Цюрих, Швейцария
Понедельник — вторник, 10–11 марта 2008 года
У двери номера Итана и Кейт стоял частный охранник в форме.
— У вас здесь какое-то дело, сэр? — спросил он на швейцарском диалекте немецкого.
Мэллой сказал, что хотел бы повидаться с мистером и миссис Бартоломью.
— Ваше имя?
— Ти-Кей.
Охранник постучал в дверь, не отрывая глаз от Мэллоя. Дверь открыл улыбающийся Итан.
— Это свой, — сказал он охраннику, а Мэллоя пригласил пройти внутрь: — Входите, входите. Мы уже начали волноваться, не случилось ли чего.
Мэллой вошел в номер и увидел сидящую на кровати Кейт. У нее на коленях лежал набор из трех метательных ножей. У стены напротив стоял истыканный ножами лист толстой фанеры в форме человеческой фигуры. Кейт взяла один из ножей и с улыбкой предложила:
— Не хотите попытать счастья?
— Не советую, — предупредил Итан. — Она просто хочет содрать с вас денежки.
— Наверное, соседи вас просто обожают… — покачал головой Мэллой.
— По обе стороны от нас живут охранники, — сообщил ему Итан. — За свои неудобства они хорошо получают. Выпить хотите?
— Спасибо, но я в обед выпил пива, а потом проспал остаток дня.
— А мы на лекарствах, совсем ничего не пьем, — сказала Кейт и один за другим метнула в мишень все три ножа, пользуясь попеременно правой и левой руками. Только тот нож, который она бросила левой рукой, попал в фанерную фигуру не в зоне смертельных ударов.
— Хотите апельсинового сока? — предложил Итан.
— От сока не откажусь, — кивнул Мэллой.
— Есть новости? — спросила Кейт.
— Кое-что есть, — ответил Мэллой и, заметив интерес в глазах друзей, добавил: — Сначала хорошая новость. Джош перенес операцию без осложнений. Завтра вылетает домой.
— А о Джиме что-то известно? — спросил Итан.
Мэллой нахмурился.
— Джим был мертв уже в тот момент, когда Чернова звонила нам насчет сделки.
Кейт и Итан перестали улыбаться.
— Насколько я могу судить, Чернова или кто-то из ее подручных увезли Джима в какую-то квартиру и там записали его голос, заставив его просить меня о помощи. Чернова устроила засаду позади бара и позвонила Джошу. Когда я с ней говорил, она уже была на крыше.
— Думаете, Джим ей сказал, где мы прячемся? — спросил Итан.
— Джим, скорее всего, понятия не имел, где мы находимся. Без GPS он не мог ориентироваться. Скорее всего, Чернова определила наше местонахождение, следя за моим сотовым.
— Откуда у нее ваш номер? — удивилась Кейт.
— Из мобильника Дейла. У него в адресной книге было всего два телефона, и один из них — в Америке. Она взломала сеть провайдера и нашла номер — точно так же, как Дейл обнаружил тот сотовый, который мы сочли принадлежащим ей.
— Надеюсь, вы сменили мобильник, — сказала Кейт чуть шутливо.
— Не менял до тех пор, пока не использовал прежний как приманку. Я вынудил Чернову отправиться за мной.
Реакция супругов получилась предсказуемой: изумление, в первый момент — недоверие, а потом, когда Мэллой рассказал им о захвате Черновой, — невероятное облегчение. И все равно они не могли поверить в случившееся, пока Мэллой не рассказал им в подробностях все — от того момента, как он связал Чернову и оставил в купе, где ее затем арестовали немцы, до того, как была найдена ее машина, откуда оперативники Джейн забрали мобильник и портативный компьютер. При упоминании о ноутбуке Черновой Итан поинтересовался, нет ли в нем файлов, которые могли помочь выйти на Джека Фаррелла. В конце концов, именно за этим все они изначально направились в Гамбург.
— Думаю, вполне можно предположить, что Джек Фаррелл был мертв уже в тот момент, когда Ирина Тернер вылетела из Нью-Йорка, — вздохнул Мэллой.
— О чем вы говорите? — ахнула Кейт.
— Мы гонялись за призраком.
Итан заерзал на стуле.
— А я считал, что есть доказательства того, что Фаррелл побывал в барселонском аэропорту, а потом — в отеле «Ройял меридиен». Фотографии, отпечатки пальцев, ДНК…
Он посмотрел на жену, ища у нее поддержки. Все это они слышали в выпусках телевизионных новостей.
— Ирине Тернер потребовалась дублерша кое в каких эпизодах, в частности для банковских переводов, а уж ДНК и отпечатки — это не проблема.
— Но как она… — Итан замолчал.
Если взять образцы различных веществ из человеческого организма и отрезать пальцы, не так уж трудно оставить следы, которые затем обнаружат полицейские на месте расследования. Ирина Тернер активно защищала свою версию происшедшего, и все решили…
— Но зачем нужно было все обставлять так, будто Джек Фаррелл бросился в бега? — спросила Кейт. — Не понимаю, какой в этом смысл.
— Человек, нанявший Чернову, услышал об инициированном мной расследовании под эгидой SEC и решил заткнуть Фарреллу рот, пока тот не успел сболтнуть лишнее. Он организовал все так, чтобы Ирина Тернер присвоила где-то четыреста шестьдесят миллионов долларов. При этом создавалась видимость, что растратчик — Джек Фаррелл, который сбежал с деньгами. После налета полиции на «Ройял меридиен» давление усилилось, и тот человек, который помог начать расследование против Фаррелла, послал меня в Европу, чтобы я сделал все возможное, дабы Фаррелл испарился.
— Вы хотите сказать, что тот, кто нанял Чернову, знал о вашем участии в этом деле еще до того, как исчез Фаррелл? — удивился Итан.
— Они знали о том, что с этим связаны мы трое. Насколько я понимаю, мы были мишенями для убийства — помните, Олендорф обмолвился насчет ликвидации сразу нескольких человек?
— Но это было… два с лишним месяца назад!
— Первый этап заключался в том, чтобы Ирина Тернер оказалась в нужном месте. Она была тем самым «специалистом», в котором нуждалась Чернова. Тернер перевела деньги в оффшорную зону, а потом, по всей видимости, убила Фаррелла. Затем последовал фальшивый перелет, а после этого настал черед публичных заявлений. Сорвавшийся налет полиции на «Ройял меридиен» стал приманкой, призванной вытянуть нас в Гамбург.
— Но почему было попросту не найти вас в Нью-Йорке, а нас в Цюрихе?
— Если бы всех нас убрали в Гамбурге, мои люди стали бы утверждать, что ничего не знают о том, чем я там занимался, но было известно, что я на задании, а это само по себе — ответ на многие вопросы. Если бы кто-то застрелил меня в Нью-Йорке — или если бы меня просто сразил инфаркт, — это вызвало бы определенный интерес к роду моих занятий, что могло вывести на Фаррелла и Роберта Кеньона, на Совет паладинов. Цель была — положить конец любым расследованиям, а в Нью-Йорке моя смерть привлекла бы внимание.
— Но кто мог узнать, что вы начали расследование финансовых афер Фаррелла? — спросила Кейт.
— Я наводил справки о Роберте Кеньоне. В ряде случаев я нанимал людей для проверки некоторых адресов или для того, чтобы они раздобыли определенные документы. Очевидно, убийца Кеньона догадался, чем я занимаюсь, и решил, что Фаррелла мне отдавать нельзя.
— Джанкарло уговаривал меня отступиться. Он сказал, что, если я не остановлюсь, он не сможет защитить Итана и меня.
— Когда у вас был такой разговор?
— Несколько недель назад. На вечеринке.
— Примерно в то самое время, когда исчез Фаррелл… — Мэллой задумался. — Значит, он отговаривал вас ехать в Гамбург…
— Он не знал, что мы туда соберемся.
— Может быть, он пытался прощупать почву. Хотел узнать, не связано ли мое расследование с убийством Роберта Кеньона.
Кейт сдвинула брови, но ничего не сказала.
— Но откуда им знать, что мы с вами знакомы? — спросил Итан.
— Елена Чернова работала на Джулиана Корбо — в то самое время, когда мы с вами его взяли. Она знала наши имена, возможно, какую-то информацию общего характера. Раньше я предполагал, что паладины наняли Чернову для того, чтобы убрать нас, но вполне вероятно, что она сама сообщила им кое-какие оперативные данные обо мне еще до того, как устроила нам ловушку в Гамбурге. Это могло означать, что Чернова связана либо со всеми теми, кого мы разыскиваем, либо с некоторыми из них. Она не просто киллер по контракту.
— Я не понимаю, — сказал Итан. — Если Джека Фаррелла нужно было убрать, потому что он слишком много знал, зачем понадобилось убивать еще и нас?
— Не только Фаррелл знал о том, что нас интересует. Скорее всего, Олендорф мог вывести нас на убийцу Роберта Кеньона, и я думаю, что правду знают Джанкарло и Лука Бартоли. То есть мы должны признаться, что Итан с самого начала оказался прав. Паладины или хотя бы кто-то из них могли быть причастны к убийству Кеньона.
— Паладинов девять, — напомнил Итан.
— Олендорф представлял четверых: Йоханнеса Дикманна и еще троих основателей ордена. Стоит убрать их из уравнения, и остаются Джек Фаррелл, его отец, Роберт Кеньон, Хуго Олендорф, Джанкарло и Лука Бартоли — и все они были в деле на момент гибели Роберта Кеньона. В данный момент в живых не осталось никого, кроме Луки и Джанкарло.
— Мы не знаем наверняка, что Джек Фаррелл мертв, — заметил Итан.
— Фаррелл был бизнесменом. Насколько я понимаю, он занимался по большей части отмыванием денег и подстраиванием банкротств вместе с Джанкарло. Не думаю, что он способен организовать то, что с нами случилось в Гамбурге.
— Вот почему он нанял Чернову.
Мэллой пожал плечами.
— Что ж, это не исключено — по крайней мере, до тех пор, пока мы не обнаружим труп Фаррелла.
— А что насчет еще двоих паладинов? — спросила Кейт.
— Кеньона сменил Дэвид Карлайл. Два года спустя, после смерти отца Джека Фаррелла, в совет вошла Кристина Фоулькес. Полагаю, Карлайл вполне мог быть в деле. Смерть лорда Кеньона ему кое-что дала, а вот Кристине Фоулькес… сомневаюсь. Я ее ставлю в один ряд с Дикманном и тремя берлинскими важными персонами — они вряд ли причастны к криминальной деятельности.
— Что нам известно о Карлайле? — осведомилась Кейт.
Мэллой обреченно развел руками.
— Этот человек — настоящий призрак. У него имеется постоянный адрес в Париже — апартаменты в центре города, но он там не бывает. Никогда. Время от времени в квартире проживают разные люди, туда регулярно приходит горничная, порой кто-то наведывается забрать почту и пополнить запас продуктов в холодильнике, но никто, включая домовладельца, ни разу в глаза не видел мистера Карлайла.
— О нем кое-что говорится в ежегодных отчетах, составляемых паладинами, — сказал Итан. — Я видел его фотографии и краткое изложение его деятельности. Кроме этого, я ничего о нем не нашел.
— А я читал несколько финансовых документов, — кивнул Мэллой, — кое-что разузнал о его жизни по американскому паспорту, но никакой информации, из которой можно было бы делать определенные выводы, нет.
— Что мы знаем о его прошлом? — спросила Кейт.
— Очень мало. Одни кости, как говорится, никакого мяса. Он родился и вырос в Ливерпуле. В юности подрабатывал в доках, потом поступил на службу в армию. Близких родственников нет в живых, с двоюродными братьями и сестрами не виделся с детства. Одноклассники его даже вспомнить не могут или не хотят — то ли он в школе так всех пугал, то ли был на редкость незапоминающейся личностью. А те, кто его все-таки помнит, говорят, что и того и другого было понемногу.
— Он шесть лет прослужил в SAS,[40] — добавил Итан.
— Да. Его сослуживцы говорили моим осведомителям, что он был одиночкой. Еще рассказывали, что в своем деле он показал себя профессионалом, но, с другой стороны, в SAS только таких и берут. После того как он оттуда ушел — кстати, при каких-то подозрительных обстоятельствах, насколько я понимаю, — он, образно выражаясь, на несколько лет исчез с экрана радара. Ни постоянной работы, ни путешествий, ни контактов со старыми приятелями. Обычно это говорит о какой-то криминальной деятельности… или о жизни на улице. Затем его паспортные данные всплывают в тот момент, когда он начинает наведываться в Африку и Южную Америку и работает на охранное агентство, связанное контрактами с несколькими крупными нефтяными компаниями.
— Наемник? — спросил Итан.
— Это называется «охранник», но порой на таких должностях люди с хорошими рекомендациями могут получать от шестисот до тысячи долларов в день. В общем, так продолжалось два года, а потом Карлайл начал ездить на Балканы — и притом в такое время, когда туда носа бы не сунул любой здравомыслящий человек. Примерно тогда же там находился Роберт Кеньон. Поскольку Карлайл служил под командованием Кеньона во время войны на Фолклендах, они и на Балканах могли действовать вместе, но одному Богу известно, чем они там занимались.
— Роберт скупал картины и старинную мебель, — сказала Мэллою Кейт.
Мэллой улыбнулся.
— Более чем вероятно, что Роберт работал на английскую разведку. Мы знаем, что его дед по материнской линии был после войны оперативником английской разведки. На самом деле именно он отвечает за организацию ордена рыцарей Священного копья в качестве прикрытия разнообразных видов деятельности, ведущейся за железным занавесом. Лорд Кеньон на Балканах мог скупать и продавать антиквариат, но поверь мне, Кейт: это не единственное, чем он там занимался.
Кейт молча смотрела на него.
— Много лет подряд никто в Европе не желал иметь ничего общего с Балканами, — продолжил Мэллой. — По крайней мере, официально. Поэтому людей туда посылали под прикрытием. Паладины снабжали этот регион гуманитарной помощью — замечательная ширма для тех, кто ведет тайную деятельность.
— Думаете, Карлайл скрывается из-за чего-то, что случилось на Балканах? — спросил Итан.
— Возможно, но по-настоящему опасные люди либо уже мертвы, либо сидят за решеткой. Я более склонен думать, что он в союзе с Черновой. Некто вроде киллера-партнера. Может быть, он также снабжает ряд регионов оружием и наемниками. По крайней мере, это в его духе.
— Но Карлайл мог работать и не на Кеньона, — пожал плечами Итан. — Не исключено, что он работал на другую сторону.
— Этим могло бы объясняться, почему Карлайл прячется, но не его связь с паладинами.
— Похоже, Карлайл тот человек, с которым нам стоит побеседовать, — сказала Кейт.
— Когда мы начали расследование в прошлом году, я помимо Джанкарло и Луки Бартоли рассматривал три кандидатуры: Джека Фаррелла, Хуго Олендорфа и Дэвида Карлайла. Было множество причин выйти на Фаррелла, но теперь, по всей видимости, в живых остался только Карлайл. Значит, если мы сможем его разыскать, у нас найдется тема для разговора!
Итан посмотрел на Кейт.
— Джанкарло может знать, где он. Почему бы не попытаться спросить?
— Но вероятно, он просто мечтает подсказать Карлайлу, как найти нас…
Мэллой улыбнулся и покачал головой.
— Не думаю, что это такая уж хорошая мысль — после всего, что случилось в Гамбурге.
— И что же нам делать? — спросил Итан.
— Залечивать раны, — сказал ему Мэллой. — Ждать. Искать какую-нибудь свежую информацию из ноутбука Черновой, а его привезут завтра. Если она связана с Карлайлом, такие сведения там будут. Надо все сделать быстро, тогда мы, возможно, сумеем разыскать этого парня, пока он еще не успеет уйти в подполье. А пока не стоит дразнить Джанкарло и Луку, если ты, Кейт, не желаешь спросить их напрямую, причастны ли они к гибели Роберта.
— Это исключено, — упрямо проговорила Кейт. — Они не могут быть в этом замешаны.
— Ты хочешь узнать, что произошло, — возразил Мэллой, — а у них есть информация…
— Они — моя семья, Ти-Кей.
— Как раз в семьях и происходят самые жестокие конфликты.
— Этот вариант не годится.
Мэллой посмотрел на Итана в поисках поддержки, но понял, что тот ему не союзник.
— Тогда мы найдем Дэвида Карлайла, — сказал Мэллой.
Цюрих, Швейцария
Вторник, 11 марта 2008 года
Вернувшись в гостиницу, Мэллой позвонил из номера Гвен. В Нью-Йорке был поздний вечер, но Гвен сразу взяла трубку — похоже, ждала его звонка. Он сказал ей, что пока точно не знает, но, скорее всего, будет дома через несколько дней, поскольку ниточек у него остается все меньше. Гвен призналась, что ужасно скучает по нему. Мэллой ответил, что тоже очень соскучился, и, когда он это говорил, сам почувствовал, как ему одиноко. Так приятно было произнести слово «дом».
Положив трубку, он расстелил постель, но решил, что спать еще рано. Ночи и дни перемешались. Откупорив бутылку скотча «Харт бразерс», похищенную из посольства, он стал просматривать файл с информацией о Хуго Олендорфе, который скопировал из компьютера Дейла.
Дейл Перри, несомненно, нашел Олендорфа через одного из своих осведомителей, кого-то из уличной шпаны. Наблюдая за встречами Олендорфа с Ксено, Дейл заключил, что бывший прокурор в чем-то замешан, но не смог выяснить, в чем именно и насколько сильно. Поэтому Дейл продолжал следил за Олендорфом на протяжении нескольких месяцев. Он проверил все организации, к которым Олендорф имел касательство, включая и рыцарей Священного копья, изучил его деятельность в качестве представителя Йоханнеса Дикманна и трех берлинских важных шишек, которые летом тысяча девятьсот шестьдесят первого года помогли с организацией ордена. Но, несмотря на то что Дейл потратил на расследование почти тысячу часов, он раскопал слишком мало такого, чего не знал Мэллой.
Орден рыцарей Священного копья обрел свои очертания под руководством сэра Уильяма Сэвиджа, англичанина, проживавшего в Берлине в первые годы холодной войны. Сэр Уильям был вице-президентом крупной строительной компании, но, судя по нынешним сведениям, на самом деле работал на британскую разведку. Как только Западный Берлин обнесли стеной, сэр Уильям уговорил одного из своих ключевых оперативников, германского аристократа и бывшего офицера СС по имени Йоханнес Дикманн помочь в основании организации сопротивления на тот случай, если произойдет нечто непредсказуемое. Дикманн предложил рекрутировать несколько человек, занимавших в городе важные посты, которые могли бы повлиять на общество в вопросе необходимости освобождения Западного Берлина. Используя этих людей в качестве лидеров PR-кампании, Дикманн и Сэвидж постепенно набирали агентов, способных проникать в Восточную Германию и проводить тайные операции, опираясь на полукриминальный элемент или просто разочарованных граждан. За годы напряженность пошла на убыль, и деятельность под руководством сэра Уильяма распространилась на другие страны восточного коммунистического блока. Поначалу все операции, вне всякого сомнения, спонсировались британской разведкой, но в дальнейшем сэр Уильям и его товарищи-паладины приложили усилия к тому, чтобы создать финансовую базу за счет корпоративных пожертвований, которые были легальными только отчасти. К восьмидесятым годам паладины установили сложные, но довольно-таки теплые взаимоотношения с рядом главных криминальных структур в Европе.
Принимая во внимание то, что в совете заседали девять паладинов и каждый обладал правом голоса, орден практически с самого начала стал независим от сэра Уильяма. На самом деле к работе в совете Сэвидж привлекал друзей и родственников, начиная с супругов своих дочерей, отцов Джека Фаррелла и Роберта Кеньона и двух итальянских бизнесменов, с которыми его связывала давняя и крепкая дружба, — Джанкарло Бартоли и его отца.
Ко времени объединения Германии лорд Кеньон представлял в совете интересы сэра Уильяма. После его смерти Роберт занял место своего деда и обрел все полномочия паладина. К моменту, когда в организацию вошли Лука и Джек Фарреллы, мир сильно изменился. Коммунистическая угроза растаяла, и паладины отреагировали на это, изменив назначение ордена рыцарей Священного копья. Но вот что не менялось — по крайней мере, до времени гибели Роберта Кеньона — это система управления орденом. Фракция сэра Уильяма, изначально имевшая пять голосов, приобрела еще четыре голоса Йоханнеса Дикманна, и эти люди стали распоряжаться всеми делами ордена, большими и малыми. Это означало, что до тысяча девятьсот семьдесят седьмого года паладины санкционировали только такую деятельность, которая была, хотя бы частично, связана с интересами британской короны.
Но эта динамика изменилась, как только в совет вошли следующие двое паладинов. Дэвид Карлайл и Кристина Фоулькес не присягали на верность ни той ни другой фракции. Это давало им возможность заключать временные альянсы то с Олендорфом, то с Бартоли. Возникало большое искушение представить себе, что смерть Кеньона была связана с каким-то внутренним конфликтом между паладинами, но Мэллой не нашел тому подтверждения. Похоже, организация получала непосредственный доход от значительной части черного рынка по всей Европе. С этим спорить не приходилось. Но Мэллой не мог понять, происходили ли какие-то распри в совете ордена.
Пока что выводы были таковы. Во-первых, у Хуго Олендорфа имелся доступ (если не возможность полного контроля) к множеству криминальных элементов. Это были люди, готовые участвовать в заказных убийствах в качестве подручных одной из самых прославленных наемных убийц Европы. Дэвид Карлайл, контактировавший с наемниками и, возможно, с политиками в разных странах, наверняка был способен заниматься транспортировкой оружия, наркотиков и наемных солдат. Джек Фаррелл, как до него — его отец, вместе с Джанкарло Бартоли вел операции по обе стороны Атлантики — иногда легально, а иногда вовсе нет.
И наконец, Кристина Фоулькес. Странная персона. Некогда знаменитая светская львица, войдя в совет паладинов, Фоулькес словно бы отреклась от всякой публичности. Точно так же, как и в случае с Карлайлом, в ежегодных отчетах можно было увидеть ее фотографии, почитать о ее деятельности на благо ордена, но никто не встречался с ней лично. А это значило вот что: либо паладины лгали насчет ее деятельности, либо она путешествовала по подложным документам. Дэвиду Карлайлу псевдонимы были необходимы, но зачем это нужно Кристине Фоулькес, Мэллой пока понять не мог.
Проглядев краткие отчеты Дейла Перри, Мэллой предпринял поиск файлов, посвященных Кристине Фоулькес, Дэвиду Карлайлу, Джанкарло и Луке Бартоли, а также бездействующим паладинам, которых в совете представлял Хуго Олендорф: Йоханнесу Дикманну, Саре фон Виттсберг, леди Маргарите Шоулз и Энн Мэри Вольф, носившей высокий титул Дамы. Он напал на золотые прииски информации, но, как и на настоящих приисках, чтобы докопаться до золота, сначала нужно переработать тонны камней и грязи. В пять часов утра, когда Мэллой уже собирался закончить работу, он вдруг наткнулся на серию фотографий Дэвида Карлайла. Он был заснят во время встречи с Хуго Олендорфом в Париже в две тысячи пятом году.
Поскольку фотографии оказались довольно новыми, лицо на них немного отличалось от снимков из отчетов, которые паладины публиковали каждый год, Мэллой скопировал их на флешку вместе с рядом файлов общего характера, посвященных ордену. Он подумал, что большая часть этой информации есть у Итана, но решил, что не будет большого вреда, если он все продублирует. Мэллой надеялся, что когда он утром получит сообщение от Джейн, там будет нечто более существенное.
Мэллой закрыл крышку ноутбука и лег, чтобы несколько часов поспать.
Берлин, Германия
Весна 1936 года
После поездки в Вевельсбург Ран дал себе слово не видеться с Бахманами — хотя бы какое-то время. Он был слишком сердит на Дитера, чтобы провести вечер так, словно ничего не случилось! Но настала суббота, и Отто позвонил в дверь знакомого дома. Он принес книжку с картинками для Сары, для Эльзы, как и в первый раз, — букет полевых цветов, а для Бахмана — бутылку хорошего рислинга. Его встретили поцелуями девочка и ее мать — единственные по-настоящему близкие люди, которые у него были на свете. Ран откупорил вино, они с Эльзой сели за стол и начали разговор. Между ними ничто не изменилось.
Когда Ран собрался уходить, Эльза поцеловала его на прощание и сказала:
— Дитер сказал мне, что у тебя какие-то неприятности с Гиммлером…
Вид у Эльзы был обеспокоенный. Прежде Ран не замечал в ее глазах тревоги и вдруг понял, что его отказ от абсурдной идеи Гиммлера может создать серьезные сложности для Бахмана, а если так, то и для Эльзы.
Он покачал головой и попытался не выказать охватившего его напряжения.
— Вовсе нет, — ответил он. — Меня просто немного смутило кое-что, сказанное мне Дитером.
— Будь осторожен, Отто. Любовь Гиммлера хрупка. Но сделай так, чтобы он был доволен, и весь мир будет твоим.
— Скажи еще, что я должен найти для него Святой Грааль!
— Оставь ему надежду на это, как предлагает Дитер, и он осыплет тебя славой и почестями. Проигнорируешь его желание, и…
К ним подошел Бахман.
— О чем это вы шепчетесь?
— Замышляем убить Гитлера! — ответил Ран, но улыбнуться забыл.
Услышав его шутку, Бахман побледнел, но тут же расхохотался.
— А я-то думал, что у меня есть повод для тревоги!
На следующей неделе Ран зашел в кабинет Бахмана в конце рабочего дня.
— Я думал о твоих словах. Я хочу, чтобы ты организовал мне встречу с Гиммлером — в любое время, удобное для тебя и него.
— Надеюсь, ты не выкинешь какую-нибудь глупость?
— Напротив, у меня есть предложение для вас обоих.
Бахман заметно оживился.
— Это просто чудесная новость, Отто!
— Как ты думаешь, он будет финансировать экспедицию?
— Если ты считаешь, что есть хоть какая-то возможность успеха, непременно!
— А ты хочешь присоединиться ко мне?
— Скажи только слово, и я отправлюсь с тобой!
Встреча состоялась на следующий вечер в кабинете Гиммлера. У рейхсфюрера выдался очередной долгий день, и вид у него был такой, словно он мечтает только об одном: скорее оказаться дома, со своей семьей.
— Чем могу быть полезен вам? — спросил он с едва заметной вежливой улыбкой.
На миг Рана охватила паника, и его голос задрожал и наполнился неуверенностью.
— Штурмбаннфюрер Бахман говорил мне… то есть… я так понял из его слов… — Ран сделал глубокий вдох и постарался успокоиться. Он чувствовал себя школьником на экзамене. — Как я понял, вы полагаете, что я могу разыскать Святой Грааль.
Гиммлер не перевел взгляд на Бахмана, ничем не выказал удивления. Он с любопытством смотрел на Отто.
— В своей книге вы пишете, что Грааль находился в Монсегюре, перед тем как город капитулировал. Насколько мне помнится, вы также излагаете историю о том, как Грааль был вынесен из города и спрятан где-то в районе горы Табор.
— Я говорил о том, что это местное предание, передаваемое из уст в уста. Легенда ничем не подтверждается.
Лицо Гиммлера осталось бесстрастным.
— Как раз это мне и понравилось. Скажите, все ли пещеры обследованы самым тщательным образом?
— К этой местности в настоящее время проявляется, конечно, очень большой интерес, но я думаю, что есть пещеры, в которых еще никто не побывал. Единственное, в чем я не убежден, так это в материальности Грааля.
Взгляд Гиммлера метнулся к Бахману, и Отто все понял. Бахман не просто передал Гиммлеру его книгу. Он убедил рейхсфюрера в том, что Рану нужно только финансирование экспедиции, чтобы найти Грааль. Наверное, он также рассказал Гиммлеру о том, что Ран больше десяти лет занимался тайными поисками Грааля, но для настоящей экспедиции ему попросту не хватало средств. Когда-то Отто действительно посвятил себя поискам, но отказался от них благодаря красоте того предания, которое обнаружил во время своих исследований, и осознал, что в действительности хочет поведать миру именно эту историю. Но Гиммлера легенды не интересовали — вернее, если и интересовали, то только до тех пор, пока служили ему. Рейхсфюреру хотелось верить, что катары были арийцами, хранителями Грааля, за что их, естественно, преследовала и карала злобная и продажная церковь.
— Нельзя сказать, — добавил Ран, — что в Монсегюре не существовало священной реликвии. — У него вдруг возникло ощущение, что он отделился от собственного тела и слушает себя со стороны. — На самом деле я всегда был убежден в том, что катары поклонялись Кровавому копью, которое Парсифаль своими глазами видел в замке Грааля.
Гиммлер поерзал на стуле.
— Кровавое копье?
— Нигде не говорится о том, что это то самое копье, которым пронзили Христа во время распятия. Это просто копье из слоновой кости, с которого кровь капала и стекала в золотую чашу.
— Вы полагаете, что катары владели именно этой реликвией? — взволнованно спросил Гиммлер.
Равнодушие и разочарование мгновенно исчезли из его глаз.
— Насколько я могу судить, катары чтили Кровавое копье намного выше, чем Крест. Если вы вспомните повествование Эшенбаха, то там сказано, что Парсифаль видел, как Копье пронесли по большому залу замка Грааля, но никто нигде и словом не обмолвился о происхождении этого копья. Вынужден признаться, я сам много лет считал, что Копье оберегало Грааль, представлявший собой чашу или нечто находившееся внутри большой чаши, но Парсифаль не понял, что это было. Но теперь мне ясно, что Грааль имеет отношение к крови — той крови, которая стекала с наконечника Копья. Нужно только внимательно вчитаться в слово «Sangraal», чтобы это понять. Обычно мы разбиваем это слово так: «San Graal», то есть Святой Грааль, но если мы разобьем его иначе: «Sang Raal», то увидим, что слово «святой» становится словом «кровь», а слово «raal» может быть немного измененным словом «real», то есть «королевский». Иначе говоря, «Sangraal» означает «королевская кровь» — та кровь, которая непрерывно стекает с Копья!
— Вы хотите сказать мне, что Грааль — это в действительно Кровавое копье?
— Скорее, та кровь, которая стекает с Копья, и есть Грааль. — Ран развел руками. — Поймите, это всего лишь гипотеза, и я вовсе не берусь утверждать, что где-то на самом деле есть копье из слоновой кости, которое постоянно кровоточит. Но вот что вы должны осознать: Кровавое копье и золотая чаша — это божественные видения. Катары, в конце концов, были людьми духовными. Они не ценили земную жизнь и материальные сокровища. Мирское не привлекало их, потому что они искали чего-то более высокого в царстве духа. И эта духовность запечатлелась в их видении кровоточащего Копья.
Блеск исчез из глаз Гиммлера. Он не скрывал своего разочарования.
Отто продолжил:
— Но все же твердо заявить, что катары ничем подобным не владели, нельзя. Для меня всегда было сложно определить, что именно на самом деле представляло собой их сокровище. Вы должны понимать, насколько трудно в чем-то быть уверенным, пока своими глазами не увидишь тот или иной предмет, но теперь я убежден, что реликвия, которой владели катары, — это Священное копье, которое Питер Бартоломью обнаружил в Антиохии во время Первого крестового похода.
Отто решил остановиться подробнее на этом моменте, рассказав рейхсфюреру историю находки.
Крестоносцы осаждали Антиохию на протяжении семи месяцев, и все это время они надеялись, что придет подкрепление и им подвезут припасы, но этого не произошло. И как раз в то самое время, когда осаждающие решили, что нужно отступить, некий барон подкупил кого-то из горожан и одни из городских ворот оказались открытыми. Больше ничего не потребовалось. К концу дня Антиохия принадлежала победителям. Но на следующее же утро на равнине перед Антиохией собралось турецкое войско численностью в двести тысяч человек. Случись это днем раньше — и они бы разбили христиан. Теперь туркам пришлось начать осаду. Христиане радовались тому, как высоки и крепки стены города — в них насчитывалось около четырехсот башен. Проблема была в том, что у христиан совершенно не осталось съестных припасов и добыть их было негде.
В первые дни блокады крестоносцы питались тем скудным продовольствием, которое нашли в городе. После этого каждый был предоставлен сам себе, войско голодало. Вскоре воины с трудом могли взбираться на стены, чтобы оборонять город. Однажды вечером вспыхнул пожар — такое часто происходило в эпоху Средневековья, но люди стали настолько слабы, что не смогли даже встать с постели, чтобы хотя бы попытаться погасить пламя. Если бы город осаждали христиане, рыцари могли бы начать мирные переговоры, но город был окружен турками, а с ними договариваться не имело смысла: крестоносцев ждала кровавая бойня. Поэтому они умирали от голода и молились о чуде. А потом и молитвы утихли. Все понимали, что обречены на смерть.
И в это самое время некий клирик по имени Петр Бартоломью отправился к священнику и рассказал о видении, которое ему являлось несколько раз. В этом видении святой Андрей говорил ему, что Священное копье — то самое, которым был пронзен Иисус Христос, — хранится под полом храма где-то в Антиохии. В те времена такие рассказы не просто вызывали любопытство. Такой знак Божий следовало воспринять со всей серьезностью, и священник сразу же пошел к господину Бартоломью — Раймунду, графу Тулузскому. В свою очередь, Раймунд отправился с этой новостью к своим соратникам. Сначала бароны восприняли рассказ скептически, но затем согласились провести Петра по всем храмам города, чтобы он мог узнать ту церковь, которая предстала ему в видении. Когда они подошли к храму Святого Петра, Бартоломью воскликнул: «Вот церковь, которую я видел!» За несколько часов в полу перед алтарем прокопали глубокую траншею. Воины ужасно измучились, бароны разочаровались, и все уже были готовы уйти, как вдруг Петр спрыгнул вниз и начал разгребать землю руками. В следующее мгновение он прокричал: «Оно здесь! Я что-то нашел!» И вытащил из земли что-то железное, облепленное комьями грязи.
Он еще не успел выбраться из ямы, а Раймунд упал на колени и, как повествуют летописи, омыл наконечник копья своими слезами и покрыл поцелуями. Естественно, весть о находке тут же облетела войско, и умирающая вера вдруг снова вспыхнула в сердце каждого воина. Словно сам Господь появился в небесах и пообещал им победу. Это был знак, все это понимали: Бог пожелал, чтобы крестоносцы освободили Иерусалим от неверных и иудеев. Нужно было только встать и сражаться. Победа была им обеспечена!
И вместо того чтобы оборонять крепостные стены, войско потребовало, чтобы им дали возможность сразиться с врагами на равнине. Святое копье снабдили древком и подняли высоко, чтобы его мог увидеть каждый, крестоносцы вышли из города и к вечеру разгромили вражеское войско.
— А теперь, — сказал Ран, — начинается самое интересное.
Гиммлер наклонился к столу. Рассказ его явно зачаровал.
— Некоторое время всякий раз, когда нужно было принять какое-то стратегическое решение, обращались к Петру Бартоломью. Он прижимал Копье к груди и рассказывал о посетивших его видениях. Со временем священники, ярые поборники папской власти, возревновали, начали роптать и высказывать сомнения в божественных видениях клирика.
— Да-да! — прошептал Гиммлер, ненавидевший церковь с той же силой, с какой прежде любил.
— Чтобы покончить с популярностью Бартоломью, духовенство устроило несчастному испытание огнем, желая проверить, истинна ли найденная им реликвия. В то время, герр рейхсфюрер, это не было метафорой: они подожгли дрова, дождались, пока те прогорят и останутся раскаленные угли на дне большой ямы. Петра Бартоломью заставили пройти по этим углям, чтобы увидеть, оберегает ли его Бог. И Петр, прижимая к груди Святое копье, босиком прошел по углям. Но некоторым священникам этого показалось мало, и они заставили его повернуть обратно. Бедняга, естественно, развернулся и двинулся назад, и с каждым шагом его ступни поджаривались все больше. Друзья хотели вытащить его из ямы, но бедный Петр хотел доказать истинность Копья и прошел по углям еще раз. Потом он упал без сил. И умер бы… если бы не Копье. Такого бы не выдержал ни один человек, и Петр лежал при смерти, но он не отпускал Святое копье. Он держал его тринадцать дней и умер только потом. Некоторые историки пишут, что его убили. Как бы то ни было, этот мир Петр Бартоломью покинул двадцатого апреля тысяча девяносто восьмого года.
— Двадцатое апреля! Это же день рождения фюрера! — воскликнул Гиммлер.
Ран сдержанно кивнул, опасаясь выказывать излишний энтузиазм.
— Я тоже увидел в этом некое знамение.
— Но что случилось с Копьем?
— После смерти Петра Копье перешло к его господину, Раймунду Тулузскому. Судя по свидетельствам очевидцев, Раймунд велел изготовить для Копья ковчежец. По более поздним меркам, реликварий не представлял особой ценности. Это был небольшой ларец, в котором хранился наконечник Копья. Правда, впоследствии его покрыли позолотой и украсили крышку жемчугом и рубинами из личной сокровищницы Раймунда. Затем он распорядился, чтобы Копье денно и нощно стерегли вооруженные священники, а ларец повсюду носили за ним. Вы должны понять, что за реликвию, являвшуюся свидетельством Страстей Господних, в то время можно было купить целое королевство. И естественно, нечто имевшее такую ценность могло превратить самого добродетельного христианина в преступника. Ведь этот предмет, в конце концов, был покрыт кровью Спасителя, показал свою чудодейственную силу в Антиохии и помог Петру Бартоломью выжить во время страшного испытания! Пять лет священники носили ларец с Копьем следом за графом Раймундом, куда бы тот ни шел — даже на войну, — и пять лет войско, возглавляемое Раймундом, не ведало поражений.
— Истинное копье! — прошептал Гиммлер.
— Похоже на то, — кивнул Ран. — Но затем, во время визита Раймунда в Константинополь, Копье попросту исчезло.
Ран растерялся. Он посмотрел на Гиммлера, перевел взгляд на Бахмана. Оба ждали продолжения — кульминации его рассказа.
— По крайней мере, так утверждал сам Раймунд. На мой взгляд, у него были весьма веские причины солгать. Зачем признавать, что реликвия по-прежнему принадлежит ему? Видите ли, когда Раймунд покидал Константинополь, его давний соперник, князь Антиохии,[41] похитил его. В соответствии с обычаем тех дней он потребовал выкуп за Раймунда. Князь, тоже крестоносец, ожидал, что в обмен за свободу Раймунда получит Копье. Он хотел, чтобы оно возвратилось в Антиохию, что можно понять, но Раймунд объявил князю, что Копье было у него похищено в Константинополе. Несмотря на то что Раймунда целый год допрашивали и пытали, он упорно повторял одно и то же: он лишился Копья, он не может вернуть то, чего у него нет! Год спустя, по всей видимости убедившись, что Раймунд говорит правду, князь Антиохии взамен желаемой реликвии принял выкуп золотом, и с тех пор больше никто не слышал об Антиохийском копье.
— Но при этом оно оставалось у Раймунда! — воскликнул Гиммлер.
Ран улыбнулся.
— Петр Бартоломью сумел пройти по пылающим углям, но и Раймунд проявил немалую выдержку, перенеся пытки. Но конечно, когда он обрел свободу, его здоровье оказалось подорвано. Он и к началу Крестового похода был немолодым человеком. Рыцарь знал, что ему остается прожить всего несколько недель, и он, как мог, позаботился о будущем. Своему старшему, незаконнорожденному сыну он дал приказ вести войско на Левант. Младшему сыну, законному наследнику, он передал свои владения в Лангедоке и отправил мальчика домой на корабле. Я думаю, что вместе с сыном Раймунда на этом корабле через Средиземное море отправилось и Антиохийское копье.
Гиммлер откинулся на спинку стула. Его глаза страстно пылали.
— Но вы должны понять, — продолжал Отто, — что Копье представляло собой всего-навсего кусок ржавого, искореженного железа. Оно даже не было похоже на наконечник боевого копья. Это нам известно по свидетельствам очевидцев. Но при этом Копье вселяло в людей фантастические чувства. История переходила из уст в уста, из поколения в поколение, и с годами Копье стало чем-то большим, нежели просто кусок металла. Ржавчина, покрывавшая его, в воображении верующих превратилась в Sang Raal — Священную Кровь. Искореженный металлический обломок стал копьем из слоновой кости, с которого непрерывно стекала кровь в золотую чашу, которую невозможно было переполнить. Идти за этим образом означало следовать путем катаров, постоянно жаждать царства духа. Когда в Монсегюре все было потеряно, рыцари пожертвовали своей жизнью, но не реликвией, вдохновившей божественное видение. Ее они бы ни за что не отдали ненавистным папским священникам. Вы можете себе представить более двухсот человек — мужчин, женщин и детей, взошедших на костер инквизиции шестнадцатого марта тысяча двести сорок четвертого года? Видите, как они покидают крепость и идут на сожжение без страха, без криков и плача?
Глаза Гиммлера засверкали, когда он представил себе эту картину.
— Они верили не в перепачканный грязью предмет, найденный Петром Бартоломью. Они верили в божественный образ Кровавого копья и следовали за ним. Они пошли в огонь, как Петр Бартоломью пошел по раскаленным углям.
— Но само Копье? Вы думаете, они захоронили его в недрах горы, как о том говорится в предании?
Отто покачал головой. Он позволил Гиммлеру предаться сомнениям.
— Этого никто не знает. Я видел изображение Кровавого копья и Чаши в одном из залов пещеры Ломбриве.
— Вы упомянули об этом в своей книге!
— Вскоре после нашего знакомства со штурмбаннфюрером Бахманом я показал ему этот рисунок. Ты помнишь его, Дитер?
Ран и Гиммлер посмотрели на Бахмана. Тот кивнул.
— Возможно, катары спрятали Копье там, в Ломбриве, или еще в какой-то пещере этого региона. Гора Табор буквально изрыта ходами, словно улей. Конечно, не исключено, что предание — чистой воды выдумка, как большинство подобных историй. Вполне вероятно, что искать там нечего, а видение Кровавого копья — дар духа, обрести который способен только истинный катар.
Гиммлер задумался. В его взгляде впервые с начала разговора появилась осторожность.
— Следовательно, вы утверждаете, что располагаете только легендой, которую вам поведал в горах какой-то старик, и рисунком на стене пещеры?
Ран пожал плечами.
— Я говорил об этом штурмбаннфюреру Бахману пару недель назад. Вряд ли все это выглядит многообещающе, и я ему так и сказал, но после нашего разговора я много думал об этом…
Гиммлер прищурился.
— Эсклармонда, согласно легенде, бросила Святой Грааль в недра горы Табор, — сказал Отто.
Гиммлер ждал. Его взгляд выражал неуверенность.
— Горой Табор[42] называется возвышенность к северу от Галилеи — как считают некоторые, именно на ее вершине произошло Преображение Господне. Там Христос явился троим своим ученикам в образе, отличавшемся от облика простого смертного. То же самое с Копьем. Можно посмотреть на бесформенный кусок железа и увидеть, как он преображается в нечто иное — в Кровавое копье из легенды Эшенбаха о Святом Граале. Есть еще один любопытный факт: один из пиков горы Табор в Лангедоке называется пиком Святого Варфоломея.
— Думаете, он так назван в честь Петра Бартоломью?
— Возможно, это очередное совпадение, но дело в том, что сами пещеры, в недрах которых, согласно преданию, был скрыт Грааль, называются Сабарте — а это сокращение от слов «святой Варфоломей».
Гиммлер забыл о всякой осторожности. Вот подсказка, которая могла привести их к Копью! Ран сохранял задумчивую сдержанность истинного ученого, продолжавшего проверять рабочую гипотезу.
— Пример мужества Петра Бартоломью наверняка вдохновлял тех, кто должен был взойти на костер инквизиции, и к тому же он сам тоже стал жертвой духовенства и огня. Его вера превратила его из простого клирика в первого рыцаря Кровавого копья.
— Но это просто невероятно! — взволнованно воскликнул Гиммлер. — Сабарте! В этих пещерах спрятано сокровище Петра Бартоломью!
Ран смущенно улыбнулся.
— Уже пять лет передо мной лежали все доказательства, но пока штурмбаннфюрер Бахман не подтолкнул меня к мысли об экспедиции, я просто ничего не видел! А теперь… конечно, я не могу обещать успех, но думаю, что все же есть… какая-то маленькая надежда…
— Что вам нужно, чтобы найти реликвию? — спросил Гиммлер. — Только скажите — и вы все получите!
Ран сумел разыграть изумление. Он словно бы не ожидал, что Гиммлер отреагирует мгновенно, но на самом деле приготовился к такому повороту событий.
— Думаю… мне понадобится от десяти до двадцати человек. Это должны быть шахтеры или какие-то люди, привычные к тяжелой работе под землей. Если где-то и лежит Копье, то оно наверняка находится на большой глубине, там, куда не могут дотянуться жадные руки охотников за сокровищами. — Ран обратился к Бахману: — Еще мне потребуется группа обеспечения экспедиции: транспорт, снаряжение, оборудование и база. Думаю, не стоит афишировать тот факт, что мы отправляемся на поиски чего-то. Вряд ли французы охотно пойдут на сотрудничество. На самом деле стоит сделать вид, что я отбываю в другое место, чтобы никто не заподозрил, каковы наши истинные намерения.
— Это легко устроить, — сказал Бахман и устремил взгляд на Гиммлера. — Доктор Ран официально может отплыть в Исландию на поиски свидетельств о гиперборейцах.
— Корабль — это было бы неплохо, — кивнул Гиммлер. — Мы можем все сделать так, что на борт взойдет двойник доктора Рана, а потом с этой мистификацией можно очень быстро покончить. — Он обратился к Рану: — Но скажите мне, доктор Ран, когда вы можете приступить к изысканиям?
— Мне надо встретиться с людьми в Швейцарии, обследовавшими ряд пещер. Кроме того, мне хотелось бы отправиться во Францию на несколько дней раньше экспедиции, чтобы составить план систематических поисков. Я готов выехать хоть завтра. Если штурмбаннфюрер Бахман будет готов, скажем… через месяц, это было бы идеально.
Гиммлер посмотрел на Бахмана.
— С этим не будет проблем?
— Никаких, рейхсфюрер, — ответил Бахман.
— И еще одно, — проговорил Ран немного смущенно.
Гиммлер с любопытством воззрился на него.
— Конечно. Что именно?
— Мне бы хотелось, чтобы в рядах СС сформировался орден катаров. Если нам повезет в поисках, то у него появится свое Антиохийское копье.
Гиммлер улыбнулся покровительственно, как человек старше Рана и более умудренный.
— Давайте для начала разыщем ваше Антиохийское копье, доктор Ран. А потом подумаем о его судьбе!
Бахман был очень доволен и никак не мог понять, почему Отто не радуется.
— Ты отправишься в экспедицию! Чего еще ты хочешь? — спросил он, когда они встретились, чтобы поговорить о деталях.
— Что мы скажем Гиммлеру, когда обследуем последнюю пещеру и выяснится, что мы ничего не обнаружили? — вопросом на вопрос ответил Ран.
Бахмана его слова поразили.
— Но мы же знаем, где искать!
— Они спрятали его, Дитер, потому что не хотели, чтобы кто-то его нашел! То есть если оно вообще существовало!
— Но ты говорил так, словно с поисками не должно быть никаких проблем!
Ран сердито отвел взгляд.
— Что с нами будет, если мы вернемся домой ни с чем?
— Отто, ты…
— Что с нами будет?
Бахман задумался.
— Ничего хорошего…
— Мне понадобятся деньги, Дитер. Много денег. Бахман вздернул брови.
— Конечно. Все, что потребуется.
SAS (Special Air Service) — специальная воздушно-десантная служба, элитное подразделение спецназа британской армии.
Боэмунд Тарентский (1057–1111).
В библейской традиции гора, о которой говорит герой, называется Фавор.