- Я тоже примерно так думаю, - сказал Карелла.
- Вот и хорошо. А теперь предположим, что он убил того, на кого охотился, тогда, как мне думается, нам следует...
- А если нет, тогда что, Мейер?
- Что - нет?
- Ну, если он не попал в того, кто ему был нужен.
- Этот вариант я тоже продумывал, Стив, но я исключил его. Мне это пришло в голову где-то посреди ночи. Господи, подумал я, а что если он охотился за тем, кто остался жив? Тогда нам нужно было сразу же поставить охрану ко всем, кто был в лавке. Но подумав, я все-таки исключил этот вариант.
- Честно говоря, я тоже, - сказал Карелла.
- А как ты пришел к этому выводу?
- Я рассуждал так, - сказал Карелла, - помещение магазина можно разделить на три части: это два прохода между полками и высокая стойка, за которой сидел Феннерман. Если бы убийце нужен был сам Феннерман, он сразу бы и пристрелил его за стойкой. Если же ему нужен был тот, кто находился в дальнем проходе, где были трое уцелевших покупателей, то он стал бы стрелять в ту сторону. Но как мы знаем, он вошел в лавку и тотчас начал стрелять в направлении ближайшего к нему прохода, а во втором проходе не пострадал никто. Отсюда можно сделать вывод, что его жертва мертва. А, значит, Мейер, он своего добился.
- Но тут нужно учесть еще кое-что, Стив, - сказал Мейер.
- Что именно?
- Мы ведь пока не знаем, за кем он охотился, поэтому нам придется задавать самые различные вопросы близким погибших. Но, Стив, нужно помнить о...
- Да, я это знаю.
- Что?
- Среди убитых была Клер Таунсенд.
Мейер кивнул.
- Это означает, - сказал он, - что именно Клер могла быть тем человеком, за которым он охотился.
Человека в костюме из индийской ткани звали Гербертом Лэндом.
Он преподавал философию в университете, расположенном на самой окраине полицейского участка. Он частенько заглядывал в магазин "Книгочей", поскольку это было совсем рядом с университетом и там можно было отыскать подержанные издания Платона или Декарта по вполне доступным ценам. Лэнд стоял первым от входа, когда убийца ворвался в магазин и открыл огонь. Он был убит наповал.
"Герберт Лэнд... умер на месте происшествия".
Лэнд проживал в дешевой новостройке в довольно близком пригороде под названием Сэндс-спит. Он жил здесь вместе с женой и двумя детьми. Старшему исполнилось шесть лет, младшему - три года. Вдова Герберта Лэнда, которую звали Вероникой, оказалась женщиной двадцати восьми лет. Мейер и Карелла с первого же взгляда поняли, что она ждет третьего ребенка. Она показалась им женщиной довольно заурядной внешности. Синеглазая шатенка, среднего роста, она стояла в дверях дешевой квартиры со спокойным достоинством, которое мало вязалось с залитым слезами лицом и покрасневшими от бессонной ночи глазами. Она довольно спокойным тоном спросила у них, кто они такие, потом попросила предъявить документы, стоя при этом в классической позе беременной женщины, выставив вперед огромный живот и придерживаясь руками за поясницу. Голова ее при этом была гордо запрокинута назад. Внимательно изучив их удостоверения и служебные жетоны, она коротко кивнула и пригласила их войти.
В квартире царила неожиданная тишина. Вероника Лэнд объяснила это тем, что ее мать забрала детей на несколько дней к себе. Дети пока еще не знают о том, что отец убит. Ей, естественно, придется сказать им об этом, но для этого их нужно как-то подготовить к столь ужасному известию, а пока что она и сама никак не может примириться с этим фактом. Все это она говорила тихим и вроде даже спокойным голосом, но глаза ее все время были полны слез, готовых вот-вот прорваться наружу, и детективы старались разговаривать с ней как можно осторожней и деликатней, лишь бы не допустить этого. Она с трудом опустилась на жесткий стул, придерживая рукой свой огромный, как гигантская грелка, живот. При разговоре она не спускала глаз со своих собеседников. У Кареллы создалось впечатление, что она внимательно вслушивается в каждое слово еще и потому, что разговор этот помогает ей удержаться от рыданий.
- Сколько лет было вашему мужу, миссис Лэнд? - спросил Мейер.
- Тридцать один год.
- Он преподавал в университете, правильно?
- Да, он преподавал там. Он был младшим преподавателем.
- И каждый день он приезжал сюда, в Сэндс-спит?
- Да.
- В котором часу он обычно выезжал из дому, миссис Лэнд?
- Он шел на поезд к восьми семнадцати.
- А машина у вас есть, миссис Лэнд?
- Есть.
- Но муж ваш предпочитал ездить в университет на поезде?
- Да. У нас ведь всего одна машина, а я... ну, вы сами видите, что я жду ребенка. И поэтому Герби... Герби считал, что машина мне нужнее. Ну, понимаете... в случае...
- А когда вы ждете рождения ребенка, миссис Лэнд? - спросил Карелла.
- Он должен родиться в этом месяце, - ответила она. - Точно трудно сказать, но предполагают, что где-то в этом месяце.
Карелла понимающе кивнул, и в доме снова воцарилась тишина.
Мейер смущенно кашлянул.
- А не можете ли вы сказать, миссис Лэнд, в котором часу этот поезд, что отходит отсюда в восемь семнадцать, прибывает в город?
- Я думаю, что часам к девяти. Первый из семинаров, которые он там вел, начинался в половине десятого, так что он должен был успеть добраться от вокзала в центр. Да, поезд приходит примерно в девять часов.
- Он преподавал философию?
- Да, он работал на кафедре философии. Но практически он вел семинары и по философии, и по логике, и по этике, и по эстетике.
- Понятно. Миссис Лэнд, скажите, а не проявлял ваш муж... какого-либо беспокойства в последнее время. Не упоминал ли он в разговорах с вами о чем-нибудь таком, что могло бы...
- Был ли он чем-либо обеспокоен? Как это понимать "обеспокоен"? спросила Вероника Лэнд. - Господи, конечно же, он был обеспокоен своей довольно низкой заработной платой, обеспокоен он был и тем, что нам приходится выплачивать квартирную ссуду, беспокоило его и то, что у нас на всех одна-единственная машина, да и та грозит рассыпаться окончательно в любой момент. А вы спрашиваете, беспокоило ли его что-нибудь? Я просто не понимаю, что вы подразумеваете под словом "беспокойство"?
Мейер с Кареллой быстро переглянулись. Им обоим было совершенно ясно, что напряженная обстановка в комнате может в любой момент прорваться. Вероника Лэнд держала себя в руках буквально из последних сил. Но она, заметив их смущение, тяжело вздохнула.
- Простите, - сказала она уже совершенно другим тоном, - просто я никак не могу понять, что именно вы подразумеваете под "беспокойством". Она, кажется, сумела справиться с собой и сейчас в ее тоне не было и тени истерии. - Простите, - добавила она.
- Ну, видите ли... не было ли... не было ли у него каких-нибудь врагов или недоброжелателей, словом, вы понимаете, о чем я спрашиваю?
- Нет, никаких врагов у него не было.
- А среди его коллег по университету не было ли людей, с которыми он ссорился или... в общем, я и сам не знаю, что там могло быть... какие-нибудь серьезные неприятности по службе?..