на дорогу выбирается. Выбралась. Уже за нами едет.
— Так. Опять начинаются гонки. Почему я не Шумахер?
— Андрей, не волнуйся ты так. — Подбадривает Лешка. — У тебя, на самом деле не все так уж плохо получается.
— Да. — Подтверждает Катя. — Мы же до сих пор живы. — И тут же добавляет:
— Как хорошо, что за мамой не заехали. Она хоть и русская, но не любит быстрой езды.
По мне лучше чугунные болванки на каре катать, чем остряков на Volkswagen. Ладно, пусть себе развлекаются. Возможно для них это последнее удовольствие в жизни. Плавно вывожу стрелку спидометра на отметку 130 и молю Бога, что бы он вовремя убирал с нашего пути столбы и автомобили. Джип с разбитой мордой и вздыбленным капотом отставать не желает. Я поглядываю в зеркало заднего вида. Тяжелый Cruiser лучше цепляется своими толстыми лапами протекторов за мелкую гребенку замороженного шоссе. Медленно но упорно он настигает нас. Неожиданно оживает телефон.
— Але. — Лешка без раздумий включает громкоговорящую связь.
— Ты, придурок недоношенный, если что с машиной случиться, я тебя размажу по стенке, как говно в туалете.
— Какая пламенная речь! — Восторгается Лешка.
— Теперь я знаю, кто пачкает стены в общественных уборных! Ай-ай-ай, господин Кусков! — Подпеваю я.
— Если через пять минут машина не будет у моего офиса, я из вас до заката кишки выпущу! — Металлический голосок из громкоговорителей не дает повода сомневаться в реальности угрозы. Но нам терять нечего. Мы как герой мультика: между львом и крокодилом.
— А если приедем, то через пять минут кишки выпустишь? — Лешка делает вид, что размышляет над тем, какой из вариантов выбрать.
— Козлы е….! — Телефон взрывается матом. А ведь так интимно чирикал, приглашая к разговору.
— В присутствии дам материться неприлично. — Строго выговаривает брат и прерывает связь.
Руль бьет мелкой дрожью по рукам. По нашим дорогам можно гонять только на судах с воздушной подушкой. Пол часа такого развлечения и меня можно будет использовать вместо вибромашины для укладки бетона.
Через двадцать минут гонки Land Cruiser, обнюхивая наш бампер, влетает следом за нами в город. Вот так: выехали на север, а вернулись с юга. Хотя, по большому счету, ничего хорошего в родном городе нас не ожидает. Можно было и не возвращаться.
По переулкам и подворотням пытаюсь оторваться от Гитлера и его контуженного крейсера. Как они там не замерзли в салоне без дверей? Не люди, герои! Все мои хитрости оказываются тщетными. Водитель за рулем джипа город знает не хуже меня, а водит — на порядок лучше. Создается впечатление, что с нами просто играют в догоняшки.
— Гони на Гвардейцев. — Подсказывает Лешка. А в самом деле: почему нет? Авось, попав в вотчину конкурента, да еще такого сумасшедшего, как Кусок, преследователи отстанут?
По пути к Гвардейской успеваем «словить» пару мощных пинков бампером Land Cruiser'а в «дутый» зад нашего «вагена». Видно Гитлеру Кусков позвонить забыл. Не предупредил конкурента насчет сохранности автомобиля. На автомобиль-то мне наплевать, а вот Катю пора высаживать. В такой ситуации Ей находиться на заднем сиденье не безопасно. Пара удачных «пинков» и я рискую остаться холостяком до конца жизни.
— Катюша, готовься. Скажу: прыгай — сразу выскакивай из машины.
— Что я дура. На такой скорости, на мне живого места не останется. Ни один хирург не сошьет!
— Я приторможу.
— В наш двор. — Подсказывает Лешка. Я и сам так думаю. Двор, в котором мы выросли и который бросили в угоду Лешкиной Лариске — идеальное место для проведения десантной операции. Прямо перед бывшим нашим домом четыре металлических гаража. Вокруг них дорожка, а между гаражами узкий проход, разделяющий автомобильные конурки на две пары. Если точно притормозить, то Катя исчезнет в проходе — никто и не заметит. Главное мне все правильно сделать и не спешить. Дорога скользкая, а за гаражами три толстых березы. Чуть поторопишься, обнимешь русскую березку немецкой машиной и следующий этап бегства придется преодолевать пешим порядком. С Лешкиной ногой, от Lend Cruiser'а, полного вооруженных «гитлеровцев», удрать не удастся. Это точно. А мне брата бросить — совесть не позволит.
Резко притормаживаю перед своротом во двор. Вижу слева знакомую с детства скамейку. Успеваю развернуть налево руль и мы, получив очередной удар в багажник, как бильярдный шар в лузу, катимся к заветным гаражам. Крейсер Гитлера по инерции пролетает дальше. Не скажу, что бы я спланировал сей хитрый маневр, но пока все получается идеально. Не торопясь, чтобы преследователи не потеряли меня из виду, прокатываю мимо скамейки к металлическим коробкам гаражей. Громила джип, как разъяренный носорог, врывается за нами следом. Аккуратненько, будто сдаю экзамены в ГАИ, поворачиваю за гаражи. Чуть притапливаю педаль газа.
— О, Боже! — Долетает с заднего сиденья. Оглядываюсь. Land Cruiser боком, как корабль к причалу, с размаху швартуется к березам. Сугробы, под его напором, взрываются белым облаком.
— Куда, рулишь?! — Кричит Лешка. Не глядя выворачиваю руль вправо. Снегом заваливает половину ветрового стекла и капот.
— Прыгай! — Ору я, пытаясь выехать из белого месива.
— Беги через гаражи! — Возбужденно инструктирует Лешка. У нас с ним тела разные, а мозги одинаковые.
— Я буду в больнице! — Катя хлопает дверцей и ныряет в проход между гаражами. Я отчаянно газую, но машина только глубже вязнет в сугробе.
— Все, капец. — Констатирую с отчаянием.
— Похоже. — Соглашается Лешка. — Надо рвать отсюда. — Рвать-громко сказано. Живо представляю себе, как он «рвет» на костылях в легком спортивном костюмчике. Бандиты же не знают, что это паралимпийский забег и в нем участвуют только инвалиды. Но выскочить из машины мы все равно не успеваем. Гитлер настегает нас еще раз. Тяжелый джип вышибает Volkswagen из сугроба и устраивается на нашем месте.
На тропинке между гаражами вижу Катины огромные глаза. Быстро цепляю на физиономию американскую улыбку. Но выходит, видно, не совсем то, потому что из серых глаз вываливаются две здоровенные слезинки.
— Поехали! Потом будете умиляться друг другом! Тем более, что она тебя не видит. — Лешка пихает меня костылем в плечо. Он прав: сквозь тонированные стекла нас в салоне не разглядеть.
Через минуту немецко-японский тандем снова демонстрируем чудеса слалома на городских улицах. Впереди мы на Фольксвагене с подбитой правой фарой. Немного сзади японский самурай без левой дверки, с мятым боком, забитый горячими бандитскими головами и холодным сибирским снегом.
Два поворота на красный свет и мы на Гвардейской. Здесь нас ждут. Не думаю, что Кусков рассчитывал на нашу порядочность, только знакомая «шестерка» выезжает нам навстречу следом за серебристым «BMW». Кусков сразу признает в искуроченной машине автомобиль из своей конюшни.
Мы пролетаем на встречных курсах. Сзади раздается визг тормозов и почти одновременно начинает пищать сотовый.
— Гони! — Лешка снимает трубку. — Але, центральная!.. Претензии не по адресу. Узнаете Land Cruiser? Вот эта гоп компания и испортила ваше великолепное авто. Все претензии к фюреру. Отбой.
— Куда ехать? — У меня ни одной более ли менее здравой идеи в голове нет.
— Прямо. — Хорошая мысль. Главное, идеально разрешает все проблемы. Я жму на газ. Никогда не думал, что в городе столько машин. Стояли бы себе зимой в гараже. Нет, обязательно нужно среди бела дня вылезти в центр города и раскатывать на своих драндулетах! И, главное, там, где я решил оживить свои водительские навыки. Не так уж часто я сажусь за руль: могли бы и переждать часок-другой.
Черт меня дернул свернуть вправо, на Коммунистическую. Ведь знаю, что на улица с таким названием не может привести ни к чему хорошему. Я не гляжу вперед. Все внимание на зеркало заднего вида. А в нем ничего обнадеживающего не заметно: преследователи дружно повторяют мой маневр.
— Осторожно! — Лешкин крик заставляет меня нажать на тормоз и резко крутануть руль. Удар я еще чувствую. Теряя сознание, вижу вспышку. Все. Чернота.