— Говорит, из кабины не выходил, отсыпался. Но через этих мотоциклистов выйдут и на него. Думай, думай, Ваня, как выйти из положения! Если об этом узнает Костромской, от нас постараются откреститься, сдадут в одночасье.
— Не сдадут, — покачал головой Домоседов. — Не забывай, что в вертолете были Либерман-младший и Ленюк. А Костромскому без фонда и поддержки Либермана не обойтись, к тому же наши люди ему подписи собрали, а Саша Донец в Минюсте партию зарегистрировал. Костромской повязан, и если что…
— Да брось ты! Костромской личность неприкосновенная, как депутат Госдумы, а связи его знакомством с Донцом не ограничиваются.
Зазвонил телефон, Аден молча выслушал абонента и посмотрел на часы.
— Ладно, Иван, — сказал, прикрыв трубку ладонью, — ты поезжай пока, вечером я тебе позвоню. — Пожав протянутую руку, он бросил «Пропустите!» звонившему охраннику и, развалясь в кресле, закрыл глаза.
«Быкам» Сэнсэя платили по пять «штук». Сертификат качества выдавал начальник школы. Пара-тройка «быков» в случае необходимости могла дать отпор охранникам любой конкурирующей фирмы, преступным группировкам при «наездах», задержать подразделение РУОПа на время, необходимое для уничтожения улик, опасных бумаг или отхода босса за кордон. «Быки» поставлялись миллионерам, застрахованным от всех несчастных случаев. Обязанности страховых выплат в случае насильственной смерти возлагались на школу.
Начальником школы был Аден.
«Охоту» придумал не он. Может, подобное практиковалось в ЮАР или Родезии — Адена мало интересовала история. В школе как обязательное испытание перед выпуском «охоту» ввел бывший спецназовец Сэнсэй. Когда-то и его перед заброской «на территорию противника» учили убивать на «куклах». «Куклы» поставлялись тюрьмами — из «смертников». Если кто-то из них оставался в живых, то получал карту местности, сухой паек, оружие с патронами по числу спецназовцев и свободу на час. Через час начиналось преследование с применением «бэтээров» и «вертушек». Искали до тех пор, пока не находили все трупы или не убеждались, что недостающие утонули в трясине.
Учебно-тренировочную базу обеспечили полковники Ряхин и Мукосеев в глухом болотистом лесу под Белощаповом. Несколько пожелтевших строений, полосы препятствий, полигон, вышки для часовых, хорошо освещенный спортзал некогда принадлежали одной из воинских частей подмосковного гарнизона, впоследствии распоряжением министра Устинова были переданы ДОСААФ, по более поздним документам — списаны и «ликвидированы». Ряхин и Мукосеев умудрились провести через Главное управление военторга старый тягач на базе «Татры» и поисковый «Ми-2».
Спрос на «супербыков» Сэнсэя возрастал, появились клиенты из «новых русских». Некоторые платили двойную цену за удовольствие лицезреть будущих «быков» в настоящем деле.
— Кто-нибудь из них отвалит за бугор и решит написать воспоминания, — не соглашался с их допуском на кровавые зрелища Сэнсэй.
— Они берут наших «быков» не затем, чтобы те сопровождали их жен на базар, — спорил с ним Аден. — Каждому, кто готов выложить пять «штук» в месяц, нужен не просто «бык», а личный убийца.
Кровавая охота возникла два года тому назад спонтанно.
— Почему бы нам не поохотиться вместе с вашими «быками»? — предложил как-то молодой банкир Глотов (впоследствии отказавшийся от услуг «быка» и через неделю сложивший голову под пулями киллера).
Поддержка разгоряченных ромом клиентов, блеск охотничьего азарта в глазах сработали на идею.
— Ты сошел с ума! — упорствовал Сэнсэй. — Представляешь, если кого-нибудь из них ухлопают или прирежут? Ты посмотри на их жирные тела, они же через реку не переплывут, в трясине увязнут. Ни на дерево влезть, ни в гору подняться!
Тогда сработали ставки. Кажется, после предложения золотопромышленника Воронова: «По «лимону» за каждую отстрелянную «куклу»!» И тогда сомнения отпали.
— Добро! — сказал Аден Сэнсэю. — Пусть «быки» переправляют их через преграды, вступают в схватки и загоняют «кукол» в сети. Пузачам останется только нажать на курок. И тогда никому не захочется писать воспоминания, и никто не захочет избавляться от своего «быка». Они будут повязаны кровью и страхом.
По оскалу Сэнсэя Аден понял, что попал в точку.
Начиная с девяносто шестого эта «охота» была четвертой по счету. Три предыдущие принесли семьдесят пять миллионов и «повязали» сто шестнадцать самых «крутых» клиентов в различных регионах: теперь их спины прикрывали «быки» Сэнсэя, давшие подписку о готовности принять смерть в случае измены. Еще тридцать один «бык» служили не подозревавшим об «охоте» государственным мужьям, каждый шаг которых, каждая сделка, каждое знакомство с деловыми партнерами Запада или Востока, каждое пополнение старых счетов и открытие новых были теперь известны. Все данные поступали в Инфоцентр, находившийся на объекте под кодовым названием «Рудник» — далеко от Москвы. Данные подвергались тщательному анализу «спецов», создавали подлинную картину экономического и политического положения страны и позволяли упреждать маневры конституционного Президента.
Ответственность за подготовку охранников возлагалась на Адена координатором синдиката. Координатор сам назначал ему встречу и запрашивал «быков» для нужных синдикату людей, но о том, как проходят испытания в школе, и уж тем более о «кровавых играх» на миллионные ставки он ничего не знал — не снисходил до подобных мелочей. Его интересовали цифры, фамилии и факты, обработанные в «Руднике». Проценты от ставок Аден делил между школой и компанией «Раунд», уже подмявшей под себя сотни фирм, занимавшихся охраной бизнеса. С помощью этого бизнеса и верных «быков» ему удалось окрепнуть экономически, подчинив Фонд содействия предпринимательству, и политически, организовав и зарегистрировав партию «Власть и порядок». Ни президент фонда Ленюк, ни председатель партии Костромской не подозревали, что они всего лишь «крыша», видимая надводная часть айсберга, надстройка, нужная до поры до времени.
И вот теперь она могла рухнуть. Рухнуть преждевременно. Сбой был тем более досадным, что произошел по стечению обстоятельств, которые не могли быть предусмотрены никакими расчетами: с «Рудника» ушел проверенный и много знавший «спец» с дискетой, содержавшей, бесспорно, засекреченные сведения; какая-то соплячка опознала Грэма Напрасникова; застрелилась жена казначея партии Богдановича; самоуверенные, опьяненные сознанием всемогущества «быки», оставшиеся добивать последнюю «куклу», попали в объектив невесть как оказавшегося в «квадрате» репортера.
В кабинет смиренно вошли Напрасников, Сэнсэй, Мукосеев. Наученные не только убивать, но и знать свое место, Мамонт и Череп остановились у двери.
— Вы хорошо понимаете, что произошло, или мне вам объяснить? — нарушил тягостную паузу Аден.
Фрол поставил в канцелярии печать на больничный лист, забрал рентгеновский снимок, направление к участковому травматологу в поликлинику и вышел наконец в яркий весенний день с чувством, какое испытывает, должно быть, уркаган, отсидевший «пятнашку» от звонка до звонка.
— Садитесь, Фрол Игнатьевич! — крикнул Протопопов из окна бесшумно подкатившей «Волги». — Негоже с таким лицом по столице расхаживать — всех прохожих распугаете.
Выбора не было, поддерживая раненую ногу, Фрол уселся рядом с милиционером на заднее сиденье.
— Рули в Планетный, Федя, — приказал Протопопов молодому водителю.
Фрол стал смотреть на дома и на ветви деревьев, набиравшие силу. Появление следователя возле больницы его не удивило — ясно, что врач позвонил ему и сообщил время выписки. Странным показался маршрут, по которому он обычно возвращался домой: значит, его везут не в отделение?
— Чего вы хотите? — дрогнувшим голосом спросил Фрол и посмотрел на капитана.
— Хочу найти тех, кто совершил на вас разбойное нападение, и привлечь их к уголовной ответственности.
— Вы найдете, как же, — криво усмехнулся Фрол. — Вы заказных убийц не ищете, маньяков-насильников, у вас морги неопознанными трупами переполнены!
Капитан поиграл желваками, но сдержался. Машина свернула с проспекта на Балтийскую улицу.
— Послушайте, — заговорил Фрол, — а может, я по пьянке эту сумку в автобусе или в метро оставил, а? То, что она была со мной, когда я вышел из редакции, — помню, а дальше… Помню только, что на время банкета оставлял ее в триста пятой комнате у Хижняка, он мне перед уходом дверь открыл.
Протопопов удивленно вскинул брови:
— Да?.. Я так не думаю, Неледин. На каждой остановке водители напоминают не забывать свои вещи, да и пассажир нынче бдительный пошел — попробуйте забыть целлофановый кулек с буханкой хлеба. И потом, вы эту сумку, почитай, семь лет проносили — три в институте, четыре в редакции, — так что пьяный, трезвый, а не почувствовать не могли. Ну, разве что совсем в умат, только, по анализу крови, выпили вы не очень много — полбутылки водки примерно. Так, нет?
Фрол вспотел. Уже не оставалось сомнений, что Протопопов успел узнать о нем все и вел дело по какой-то одному ему ведомой колее, держа фигу в кармане — до конца своих подозрений не высказывал, выдавал в час по чайной ложке, порождая в душе Фрола все большее смятение, и постепенно, исподволь, переводя его из пострадавших в подозреваемые. Знал про незаконченный институт (впрочем, это было в его личном деле) и даже про количество выпитого на дне рождения Палехиной. Вот, значит, какого анализа крови они дожидались, прежде чем выкинуть его, покалеченного, на улицу!
«Волга» свернула в Планетный проезд и притормозила у второго дома, где снимал квартиру Неледин. На скамейке возле подъезда сидели сержант милиции, участковый инспектор, дворничиха, квартирная хозяйка Марья Семеновна и двое соседей — мужчина и женщина, которых Фрол видел мельком и по именам не знал.
— Выходите, Фрол Игнатьевич, приехали, — распорядился Протопопов.
Шесть пар глаз смотрели на них с подозрением, сочувствием, любопытством. Опираясь на клюку, Фрол выбрался из салона, кивнул хозяйке. Та всплеснула руками, проговорила: «Батюшки-святы, это кто ж тебя так отделал-то?!», потряхивая золотыми сережками в розовых, как у свиньи, ушах; Марья Семеновна торговала на Тишинке творогом перекупщиков, Фрол ездил туда раз в месяц расплачиваться за квартиру, но никогда у нее не отоваривался и вообще хозяйку не любил за внезапные «ревизии», которые она устраивала даже по ночам — одним из условий было «посторонних в дом не приводить». Фрол на это пошел, хотя, казалось бы, какое ей до этого дело, но брала она дешево, и пришлось законным правом поступиться. Теперь он вдруг подумал, что она во всем виновата: будь он свободным, приволок бы Нинку к себе, а не пер бы с ней к черту на рога.
— Поднимайтесь, Фрол Игнатьевич. Ключи у вас с собой?
Последний вопрос был явно лишним, ключи значились в больничной описи.
— Что все это значит?
— Поднимитесь к себе в квартиру.
Фрол вошел в узкий, провонявший кошками подъезд девятиэтажки, налегая на трость, стал медленно подниматься по ступенькам на второй этаж. На площадке задержался, заглянул в почтовый ящик, но там было пусто. Вся процессия молча двигалась за ним. С нарастающим волнением он преодолел еще несколько ступеней, остановился перед обитой дерматином дверью своей чужой квартиры: она была опечатана.
Капитан опередил его, сорвал пломбы:
— Прощу, открывайте.
Фрол постоял на резиновом коврике, вставил нужный ключ в верхний замок. Из распахнутой двери едко пахнуло мастикой для паркета — натирал в прошлую субботу.
— Входите.