- Значит, это обыкновенный псих, и вы можете спокойно про него забыть, ответил я, - но, судя по тому, какое сильное впечатление он на вас произвел, я не склонен считать Боулера безобидным недоумком.
- Понятно. - Кендалл задумчиво почесал затылок. - Что еще вы хотели бы узнать, мистер Холман?
- Скорее кое-что уточнить. Если кто-то пришлет вам свою пьесу по почте, вы станете ее читать? Он заулыбался во весь рот:
- Мой поверенный научил меня правилам литературной жизни! Любая корреспонденция подобного рода возвращается отправителю невскрытой.
- На всякий случай: где и когда вы писали эту пьесу?
- Писал я ее здесь, в этом доме, но основную идею вынашивал довольно долго, так что, собственно, на писанину ушло всего три месяца. А дело было приблизительно год назад, если не ошибаюсь.
- Прекрасно. Дальнейшие вопросы мы отложим до того времени, когда я выясню, какими так называемыми доказательствами располагает Боулер.
Отворилась дверь, и в комнату вошел высокий сухощавый малый лет тридцати пяти. Его светлые волосы уже начали редеть, к тому же их следовало бы подстричь месяца два назад, а теперь с такой работой справилась бы разве что сенокосилка. Космы торчали над уныло вытянутой физиономией, светло-голубые глаза смотрели надменно, не по-мужски, маленький рот кривила обиженно-капризная ухмылка. Ярко-голубая вязаная рубашка отнюдь не гармонировала с шортами лимонного цвета. А сочетание тощих ног с узловатыми коленками напрочь исключало наличие у этого типа элементарных представлений о мужском достоинстве.
- О? - Он без особого интереса посмотрел на нас троих. - Я вам тут не помешал?
- Вообще-то нет, - ответил Кендалл. - Это мистер Холман. - Он кивнул в сторону костлявого типа. - А это мой добрый приятель Брюс Толбот. Он поэт.
- Ха! - фыркнула Антония. На физиономии Толбота промелькнула откровенная неприязнь, но он и не подумал оставить жеманный тон.
- Холодная дева сомневается в достоинствах моей музы? Что ж, я мог бы писать и дребедень, доступную ее умишку. - Он пристально посмотрел на меня. Уверен, если я не позабочусь объяснить, какое положение занимаю в этом доме, мистер Холман, Антония с удовольствием сделает это. - Толбот отвесил Рейфу Кендаллу низкий поклон. - Рейф мой патрон, а это замечательное старомодное слово сразу наводит на мысль о благотворительности! Так уж получилось, что он верит в мой талант и поддерживает меня. Поэтому я могу творить, а не тратить время, зарабатывая хлеб насущный в качестве клерка или чернорабочего.
- Это излишне, Брюс, - спокойно оборвал его Кендалл. - Мистера Холмана не интересует...
- Но я настаиваю! - Толбот упрямо затряс головой, и его волосы разлетелись в разные стороны, подобно чахлым колосьям пшеницы, выросшей на неудобренной почве. - Я хочу внести абсолютную ясность в положение дел. - Он вновь посмотрел мне в глаза. - Я ручной менестрель этого дома, мистер Холман. За крышу над головой, трехразовое, порой излишне растянутое питание и совершенно безвозмездно в смысле денежного вознаграждения я всегда под рукой. Скажите, что вам требуется, сэр, и я, не щадя сил, сделаю все, дабы услужить вам в меру своих возможностей.
- Брюс, - снова вмешался Кендалл, - я не думаю...
- Чего изволите, сэр? - продолжал паясничать Толбот, не обращая внимания на слова Кендалла. - Оду, сонет или, возможно, корейское "сихе"? Или же вас больше устроят изящные стансы, посвященные моему благородному патрону? - И он принялся декламировать фальцетом:
Восславим Рейфа Кендалла,
Чья муза пьесам жизнь дала
Для новых поколений.
Ну, разве он не гений?
Полагаю, - повысил голос Кендалл, - с нас вполне достаточно!
- Хорошо! - Толбот снова затряс головой, и его физиономия скривилась от обиды. - Раз уж меня отсылают прочь, как слугу...
Повернувшись на каблуках, он строевым шагом вышел из комнаты; нелепое сочетание лавандово-синей майки и ядовито-желтых шорт делало его похожим на оскорбленного в лучших чувствах бойскаута-дальтоника.
После того как за ним закрылась дверь, в комнате на несколько секунд воцарилось молчание. Наконец Кендалл кривовато усмехнулся:
- Брюс, как я понимаю, принадлежит к весьма чувствительным натурам.
- Он не только никуда не годный поэт, но и бессовестный лодырь, привыкший жить за чужой счет! - заявила Антония. - Лично я уверена, что ты зря позволяешь ему торчать в доме, сочиняя идиотские вирши, хотя парню давно следовало бы заняться каким-то делом... Впрочем, клерк из него выйдет тоже никуда не годный.
Кендалл несколько раз затянулся, пока не сообразил, что трубка погасла; тогда он принялся шарить по карманам в поисках спичек.
- Если ты настаиваешь, мы обсудим этот вопрос как-нибудь в другой раз, уныло проворчал он.
- Я уже давно перестала затевать подобные разговоры, поскольку они все равно не приносят проку, - пожала плечами Антония. - Но если мистеру Холману приятно сидеть тут и наблюдать, как мы играем в "счастливую семью", я готова.
Я на лету поймал камешек в свой огород.
- Да нет, мне пора идти, - объявил я, поднимаясь на ноги и ставя пустой стакан на столик рядом. - Вы дадите мне телефон Боулера?
- Естественно. - Кендалл достал бумажник, извлек из него листок бумаги и протянул мне:
- Надеюсь, вы уведомите меня о результатах встречи?
- Разумеется.
Он взглянул на дочь:
- Будь добра, проводи мистера Холмана, Антония.
- В этом нет необходимости. - Девушка нарочито медленно встала. - Ведь он практически вломился сюда...
- Лучше б ты хоть раз нагрубила мне, - почти прошептал драматург, - вместо того чтоб рычать на всех подряд без разбору.
- Ты хочешь сказать, что я должна быть предельна мила со всеми, дабы не бросать тень на образ великого гуманиста? - В ее глазах мелькнул холодный огонек. - О'кей, как насчет вот этого? - Антония двинулась ко мне, да так решительно, что на долю секунды у меня мелькнула мысль: уж не собирается ли юная особа пройти сквозь мое бренное тело; но нет, она все-таки остановилась в паре дюймов, ухватила меня под руку и так тесно прижала ее тыльной стороной к собственному боку, что я ощутил упругую округлость маленькой груди. Пару раз взмахнув длинными ресницами, девушка одарила меня на редкость неискренней улыбкой. - Знакомство с вами, мистер Холман, доставило мне огромное удовольствие, - проворковала она. - Любой друг моего папочки, великого американского драматурга, становится и моим другом. Если у вас есть какие-то критические замечания по поводу его пьес, пусть самые пустяковые, почему бы вам не юркнуть в мою постель и не обсудить их приватно? Не сомневаюсь, я сумею уговорить вас изменить мнение.
Раздался какой-то глухой звук - это Кендалл сердито выколачивал трубку. Антония громко захохотала и, чуть ли не отшвырнув мою руку, вернулась на прежнее место.
- Мой отец, несомненно, предпочитает, чтобы вы сами нашли дорогу отсюда, мистер Холман.
Глава 2
В баре на бульваре Уилшир стоял полумрак, и после яркого солнца это казалось чудесным. Мы с Боулером договорились встретиться в пять часов, я пришел вовремя, устроился в уголке, заказал бурбон и закурил сигарету. В зале почти никого не было. Лишь трое парней в темных очках деловито обсуждали вопросы авторского права и телевидения. В противоположном конце за столиком сидела одинокая блондинка с бокалом в руке и неотрывно любовалась собственным отражением в зеркале над стойкой. Очевидно, барышня о чем-то с ним беседовала, потому что ее губы все время шевелились.
Прошло минут пять, прежде чем в бар вошел новый посетитель и, оглядевшись по сторонам, направился ко мне. Молодецкий разворот плеч этого высокого, крепко сколоченного господина вряд ли объяснялся исключительно покроем костюма. Прежде всего я заметил напомаженные черные волосы и маленькие усики над слишком женственным ртом. А когда парень подошел поближе, в меня впились холодные, как у змеи, карие глаза.
Остановившись у моего столика, он с сильным восточным акцентом спросил:
- Холман? - и, получив утвердительный кивок, сел напротив. - Я Боулер, сразу начал он. - Согласившись встретиться с вами, я и так сделал большое одолжение, Холман. Так что не теряйте время на пустые разговоры, пока я не передумал.
- Я бы сказал, что действуете вы очень артистично для профессионала; или же вы считаете необходимым прежде всего сломить сопротивление простака?
- Так вот оно что? - Боулер усмехнулся, продемонстрировав превосходные белые зубы. - Кендалл воображает, что я шучу?
- Он принял вас за какого-то психа, - холодно пояснил я, - или же вымогателя. Впрочем, возможно то и другое вместе.