- Вам! - Вадим Игоревич прижал руку к области сердца и умоляюще попросил: - Говорите же, не томите!
- Неужели для вас так важно переехать именно в квартиру Антонии? - уточнила Ника. - Ведь рядом есть и другие дома.
- Мне нужен именно этот дом! С первым этажом я уже почти договорился. Только двоих уломать осталось - Сапожникова и госпожу Антонию.
- Не понимаю, - Ника осторожно отправила в рот кусочек желтого шарика. Мороженое оказалось банановым. - Объясните.
- Все очень просто. Когда-то в Репьевске жил известный торговец мануфактурой купец Афанасий Коровин.
- Ваш предок? - сообразила Ника, приглядываясь к розовому шарику. Только бы не малиновое.
- Да, прапрадед. И именно он выстроил этот дом, особняк для своей семьи. Вот я и хочу его вернуть и вновь перестроить, как было.
- Но ведь третий этаж, насколько я понимаю, уже куплен кем-то...
- Да, Олегом Ступиным, - с досадой пробормотал Вадим Игоревич, пробуя кофе и морщась. - Думаю, что он сделал это специально, чтобы мне дорогу перебежать. Хуже нет, когда такие вот завистники заводятся. Сколько он мне уже крови попортил, не передать.
- Какие у вас тут страсти кипят... - она все-таки рискнула лизнуть розовое мороженое. Клубника.
- Да, не говорите. Городок невелик, все друг друга знают, все на виду. А я, дурак, и не скрывал, что хочу прапрадедов дом откупить. Вот Рогатый и влез.
- Рогатый? Это кличка такая? - догадалась Ника, но не стала уточнять, откуда взялось прозвище. Мало ли - вдруг в этом и кроется причина нелюбви Ступина к Коровину. Да и, собственно, какое ей дело?
- Ну вот что, - она смело воткнула ложечку в белый шарик. - Я уполномочена Антонией предложить вам следующее: она согласна будет продать вам свою квартиру. Но при условии, что вы поможете вернуть то, что у неё пропало.
- Э? - подавился Вадим Игоревич кофе. - В каком смысле пропало?
Тактику, которая могла бы вынудить Коровина вернуть пропавший камень, выработала сама старуха. Понятно ведь, что если "Каплю огня" украл назойливый бизнесмен, то он в этом никогда в жизни не признается. Но если дать ему шанс представить все, как поимку неизвестного воришки, то картина будет совсем другой. Нику смущало одно - что если Вадим Игоревич о рубине ни сном, ни духом не ведает? Тогда он может кинуться на его розыски и спутать все карты. Или наоборот - добиться успеха куда быстрее, с его-то знанием местной специфики. "Ну и черт с ним, - хлопнула Антония ладонью по столу, - пусть добивается. Нам важен результат!"
- А что именно пропало у госпожи Романовской? - осторожно спросил Коровин, откашлявшись. Ника вздрогнула, но затем сообразила, что он имеет в виду не её, а Антонию - фамилии-то у них одинаковые.
- У неё исчез камень. Круглый неграненый рубин в золотой оплетке.
- Всего-то?! - взвился бизнесмен. - Я готов взамен заказать любую драгоценность, только уточните, как она должна выглядеть и размер.
- Нет, - девушка покачала головой. - Антонии нужен именно её камень, и только он. Он дорог ей как память, это фамильная драгоценность, понимаете?
- Понимаю! - глаза Коровина сверкнули, и он вздохнул. - Очень хорошо понимаю! И какая, извините, сволочь могла покуситься?
- Она не только покусилась, увы... - Ника тоже попробовала остывающий кофе. Ничего страшного, бывает и хуже. - Камень исчез, украден. Ну, в общем, вы поняли? Поможете его отыскать и вернуть?
- Я постараюсь, - потупился Вадим Игоревич. - Но пока понятия не имею, как это сделать. Впрочем...
- Учтите, довольно невежливо перебила его девушка. Это условие действует до полуночи - с двадцать четвертого на двадцать пятое июня. Камень нужен до этого срока. Минутой позже договоренность утрачивает силу.
Коровин вытаращил глаза.
- К-как - до полуночи? Почему?
- Каприз у Антонии такой. И ещё она просила ни в коем случае не прикасаться к камню, только к оправе.
- Пуркуа бы не па? - вид у бизнесмена был ошалелый. - То есть да - женские капризы вещь сильная. Но с таким я ещё не сталкивался, а меня удивить сложно.
- Значит, вы согласны? - спросила Ника в надежде, что Коровин стырил злосчастный таки камень и поспешит вернуть его старой актрисе сегодня же. Но вот незадача - присмотревшись за время общения к Вадиму Игоревичу, девушка с огорчением поняла, что на роль обычного воришки он никак не подходит. Да и необычного - тоже. Вполне приличный человек, симпатичный и простодушный. И если это не маска и не игра, значит, камень не у него. Увы, увы...
- Извините, Вероника, - внезапно озадачился Коровин. - А где я мог вас раньше видеть?
Ну вот, а она так надеялась, что мужики не смотрят душераздирающие сериалы, в которых она имела счастье сниматься, и уж точно никто её не узнает без грима и с прической "детский сад на даче".
- Вы случайно в нашем театре не играете? - продолжил Вадим Игоревич.
- А у вас тут театр имеется? - откровенно изумилась Ника.
- Имеется, - с гордостью сообщил её собеседник. - Причем, самый настоящий. Хотя и не слишком большой и известный.
Услышать, что в глубокой провинции в небольшом городке есть театр, было равносильно тому, что узнать о проживании в нем королевской фамилии. Ведь даже в советские времена, не говоря уж о последних десятилетиях, такую роскошь могли позволить себе разве что областные центры, остальные обходились дворцами культуры.
Оказывается, здание театра было построено ещё до революции, когда Репьевск был если не процветающим, то вполне оживленным торговым центром. Располагался он удачно - на пересечении нескольких трактов, и в нем регулярно устраивались ярмарки, для чего были выстроены лабазы, склады и крупный элеватор. А гостиный двор служил местом не только торговли, но и заключением сделок. Гостиницы, рестораны - все к услугам приезжих купцов. А потом построили ещё кабаре и театр - для их же развлечения. При советской власти театр сохранили, иметь в городе подобное культурное заведение было престижно. Когда же грянула перестройка, театр оказался не у дел и не пошел с молотка только по одной причине: слишком уж специфическое здание - затраты на его реконструкцию явно перекрывали выгоду. Труппа почти разбежалась, новые спектакли не ставили, и оставшиеся артисты пробавлялись разве что арендой зала под всякие мероприятия да новогодними елками.
Но тут, как ни странно, взыграл местечковый патриотизм, и на одной из сходок репьевских бизнесменов, некий майонезный король Чохов объявил вдруг, что он решил спонсировать драмтеатр. Подобрав грохнувшиеся на стол челюсти, остальные коммерсанты принялись размышлять, нафига это майонезнику сдалось. А потом до них дошло - реклама! Реклама Чоховского продукта теперь была на всех афишах, программах и даже во время спектаклей среди реквизита на сцене то и дело возникали баночки с желто-зеленой этикеткой.
Но главное была даже не реклама, а более высокие материи. Чохов теперь имел право считаться патриотом города, радеющим за его культуру. Остальных это задело - чем они-то хуже? Или у них благородства и денег меньше?
И началось! Производители колбасы, пластиковых окон и эксклюзивных мочалок ринулись к обалдевшему от свалившегося счастья директору театра. Культурная публика града Репьева радовалась новым постановкам, артисты получали регулярную зарплату, а мэр в каждой своей речи не забывал упомянуть о недосягаемо возросшем под его чутким руководством уровнем культуры.
- Занятно, - пробормотала Ника, рассматривая все ещё несъеденный и уже изрядно подтаявший монблан из мороженого. - Но я никогда даже не была в вашем театре.
- А зря, - с чувством произнес Коровин. - Я бы хотел вас пригласить. Сегодня дают "Чайку".
- Нет-нет, - вздрогнула девушка, представив, что она увидит на репьевской сцене, - как-нибудь потом.
- И опять зря. Потому что у меня есть подозрения...
- Какие?
- Дело в том, что прима нашего театра, Анна Свидерко обожает драгоценности. Особенно старинные. И если где и искать рубин Антонии, то в первую очередь - у Свидерко.
- Вы думаете, что она могла...
- Нет-нет, не украсть, а купить! В нашем городе все знают, что прежде чем золото или камни в скупку нести, нужно их Анне показать, она же, как сорока...
- Неужели у провинциальной актрисы есть средства на покупку драгоценностей? - недоверчиво спросила Ника.
- Конечно, есть, - хмыкнул Коровин. - Она же любовница Ступина. А тот её ещё и поощряет - нравится ему, что его красавица бирюльками обвешена.
Отметив про себя раздраженную интонацию Вадима Игоревича, когда он повествовал о Свидерко и Ступине, Ника решила, что вникать во взаимоотношения репьевского бомонда ей совершенно ни к чему. Но вот информация о пристрастии примадонны местной сцены к драгоценностям может быть весьма ценной.