Случилось нечто совершенно необыкновенное, нечто неслыханное: Ник Картер, великий сыщик, позволил себе целый месяц отдыха.
Весь декабрь он провел в солнечной Флориде. Вдали от снега и льда многолюдного Нью-Йорка он по целым дням качался в гамаке, глядя на темно-голубое небо и упиваясь зеленью пальм, — там, где вечное море посылает мягкий ветерок на усеянные цветами берега, а солнечные лучи греют так же сильно, как в Нью-Йорке разве только в мае.
Весь этот месяц сыщик вел жизнь отшельника. Он не дотрагивался до газет, избегал всяких разговоров и вообще прекратил всякое общение с окружающим миром. А теперь с благословенного юга он возвращался опять в сверкающий зимним нарядом Нью-Йорк и слегка ежился от холода, сидя в открытом кебе, который вез его домой в его пустую квартиру.
Приезд его был сюрпризом даже для его ближайших помощников, потому что даже Дик, двоюродный брат великого сыщика, в продолжение этого месяца не знал его адреса, который Ник Картер тщательно скрывал, чтобы оградить себя от всяких докучливых писем и просьб.
Над громадным городом еще стояла ночная тьма; было всего семь часов утра, и тусклое январское утро, казалось, превратится в грустный короткий день.
Войдя в столовую, Ник Картер нашел ее приятно натопленной и освещенной; тонкий запах кофе смешивался с ароматом гаванской сигары: несмотря на ранний час, Дик уже успел позавтракать и сидел, покуривая любимую сигару.
— А вот и я! — сказал Ник, входя. — Ну, как поживаешь, братец?
Дик вскочил и бросился навстречу любимому брату и начальнику.
— Вот сюрприз! — воскликнул он, сияя от радости. — Хотя, честно говоря, я даже ждал тебя: ты уехал на месяц, а сегодня как раз последний день этого срока. А так как этой ночью мне вообще не пришлось ложиться, то я и сел завтракать прямо сейчас.
Ник между тем уже успел позвонить и поздороваться со своей хозяйкой. Теперь он сидел за столом и с аппетитом истреблял поданный ему завтрак. Но после первых кусков он вдруг положил нож и вилку и посмотрел на Дика.
— Что ж так, Дик? Ты говоришь, что не ложился сегодня!
— Где же тут ложиться! Опять шутки самого дьявола, Ник!
— Это любопытно! Что же, скажи на милость, опять переполошило наш дорогой миллионный город? — спросил сыщик. — Рассказывай, Дик, я весь обратился в слух.
— Ну, словом, Морис Каррутер опять сбежал!
— Остроумная шутка! — засмеялся Ник. — Нечего сказать, придумал! Или нет… — прервал он сам себя, видя серьезное лицо своего помощника. — Неужели правда? Этот король преступников, из-за которого я уже дважды рисковал собственной жизнью, этот мошенник, говоришь ты, опять сбежал? Из Томбс, надежнейшей тюрьмы во всем мире? — Он развел руками.
— К сожалению, это правда, — с огорчением на лице пробормотал Дик.
Великий сыщик от волнения вскочил и зашагал по комнате.
— Когда же это случилось? — спросил он наконец, остановившись перед своим двоюродным братом.
— Третьего дня!
— Но как же? Каким образом?
Дик нервно засмеялся.
— Если хочешь, самым простым, поразительно простым образом! — заметил он, пожимая плечами. — Во время судебного процесса, когда слушалось его дело, по которому его обвиняли в совершении трех убийств, он взял шляпу и беспрепятственно вышел из зала суда, как будто это самое естественное дело на свете.
Ника Картера нелегко было ошеломить. Но тут он так и остановился с открытым ртом и смотрел на Дика, вытаращив глаза, а потом вдруг принужденно расхохотался.
— Великолепно! — воскликнул он, бросаясь в кресло, так что оно затрещало. — Этот Каррутер — дьявол, согласен; он опаснее целой дюжины отъявленнейших мошенников, вместе взятых, но он гений, и я начинаю искренне удивляться ему. Так ли я понял тебя, Дик? — спросил он, кладя ногу на ногу и закуривая сигару из стоящей рядом с ним коробки. — Ты говоришь, что он просто взял шляпу и, по всей вероятности, не распростившись с судьями, пошел своей дорогой!
— Да, приблизительно так оно и было, Ник!
— Будь уж настолько любезен, и расскажи мне об этом со всеми подробностями. Впрочем, вот еще что, — перебил сам себя великий сыщик, — говорил ли ты уже с инспектором Мак-Глуски? Как же он отнесся к этому плачевному известию?
— Да знаешь ли, я прямо подумал, что с ним случится удар! Теперь он уже немного успокоился и только все плачется, как ребенок без матери, что великого Ника Картера нет!
— Ну, на этот счет он может утешиться! — сказал Ник, сверкая глазами. — Я считаю долгом чести позаботиться о том, чтобы этот Морис Каррутер снова попал туда, куда следует. Между прочим, я сам ни одного дня не могу почувствовать себя в безопасности, пока он гуляет на свободе. Ну валяй же рассказывай!
Он снова откинулся на спинку кресла, затянулся сигарой и внешне спокойно стал ожидать рассказа Дика.
— Ну вот, — начал тот, — этот Каррутер действовал по самому простому, самому избитому шаблону; срам один для нас, жителей Нью-Йорка, что это вообще смогло у него получиться!
— Слушай, Дик, я сижу, как на раскаленных углях. Не растягивай, пожалуйста; скажи мне наконец как же именно сбежал Каррутер.
Дик почесал затылок.
— Да видишь ли, Ник, как, собственно говоря, все это произошло, это тебе лучше всего расскажет сам Морис Каррутер, когда он опять будет в наших руках. Ты легко можешь себе представить, что он пригласил для своей защиты самых известных, то есть скорее всего, самых ушлых адвокатов. Само собой разумеется, что эти защитники прибегали к самым разнообразным уловкам. Благодаря этому целую неделю не могли даже набрать надлежащий состав присяжных заседателей! Ну наконец-то составили списки всех присяжных, нашли двенадцать неопороченных честных граждан, которые должны были произнести судебный приговор над этим негодяем! — продолжал рассказывать Дик Картер. — Прокурор произнес свою официальную обвинительную речь и только хотел вызвать первого свидетеля, когда судья объявил обычный обеденный перерыв. Зала почти наполовину опустела, но самые ярые любители судебных процессов, конечно, остались: они взяли с собой завтраки и решили не покидать своих с трудом завоеванных мест. Это было нечто невероятное, Ник: места брались в буквальном смысле этого слова с бою. Морис Каррутер — такой интересный преступник, к тому же та молодая женщина, которой судья позволил во время процесса сидеть рядом с обвиняемым, была так пикантна, так необыкновенно красива, что…
— А! Молодая прекрасная женщина получила разрешение сидеть рядом с ним? — спросил Ник Картер, чрезвычайно заинтересованный. — Кто же это был?
— Не знаю; очевидно, она сумела убедить судью в своих родственных отношениях с обвиняемым, иначе он едва ли дал бы ей такое послабление. Я полагаю, что это та самая женщина, которая — помнишь? — стреляла в тебя в ту самую ночь, когда ты арестовал Каррутера перед ее домом.
— А, эта Инес! Гм! Я и без того хотел немного заняться этой интересной личностью.
— Можешь себе представить, Ник, — продолжал Дик, — что присутствие этой необыкновенной красавицы представляло самую сильную приманку. Во всех газетах появились ее портреты, о ней писались целые столбцы. Нет ничего удивительного в том, что Нью-Йорк совершенно помешался: публика ежедневно толпилась у здания суда только для того, чтобы хоть одним глазом взглянуть на нее и не менее интересного короля преступников. Но рассказываю дальше: когда судья объявил перерыв, арестанта, как всегда, повели через «Мост вздохов» обратно в Томбс. Красавица Инес осталась на своем месте; как и во все предыдущие дни, пока длилось заседание, она приподнимала свою вуаль, как бы для того, чтобы дать всем налюбоваться на ее чарующую красоту. В четверть второго заседание должно было возобновиться. Около часа публика начала опять заполнять залу. Ну вот, привели арестанта; он занял свое место рядом и Инес, и та как будто горячо убеждала его в чем-то. Три полисмена стояли рядом. Двое из его защитников сидели с ним за одним столом. За столом рядом находились два помощника прокурора… И вот, в тот самый момент, когда судья под громкие крики приставов: «Долой шляпы! Долой шляпы!» — сел на свое место, сзади, у дверей в залу, громко и пронзительно закричала какая-то женщина.
— Ага! Я так и думал! — проворчал сыщик. — Так, значит, какая-то женщина закричала?
— Я сказал «закричала»? — спросил Дик. — С той же долей правды я мог бы сказать: завыла, завыла, как хищный зверь в клетке перед кормлением… Она просто наполнила всю залу своим невероятным, отвратительным ревом, который раздражал нервы присутствующих. При этом она обеими руками махала в воздухе и старалась как можно скорее выбраться из залы.
— В зале, разумеется, произошла ужаснейшая суматоха?
— Какая суматоха! Просто ад! Дикий крик этой бабы действовал заразительно. Произошел невероятный переполох: с одной стороны, кричащая женщина, ищущая выход, с другой — толпа, которая не поддавалась и не отступала из страха потерять с трудом завоеванное место… Кругом визг женщин, грубая ругань мужчин, а над всем этим крики полисменов, которые беспрестанно взывали к порядку и, наконец, затесавшись в публику, старались водворить спокойствие… Да и пора было: кое-где начинали вступать в рукопашную, и ругань переходила в драку.
— Словом, настоящая свалка! — пробормотал Ник Картер насмешливо. — И все, конечно, по специальному заказу — да-да, ты прав, Дик, до смешного избитое средство… Но ведь можно то же самое сказать и о медицине: все новые чудодейственные снадобья никуда не годятся, и вылечиваешься все-таки каким-нибудь средством из аптеки прабабушек. — Он коротко рассмеялся. — Но дальше, Дик, испытанный рецепт произвел желанное действие… Все загляделись на драку… А об арестанте совершенно забыли?
— Вот именно! — ответил Дик. — Ведь ты знаешь наших любопытных американцев; стоит упасть на улице старой извозчичьей кляче, и моментально вокруг нее собирается толпа праздных зевак, делающих свои замечания. Ну вот, то же самое было в зале суда; публика влезла на скамьи и образовала живую стену. Напрасно судья стучал серебряным молотком по столу — никто его не слушал, даже полисмены, потому что они-то были заняты как раз тем, что выпроваживали главных буянов… Словом, прошло, быть может, минут пять, прежде чем вспомнили об арестанте… Наконец, когда в зале снова водворился некоторый порядок, обвиняемый, по-видимому, все еще сидел рядом с Инес, наклонившись вперед и закрыв лицо руками, в той самой позе, в которой его видели и все предшествующие дни.
И костюм на нем был тот же, и цвет волос точь-в-точь такой же, как и у Каррутера.
— Но, конечно, это был не он.
— Нет, это был не он, — продолжат Дик, со злостью ударив рукой по столу, — можешь себе представить! Вдруг этот мнимый подсудимый вскакивает, дико озирается с выражением ужаса по поводу такого непривычного скандала в этих священных стенах, а подбежавшие полисмены, судья, прокурор, присяжные, защитники — ну словом, весь суд, видят, что на скамье подсудимых сидит вовсе не подсудимый, а совершенно незнакомый человек, который со всем процессом не имеет, конечно, ничего общего.
— Однако! — сухо заметил сыщик. — А Инес?
— А с нею получилось нечто уже совершенно нелепое! — нервно засмеялся Дик. — Она вскакивает, смотрит в лицо мнимому арестанту, испускает дикий крик, вскидывает руки вверх и падает без чувств.
— Ловко придумано! Чтобы дать беглецу больше времени! — заметил Ник Картер не без удивления. — С этой Инес надо непременно познакомиться поближе… Она, кажется, не уступает Морису Каррутеру. Скажи-ка, Дик, она в самом деле упала в обморок или только притворялась?