- Мы можем поговорить?
- Да, безусловно.
- Чтобы наш разговор стал доверительным, представлюсь. Александр Алексеевич.
По службе ваш коллега. Только не амфибия, а сухопутный уж. Полковник.
- Спецназ?
- Не совсем. Активная разведка и диверсии. Есть боевой опыт. Ангола. Эфиопия. Ирак.
Джунгли, горы, пески.
Лукин посмотрел Крюкову в глаза. Тот выдержал его взгляд и тут же спросил:
- Что, не похоже?
- Если честно, вы больше смахиваете на процветающего дипломата.
- А вот от вас я ждал большего. Выглядите вы не лучшим образом.
- В чем именно?
- Внешний вид- Брюки измяты. Ботинки не видели крема недели две.
- Три, - уточнил Лукин, - я приехал в город в военкомат с дачи сестры. Там копал огород.
- Я не требую, чтобы вы оправдывались.
Вполне понимаю: увольнение в запас для кадрового офицера не подарок. Смена образа жизни всегда размагничивает. Но я ищу людей для дела, в котором нужна максимальная собранность. Вы понимаете?
- Да.
Лукин в военной жизни был аккуратист, любил щегольнуть выправкой и черной формой, но упрек воспринял без обиды. В последнее время он и сам чувствовал, что начал постепенно опускаться, перестал следить за внешним видом, забросил занятия физзарядкой. И то, что об утрате подтянутости Крюков сказал сразу, рождало к нему доверие. Сам Лукин не раз выговаривал за неопрятную внешность своим подчиненным. Однако человеку, которого увидел в первый раз и еще не разобрался, кто он, делать подобное замечание никогдэтне стал бы. Прямота, с которой оценил его внешность Крюков, позволяла судить, что он человек прямой, решительный. Такой не будет интриговать, делать вид, будто не замечает недостатков и копить неудовольствие по мелочам. С ним можно иметь дело, хотя нелестные командирские оценки - совсем не подарок.
- Какого рода работу вы предлагаете?
- Боевую. Со стопроцентным риском. И хорошо оплачиваемую. Если вас устроит, уточню: это работа для солдат удачи.
- В Чечне?
- Вас Чечня пугает?
- Просто не устраивает по моральным соображениям.
- Нет, не в Чечне. И вообще не в России.
- Где?
- Об этом после подписания контракта.
Предварительно могу сказать: команду возглавлю я сам. Риск будет одинаков для всех.
Срок контракта - один месяц. Вознаграждение - десять тысяч долларов. В случае удачи возможен бонус...
- Прошу прощения...
- Бонус? - Крюков улыбнулся. - Это премия. И неплохая.
- Я соглашусь.
- Добро. Мы встретимся завтра и обговорим подробности.
Юрий ДЕМИН.
Майор милиции. Командир отряда
милиции особого назначения
Мудреца спросили: "Что важнее - умение падать или вставать?" - "Куда важнее умение не спотыкаться", - ответил мудрец.
Юрий Петрович Демин спотыкался на ровном месте как никто другой. И все потому, что верил в принципы демократии и социальной справедливости, то есть в то, во что верить ни при каких случаях нельзя.
"Закон одинаков для всех".
Вы думаете, это так? Ваше дело. А вот милиционеру верить в подобную муть нельзя: поверишь - споткнешься, можешь и не подняться.
Страж порядка должен ясно представлять систему ценностей в обществе, понимать, на каком этаже государства ему можно смело размахивать дубинкой, где позволено хватать и тащить, а на каком уровне лучше вообще не появляться с дубинкой и вообще не совать туда носа - откусят вместе с головой.
Демин верил в декларации политиков, в честность лозунгов и обещаний, принимал их за чистую монету и в результате споткнулся, да так, что сразу расшиб себе лоб.
А ведь все начиналось удачно. Отстояв положенный срок в армейском строю, сержант Демин вернулся в Москву и поступил на службу в Госавтоинспекцию. С первых же дней он люто невзлюбил нарушителей правил движения. Почти ежедневно ему приходилось встречать лихачей, которые неслись по улицам сломя голову. В бешеной гонке за смертью они проскакивали через перекрестки на красный свет светофора и наконец достигали цели, которую ставили перед собой.
Сплющенные кузова, из которых останки людей приходилось вырезать автогеном. Забрызганные кровищей салоны с дорогими, любовно оберегаемыми чехлами на сиденьях.
Разбитые вдрызг человеческие головы. Оторванные руки, переломанные ноги. И кровь, кровь, кровь... А все из-за того, что у человека машина-зверь, что она набирает с места сумасшедшую скорость, и это вселяет в водителя иллюзию, что при необходимости можно затормозить так же круто, как сорваться с места.
Стоит лишь натянуть поводья стального Сивки-Бурки, и он замрет на месте.
Уроки, позволявшие понять, что это совсем не так, оплачивались собственной кровью и уже никому не давали пользы.
Остановив лихача, рвущегося на красный свет светофора или несущегося по улице так, что казалось, будто он ведет самолет, берущий разбег, Демин безжалостной рукой выписывал квитанции штрафов.
Конфликт с очередным нарушителем возник на Красной Пресне.
До блеска отмытая и надраенная восковой смазкой "Чайка" не притормозила у пешеходного перехода. Правым крылом она подцепила старичка, переходившего дорогу, отшвырнула его на тротуар. Старичок упал на бок, потом опрокинулся на спину. Государственные награды, украшавшие пиджак, зазвенели, ударяясь одна о другую. Старичок спешил на встречу с однополчанами.