– Агата нализалась до положения риз и до утра не прочухается. Паркович вернется минут через сорок, тогда и приходите.
От возмущения Элюня лишилась дара речи. Во-первых, Агата вообще не пила. Не любила, к тому же от спиртного ей всегда было плохо. Как же она ухитрилась напиться до положения риз? А во-вторых, так уговаривала ее прийти, а теперь валяется мертвецки пьяная? Она, Элюня, пожертвовала собственным счастьем, могла бы быть сейчас со Стефаном, а тут... а там... может, Стефан ее ждет.
– Алло! – надрывался голос в домофоне. – Вы меня слышите? Приходите позже, Паркович будет пани ждать. Вы что там, оглохли? Тут недалеко есть приличная забегаловка, там можете подождать. Пани, вы меня слышите?
Ясное дело, ответить Элюня не могла. Отойти от калитки тоже. Нормально оцепенела и стояла столбом, привалившись к калитке. Голос наконец утихомирился, собаки перестали лаять, все затихло.
Элюню отпустило минут через пять. Она глубоко вдохнула, пошевелилась, вернулась способность соображать, и девушку охватила ярость. Как Агата может считать этого Парковича хорошим человеком? Так вести себя может только негодяй и хам, не правда, что его нет дома, Элюня слышала его голос и запомнила, сейчас по домофону говорил он собственной персоной и советовал прийти через сорок минут. Паркович будет ее ждать! Какова наглость! И еще идиотское упоминание о забегаловке, где она может торчать эти сорок минут, будто ей делать нечего! А она-то надеялась, что после визита к Парковичу еще успеет заскочить в казино, теперь ясно – надеждой можно подтереться. И Агата хороша, так уговаривала ее непременно зайти, ей, видите ли, очень хотелось знать ее, Элюнино, мнение!
По натуре спокойная и уравновешенная, Элюня редко впадала в ярость, но на сей раз в дело был замешан Стефан. Элюне плохо стало при одной мысли о том, что он ее ждет, а тут какой-то кретин лишает ее возможности увидеться с обожаемым мужчиной! Спустившаяся вечерняя темнота приобрела от ярости красноватый оттенок, когда Элюня, проклиная все на свете, двинулась в обратный путь к машине, перелезая через стройматериалы и кучи песка. Хорошо хоть, стройплощадка неплохо освещалась, иначе девушка ноги бы переломала. При свете фонаря Элюня вдруг заметила поврежденную сетку, отделявшую участок пана Парковича от соседей, и не задумываясь перелезла через нее, оказавшись на территории этого хама Парковича. Перелезла без всякого конкретного плана, ее толкнуло непреодолимое желание сейчас же, немедленно, высказать хаму все, что она о нем думает. А заодно и Агате.
Почуяв чужого, собаки опять подняли лай.
– Молчать! – приказала им Элюня. – Не мяукать! Тихо, милые собачки.
Милые собачки послушались, лай прекратился. В Элюне явно было нечто, нравившееся животным – лошадям, собакам и кошкам, возможно, какой-то особый запах. Эти же собаки в принципе относились к людям дружески, никогда не кусались, только выглядели страхолюдно, а так всегда приветливо встречали гостей и обожали обниматься, возлагая лапы им на плечи. Гости, которые послабее, падали, вот и приходилось собак запирать в бокс. Элюню они сразу унюхали, и первоначальный лай сменился радостным повизгиванием.
Повизгивание Элюне не мешало, она сказала несколько ласковых слов собачкам и решительно пересекла участок, направляясь к дому. Газон участка порос кустами и деревьями, отбрасывающими черные тени. Элюня прямиком направилась к светящимся окнам, наверняка гостиной, и оказалась перед полуприкрытой дверью терраски, с которой можно было пройти в гостиную. На застекленной двери террасы висела прозрачная занавеска. Наверняка второе окно тоже на самом деле было дверью, через которую входили в гостиную из садика, и Элюня так бы и сделала, не загляни она предварительно сквозь занавеску в гостиную.
Заглянула и опять окаменела, теперь надолго.
В ярко освещенной гостиной сидели все: Агата, какой-то толстяк, наверняка пан Паркович, и два насмерть перепуганных мальчика приблизительно пяти и десяти лет. Все они были привязаны к стульям, и у всех рты заклеены пластырем. Сквозь повязку на плече Агаты сочилась кровь, остальные вроде бы не пострадали. Кроме перечисленных выше в комнате находился еще кто-то, сидевший у стены, так что виднелись лишь его руки. Одна из них держала пистолет, дуло которого касалось коленки старшего мальчика.
Любой нормальный человек, увидев такое, отреагировал бы нормально: или, не рассуждая, кинулся на помощь, или поспешил в полицейский участок за подмогой. Элюня была не из таких. Элюня отреагировала по-своему.
Она, разумеется, оцепенела, утратив способность двигаться, говорить и соображать. Стояла темным столбом в тени плакучей ивы, росшей у терраски дома толстого пана Парковича. Стояла неподвижно, даже не мигая.
Поскольку дверь на террасу была приоткрыта и дверь в дом тоже, можно было услышать, что происходит в гостиной, но сейчас там царила тишина. Вот в живой картине произошло изменение: в поле зрения Элюни появился мужчина с черным мешком на голове, который подал стакан с какой-то жидкостью своему коллеге с пистолетом. Пистолет немного отодвинулся от коленки мальчика, вторая рука коллеги приняла стакан. И тут до Элюни донеслись обрывки слов:
– ...совсем немного. Учти расстояние до города.
Мешок на голове бандита заглушал звуки, но слова донеслись отчетливо. В окаменевшей Элюне первым пробудилось сознание, возможно, именно благодаря этим словам. До нее дошло – стала свидетельницей нападения вымогателей, о которых рассказывал Бежан. Да и она сама сталкивалась, конечно же, вот, вспомнила, не в головку, а в коленку. На пистолете какая-то трубка, верно глушитель, а Агата ранена, Езус-Мария, надо срочно что-то делать, какая же она идиотка, что до сих пор не завела сотового телефона, позвонить – полиция и прихватила бы голубчиков на месте преступления, хотя нет, не на месте, не то перестреляют заложников, ну так сразу, как уйдут из дома Парковича. Господи, Паркович лишится всего состояния, и Агата обретет свободу выбора... О чем она, кретинка, думает, надо спасать людей, надо хотя бы сдвинуться с места, бандит, того и гляди, прострелит мальчику колено...
Сделав над собой сверхчеловеческое усилие, Элюня оторвалась наконец от ветки дерева, которую судорожно зажала в руке. В этот момент в доме зазвонил телефон. Трубку поднял бандит в мешке.
– Паркович у телефона! – сказал он громко, четко и лживо.
Неизвестно, что ему сообщили, но больше бандит ничего не стал говорить, просто положил трубку. И исчез из поля зрения Элюни. Впрочем, второй, тот, который держал пистолет, тоже исчез. Если бы Элюня могла повернуть голову, она бы увидела, как из дома выходит нормальный мужчина без мешка на голове, идет к калитке, открывает ее, оборачивается, поджидая спешащего к нему второго, и оба скрываются за забором. Потом послышался шум отъезжавшей машины.
Обретя возможность двигаться, Элюня со всех ног бросилась к узникам. Сначала освободила от пластыря пана Парковича, поскольку он первым подвернулся ей под руку. Так, теперь надо отвязать его от стула, но чем перерезать веревку?
Помог Паркович.
– Нож на столе! Нет, в кухне острее! Поскорее!
Не зная топографии виллы, Элюня плюнула на кухню и схватила нож со стола в гостиной. Как и рассказывал комиссар Бежан, вымогатели оставили своим связанным жертвам нож, но на приличном расстоянии. Это оказалась пилочка для разрезания мягкого хлеба. Очень хорошо, зубчиками можно перепилить веревки, стягивающие руки. Агата изо всех сил что-то хрипела из-под пластыря, маленький мальчик жалобно мычал, как потерявшийся теленочек. Пан Паркович, обретя возможность говорить, выкрикивал что-то ободряющее, но жертвы бандитского нападения почему-то не ободрялись.
Стиснув зубы, Элюня изо всех сил перепиливала веревку на руках хозяина дома. Наконец веревка лопнула, и Элюня метнулась к Агате. Сорвала пластырь с ее лица, Агата смогла наконец крикнуть, что давно пыталась.
– В кухню! – страшным голосом завопила она. – Второй нож в ящике стола! Острый!
Поскольку при этом она мотнула подбородком в сторону кухни, Элюня сообразила, куда бежать, и мгновенно вернулась с ножом в руках.
Отцепившись от стула, Паркович ринулся к телефону.
– Детей! Сначала детей! – приказала со своего стула Агата.
Элюня металась во все стороны, всюду успевая. Отодрала пластырь со рта меньшего мальчика, тем самым значительно увеличив шум в гостиной, ибо малыш наконец обрел возможность разразиться оглушительным ревом. Паркович орал в телефонную трубку, Агата ругалась на чем свет стоит, дергая связанными ногами, старший мальчик, избавившись от пластыря, домогался, чтобы его освободили в первую очередь.
Разрезав веревку на руках старшего мальчика, Элюня сунула нож в его освободившиеся руки и, увидев, что другим ножом Агата уже кончает разрезать веревки на своих ногах, предоставила младшее поколение ее заботам, а сама занялась другим делом.
Куда же она подевала свою сумку? Ага, вот она, валяется у двери на терраску. Вытряхнув содержимое на пол, схватила записную книжку. Немедленно позвонить комиссару Бежану!
Телефон был занят хозяином виллы, пытавшимся связаться с полицией.
Дрожа от нетерпения, Элюня с трудом удержалась, чтобы не вырвать телефонную трубку из рук Парковича, нетерпеливо отмахиваясь от детей и Агаты, пытавшихся объяснить ей, что произошло. Не дав пану Парковичу договорить до конца, выхватила трубку и настучала номер Бежана. Услышав в трубке знакомый голос, заткнула второе ухо и нервно крикнула:
– Только что сбежали! Пяти минут не прошло. Отсюда всего две дороги, быстренько перехватить бандитов. Их было двое. Наш адрес...
И сунула трубку под нос Парковичу, который быстро назвал свой адрес и фамилию и подтвердил – с Варшавой Константин соединяют два шоссе.
Только теперь можно было позволить прийти в себя.
– Я должен извиниться перед пани за глупости, что говорил в домофон, – пробормотал удрученный Паркович и сунул Элюне в руку рюмку коньяка. – Эти сволочи меня заставили, я должен был слово в слово повторить за ними, и получается, вел себя по-хамски. Видите ли, они держали под прицелом сына, так что, сами понимаете...
– Понимаю, – успокоила его Элюня. И не совсем кстати добавила:
– У вас очень хорошо получилось.
Агата, похоже, соображала лучше всех.
– Дети, а ну наверх! – распорядилась она. – Можете съесть весь торт, даже если плохо будет – не беда. Главное, с вами, слава богу, ничего не случилось. А сейчас – с глаз долой!
– Зато ты ранена! – спохватилась Элюня.
– Да ничего страшного, – успокоила ее Агата, – вот только болит, холера, и кровь течет. Сейчас сделаем перевязку, и хватит об этом. Элюня, какой ты молодец, что пришла, я боялась, вдруг и в самом деле уедешь или будешь торчать в забегаловке. Ты как на участок проникла?
– А через соседнюю стройку. Бандиты тоже?
– Где там, мы их сами впустили. Один из них позвонил у калитки и сказал – посыльный из фирмы, что доставляет товары на дом. Томаш пошел открывать, а я заперла собак в боксе.
Ее рассказ продолжил угрюмый Паркович:
– Вы можете разыгрывать героя, так сказал мне посыльный, наставив на меня пистолет, но пострадаете не только вы, в доме еще жена и дети, так сказал он, а второй уже стоял рядом, темнота страшная, елка совсем заслоняет фонарь, я и не мог их раньше разглядеть, давно пора спилить елку...
– Не елку спилить, а фонарь переставить, – сердито поправила Агата.