— Я всегда одна, — сонно доносится с дивана.
Коваль долго молчит.
Наконец, стоя над Вероникой, подводит итог:
— Тебя больше нет. Это не ты. Та спит беспробудно.
И он уходит.
Наутро он сажает Веронику в машину. О вчерашнем ни слова. Она слегка тревожится, но старается это скрыть.
— Куда мы едем?
— Я хочу представить тебя маме.
Веронике странно, о матери Коваля никогда не было речи.
Машина трогается, вторая — в некотором отдалении.
— Ты вчера не был? Я так спала, ничего не слышала.
Это проверка, она не уверена, что все помнит.
— Я был занят.
— А где живет твоя мама?
Коваль молчит. То, что они подъезжают к кладбищу, тоже странно, но, привыкнув подчиняться Ковалю, девушка покорно идет рядом.
У могилы матери Ардабьева Коваль задерживается и, поколебавшись, кладет на нее одну из трех гвоздик, которые несет.
К своей матери приходит с двумя цветками, заменяет ими прежний почерневший букетик.
— Мама, прости, одну твою гвоздику я отдал другой матери. Я чувствую, с ее сыном что-то неладно… А это Ника. Вероника. Я привез ее с твоей родины. Из Касимова. Она похожа на тебя. Как чистый родничок… Но ты все знаешь. Придется расстаться.
Вероника все поглядывает то на него, то на памятник: ей то ли смеяться впору, то ли плакать. Но не решается прервать медленный монолог Коваля.
— Я теперь долго не приду. Ты поймешь…
Коваль делает шаг назад, надевает шляпу.
У ворот Вероника нарушает молчание:
— Странно… но здесь красиво…
— Помолчим до дома, — останавливает ее Коваль.
…Туалет дискотеки.
Тот же торговец снабжает роящихся возле кабинки юных наркоманов.
Появляются и те трое в одинаковых курточках, напоровшиеся у мостика на Коваля.
— Здорово, Боря! Нам этого — вж-ж-ж, — и спрашивающий изображает пальцем винтовое движение вверх, дескать, вздернуться.
— Чтоб сказку сделать былью, — добавляет второй.
— Кончилось. Сегодня только полегче.
— Ну давай полегче. А завтра будет?
— Будет.
— Сытный стал харч. У фирмачей тянешь?
— Нет, свои научились гнать.
Долго неподвижно сидит Коваль в квартире Вероники около кровати. Затем поднимает подушку в изголовье — под ней застывшее лицо девушки.
Вероника мертва.
Рука Коваля поправляет ей волосы, закрывает глаза.
И удаляются его грузные шаги.
Коваль выходит из дома. Разжимает ладонь — ключ с брелком от двери падает в грязную лужу.
Один из «псов» в машине, другой прохаживается.
Коваль показывает, что хочет сесть за руль, телохранитель освобождает место. Оба, как обычно, намерены усесться сзади. Но Коваль рвет с места, заставляет их отпрыгнуть, разворачивается на скорости и уезжает.
…Едет где-то за городом. Темнеет. Он сворачивает на боковую дорогу, ставит машину на обочину. Кладет голову на скрещенные на руле руки и, как нередко бывает с человеком после страшного потрясения, засыпает.
Размахивая игрушечным пистолетом, к Хомутовой вбегает сын:
— Ма, го-ти, го-ти!
— Какие гости, тебе уже спать пора, маленький мой.
— Го-ти!
И тут она слышит посторонний звук, круто оборачивается.
В дверях милиция: Томин, Сажин и несколько офицеров.
Хомутова застывает.