Лицо Кордеса во время моей речи менялось буквально на глазах. Оно выглядело теперь старым и усталым. Горькая складка залегла возле рта.
Я не на шутку испугалась. Такой резкой перемены я не ожидала и, конечно, не хотела.
Он глядел куда-то мимо меня, в пространство, нахмурив лоб, потом быстро поднялся из-за стола, вынул из кармана пачку банкнот и спросил подбежавшего хозяина, сколько он должен.
— Вместе? — спросил хозяин.
— Нет, я плачу сама! — крикнула я.
Кордес бросил на меня осуждающий взгляд, полный злости, но ничего не сказал.
Он расплатился, взял с вешалки свое пальто и пробормотал:
— В таком случае мне пора идти… Будь здорова!
Он резко повернулся, пошел к двери и с силой ее за собой захлопнул.
Он был уже на улице, прежде чем я успела его окликнуть, чтобы попрощаться.
— Рассердился, да? Немного не поладили, — хозяин доверительно мне подмигнул. — Тем приятнее будет примирение.
Я не отреагировала на его слова и промолчала.
— Ну, да — я думаю, очень скоро… — бормотал он.
— Еще бренди, — заказала я.
— Да-да… совсем неплохо, — сказал хозяин и исчез.
На столе лежало письмо к Корнелии. Я его убрала.
У меня пересохло в горле; возникло ощущение, будто я никогда в жизни так долго ни с кем не говорила.
— Гм-гм… — пробурчал Деган, — и это — все?
По мере того как я приближалась к концу моего рассказа, он слушал все более внимательно. Только раз он поднялся с места, чтобы достать из кармана пальто новую пачку сигарет, и предложил мне закурить. Мне не хотелось. Но теперь я хотела курить больше, чем когда-либо. Еще лучше было бы чего-нибудь выпить.
— Меня сейчас, в полном смысле слова, мучает жажда, — сказала я откровенно, — нельзя ли в этой… гостинице найти что-нибудь подходящее для данного случая? И потом — сколько сейчас времени? Страшно неудобно без часов… Почему, собственно, их у меня отобрали?
— Такова инструкция, дорогая фрау Этьен… Сейчас половина четвертого, — сказал он, взглянув на свои часы, и подошел к двери. По крайней мере дюжина окурков, а может быть, даже больше, лежала в пепельнице.
Полчетвертого… Я рассказывала целых три часа… кусок жизни — за три часа…
Деган нажал на кнопку звонка. Дверь сразу же отворилась. Некто в форме появился в помещении.
— Может быть, есть возможность принести сюда что-нибудь попить? Зельтерскую, яблочную или, на худой конец, просто воду? — спросил Деган.
— Конечно. Я сейчас позабочусь, герр адвокат! — сказал надзиратель. — Два стакана?
— Да, два, пожалуйста.
Дверь снова захлопнулась, и снова послышался звук запираемого замка.
— Эти запоры действуют на нервы, — сказала я.
Деган кивнул:
— Но тюрьма с открытыми дверьми перестанет соответствовать своему назначению, — сказал он, улыбаясь.
— Можно было выдумать чего-нибудь и попроще: крючки, задвижки или что-нибудь в этом роде…
— Мы с вами обдумаем этот вариант, когда вы будете на свободе, почтенная фрау…
Вернулся надзиратель.
— Надеюсь, это будет скоро, — прибавил Деган, в то время как тот ставил на стол бутылку с минеральной водой и два стакана.
— Благодарю вас. Сколько я должен?
— Сорок пфеннингов без посуды.
Он получил деньги и вышел. Снова я услышала звон ключей и щелканье замка. Деган наполнил стаканы. Мы выпили всю бутылку.
— Да… Итак, это все? — он пристально поглядел на меня.
Многие вопросы остались без ответа. Что еще я должна была сказать, что сделать?.. Подать последние события с эпической широтой?..
— Все, что мне осталось вам рассказать, произошло быстро, но, видимо, не лишено интереса.
Я попросила у хозяина пачку сигарет, расплатилась кредиткой в сто марок — возникли затруднения с разменом, попросила вызвать такси. Потом поехала назад в отель.
Когда я вылезла из такси, оказалось, что у меня только одна перчатка. Я не могла вспомнить, где оставила другую.
В пустом баре мне могли предложить кампари и пару сэндвичей. Я поела, не чувствуя вкуса, и решила, что не опоздала на вечерний рейс и сегодня же улечу домой.
Но все пережитое в этот день меня настолько вымотало, что я изменила свое решение и собралась позвонить Неле, чтобы сказать: дела заставляют меня остаться в Гамбурге до завтра и переночевать в отеле.
Придя в свою комнату, я заказала разговор с Корнвальдхаймом и уже через несколько минут связалась с домом. Неле была мне рада, сообщила веселым голосом, что ее дела идут превосходно, и добавила:
— Будь осторожна, мама, не ходи никуда с чужими дядями. Будь особенно осторожна, когда переходишь улицу…
Она обещала узнать и сообщить мне, когда я вернусь, новости делового характера, сказала, что ожидает меня завтра (то есть сегодня) после обеда или вечером.
Разговор придал мне сил. Я позвонила в заведение, где мы сидели с Кордесом, спросила, не оставила ли я там одну перчатку, и узнав, что там ничего не обнаружили, раздосадованная, легла в постель, надеясь уснуть. Но сразу заснуть я не смогла: слишком уж была возбуждена. Это мне удалось, как только я навела порядок в своих мыслях и чувствах.
Результат моей вылазки был обнадеживающим. Во всяком случае, я добилась того, — и это с уверенностью можно сказать, — что Кордес оставит Корнелию в покое. Я совершила единственную ошибку: нужно было сказать, что я до сих пор замужем и что, следовательно, с первым мужем, то есть Кордесом, я в разводе…