162322.fb2
— Нет… Да я бы и не отдал, между прочим.
Через день Томин заглядывает к директору рынка. Все доводить до конца — тоже автоматика. Директор — седой человек, подтянутый и точный в движениях, разговаривает с Томиным у широкого окна, откуда видна толчея в торговых рядах.
— Шишкина оформили по мелкому хулиганству.
— Да, мне доложили, — не удивляется директор.
— Может быть, вам известно и кто остальные трое?
— Точно не известно, но… понятно.
— Перекупщики?
— Видимо, да.
— Но потерпевший никому не составлял конкуренции: другой черешни на рынке не было.
— На следующий день появилась. Наше хранилище приняло две машины.
— Так. Заранее знали и держали место. Сегодня она в продаже?
— Разумеется.
— Иду посмотреть, кто торгует. Составите компанию?
За прилавком Панко взвешивает небольшую горку черешни, ссыпает в целлофановый пакет, протянутый покупателем, получает деньги. На ценнике перед ним — «6 руб. 50 коп». — А рядом еще двое с черешней. Ягода чуть покрупнее, на ценнике стоит — «7 руб».
Томин окидывает продавцов пристальным взглядом. Дождавшись, пока покупатель отойдет, обращается к Панко:
— Добрый день.
— Здравствуйте… — Панко машинально оправляет халат и, не зная, что сказать, начинает неумело сворачивать газетный кулек. Томин берет за черешок ягоду, пробует.
— Мм… Красота!
— Хорошая? — интересуется женщина, колебавшаяся, у кого купить — А то мне в больницу.
— Во рту тает.
— Свешайте полкило, — решается покупательница.
Пока Панко «с походом» накладывает черешню, Томин оборачивается к его семирублевому конкуренту.
— А ваша откуда?
— Полтавская, полтавская. Попробуйте, — откликается продавец с подчеркнутым радушием.
— Пресновата будет, — констатирует Томин, после тщательной дегустации и этим авторитетным замечанием побуждает еще кого-то предпочесть Панко. Директор наблюдает с усмешкой.
Томин снова придвигается к Панко.
— Знакомых не видно? — показывает глазами на соседа.
— Нет.
— Ну успеха вам! — И с сожалением говорит директору. — Не те.
— Тех здесь и не будет. Пойдемте, объясню.
Разговор продолжается в пустых рядах.
— Я распорядился, чтобы они убрались с рынка.
— Вот что… Подальше от меня?
— Нет, это дисциплинарная мера. На базаре нравы, конечно, базарные, но четверо на одного — уже чересчур.
— Чисто показной жест. Ваши перекупщики уйдут на другой базар, а те перекочуют сюда!
— Надеюсь. Буду огорчен, если этого не случится.
— Вы… откровенны.
— Оставьте саркастический тон. Перекупщик по-своему нужен.
— Тогда нужен всякий спекулянт, и зря мы их сажаем!
— Давайте поговорим спокойно, инспектор. Рынок — место для торговли, кусок пространства с прилавками. Мой долг, чтобы на это пространство доставляли продукты. Но мне никто не обязан доставлять. Мой поставщик в массе неорганизованный частник, колхозник, рабочий, много пенсионеров. Имеют они возможность сами стоять в рядах?
— Вероятно, не всегда.
— Далеко не всегда! Привезет человек товара на недельную торговлю, а свободен два дня. Да еще рвется магазины обегать, деревенские заказы выполнить. Он охотно сбывает пусть дешевле, но оптом.
— Все это ясно, но…
— А ясно вам, инспектор, что рынок не способен предложить частнику выход? Мы не можем никоим образом приобрести его творог или редиску. Я бы с радостью отдал часть пространства Центросоюзу. Пусть кооперация скупает на комиссионных началах.
— Так отдайте!
— Если б я ушел в отставку генералом, а не полковником, то, возможно, решал бы сам подобные вопросы.
— А пока предпочитаете терпеть племя паразитов.
— Давайте уж совсем закроем рынок! — прерывает директор. — Неровен час, кто наживется!
— Ладно, товарищ полковник, кончим спор. Что вам известно об арестованном?