Отец ее все-таки достал.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
РАЗВОД ПО-АРАВИЙСКИ
К небольшому аккуратному особнячку за высокой стеной, полное впечатление, приложил в свое время руку заезжий европейский архитектор Мазур не усмотрел в нем ни капли местного колорита, вообще ничего восточного. Разве что окна великоваты для европейских домов - а в остальном очень скучное строеньице.
Его охватило странное чувство - смесь азарта, злорадства и стыда. Все происходящее словно бы и не зависело от него лично, разворачивалось до сих пор без его малейшего участия. Он сидел рядом с генералом Асади, временами поглядывая в зеркальце на идущий следом вездеход, за всю дорогу не задав ни единого вопроса - да и теперь держался чуточку в сторонке, пока смуглые парни в пятнистых комбинезонах без знаков различия бесшумными перебежками занимали исходные позиции. Хваткие были ребята, Мазур оценил должным образом. Особнячок во мгновение ока был блокирован со всех сторон ручаться можно, без ведома тех, кто был внутри.
- Вы мне немного поможете, Кирилл? - спросил Асади мягко.
- Чем хотите, - угрюмо отозвался Мазур.
- Вашу супругу я не стану допрашивать... так, пара вопросов о второстепенных деталях, с вашего позволения. Если возникнет такая необходимость.
- Сделайте одолжение.
- Спасибо. А вот к этим двум прожигателям жизни вопросов накопилось много, и не в пример более серьезных. Боюсь, задача не из легких - ребятки заносчивые, избалованные своим положением. Однако ситуация благоприятствует. Быть застигнутым на месте преступления разъяренным и вооруженным мужем - удовольствие не из приятных. Никакое это не удовольствие...
- У меня нет оружия, - уточнил Мазур.
- Да ну? - криво усмехнулся Асади. - А теперь есть.
И протянул Мазуру короткоствольный револьвер, вороненый кольт, выглядевший новеньким и ухоженным. Мазур сноровисто откинул барабан, выдвинул патроны, нажав указательным пальцем на головку экстрактора. Собрал патроны в горсть, присмотрелся. Внешне, во всяком случае, неотличимы от боевых. Зарядил револьвер вновь и опустил его в боковой карман кителя местного, без знаков различия.
- Патроны, конечно же, боевые, - сказал Асади. - Можете им пригрозить, можете даже пальнуть в потолок...
- Чтобы вы их от меня спасли, и они из страха попасть в мои руки стали с вами откровенны?
- Вот именно. Я не прошу у вас чего-то сложного или особенно трудного, верно? Вам это ничего не стоит, а мне будет гораздо легче. Им есть чего испугаться. По старым традициям, обманутый муж в подобной ситуации может сделать с прелюбодеем все, что душе угодно, - он грустно усмехнулся. - Во времена султана это было даже в писаных законах отражено. В доме можно сделать с осквернителем супружеского ложа что угодно... имелся в виду не обязательно дом мужа, просто-напросто дом, где застигли... нельзя только было добивать пойманного, если ему удалось из дома вырваться. В пределах домовладения все, за пределами - ничего, иначе это уже каралось, как превышение законных прав... Хотя революция отменила и этот закон наряду с прочими отжившими, народное сознание так просто не переделаешь... - он покосился на Мазура с некоторым беспокойством. - Только, Кирилл, я вас прошу - не вздумайте и в самом деле... Потом, когда они мне станут неинтересны - с превеликим удовольствием. Если-хотите, я вам их потом подарю, и делайте с ними все, что хотите, хоть на куски режьте. Но только потом. Вы и не представляете, как они мне нужны... Я могу на вас полагаться?
- Хорошо, - сумрачно сказал Мазур. - Я их пальцем не трону... не в них дело, откровенно говоря.
Генерал отвернулся, сделал знак старшему группы, и все моментально пришло в движение.
Трое командос образовали живую лесенку, выставив сцепленные ладони на трех уровнях, еще четверо молниеносно взлетели по этим почти не колыхнувшимся ступенькам, перемахнули на ту сторону, последний свесился с гребня, протянул руку и вмиг переправил троих внутрь.
Минуты ползли, как улитки. Изнутри не доносилось ни звука. Наконец метрах в двадцати от них распахнулась высокая и узкая задняя калитка, человек в камуфляже вышел из нее, зашагал во весь рост, не прячась и не пригибаясь. Что-то коротко доложил. Асади повернулся к Мазуру:
- Двое охранников во дворе нейтрализованы и быстренько допрошены. Клянутся, что в доме никого, кроме интересующих нас лиц. Они на втором этаже, все трое. Пойдемте?
Они вошли в калитку, тихонечко двинулись к черному ходу, на всякий случай все же пригибаясь так, чтобы их не видно было из окон первого этажа. Здесь же, у крылечка, лежали два мастерски скрученных субъекта с заткнутыми ртами. При них оставалось только двое камуфляжников - остальные, очевидно, обложили особнячок со всех сторон.
Дверь оказалась незапертой и открылась бесшумно. Асади сделал скупой жест, распределяя обязанности - и двое автоматчиков вошли вслед за Мазуром и генералом.
Они быстро, профессионально огляделись - и, умело ступая, так, чтобы не производить ни малейшего шума, направились к лестнице на второй этаж. Обстановка вокруг была роскошная, революционный аскетизм тут и не ночевал.
Асади двигался первым, так проворно и уверено, словно он сам здесь жил. Ну конечно, сообразил Мазур, он ведь заранее изучил планировку, а то и сам уже побывал здесь украдкой, с него станется, что бы генерал ни делал, он все проводит обстоятельно и на совесть...
Генерал остановился у притворенной двери, деревянной, покрытой искусной резьбой, поднял указательный палец, и все замерли. Поманил Мазура, отступил на полшага, глядя уныло и сочувственно. Мазур подкрался хищной кошкой, заглянул, прислушался.
Короткие женские стоны, ритмичное оханье, размеренный шум. Все классические признаки налицо. Кровь колотила ему в виски, лицо горело, он непроизвольно опустил руку, нашарил револьвер через плотное мундирное сукно. Перехватил взгляд Асади, умоляющий, требовательный, справился с собой и убрал руку.
По комнате громко прошлепали босые ступни, послышался мужской хохоток, неразборчивые реплики. Аня что-то капризно протянула, рассмеялась беззаботно, звонко, знакомо:
- Ну ладно, развратник этакий... о-о...
Замолчала на миг - и шум возобновился, ожесточенно скрипели пружины, глухие женские стоны перекрыл довольный мужской смех, резкие выдохи, непонятные реплики на арабском.
Мазур пнул дверь и вломился первым. Над его плечом бдительно нависал Асади - определенно все внимание уделявший револьверу в кармане Мазура - а двое автоматчиков, невозмутимые и безмолвные, встали по обе стороны дверного проема, держа короткие итальянские трещотки с глушителями под идеальным почти углом в сорок пять градусов.
Анины ладони соскользнули с бедер стоявшего у широкого дивана близнеца - хрен его ведает, которого из двух - он медленно-медленно отступил, открывая ее разгоряченное лицо, удивленное, конечно, но не сказать, чтобы очень уж испуганное. И отступал спиной вперед, пока не наткнулся поясницей на широкий подоконник, остановился, уставясь жалким, виноватым, собачьим взглядом.
Второй, двигаясь так же замедленно, невероятно плавно, бледный как смерть, сполз с распростертой женщины, выпрямился, что-то вскрикнул, даже не сердито - недоуменно. Асади ударом ноги отшвырнул его к стене, вышел на середину комнаты, нехорошо улыбаясь, процедил по-арабски несколько фраз, от которых оба близнеца помертвели окончательно, обратились в нелепые голые статуи.
Мазур посмотрел на ветреную супругу так, словно видел впервые. Ему было мерзко и больно - еще и оттого, что она ничуть не походила на испуганную, сконфуженную, пристыженную изменницу. Даже сейчас она была спокойна и чертовски хороша - растрепанная, раскрасневшаяся. Она выглядела невозмутимой. Улыбнулась почти непринужденно, приподнялась, полулежа, опершись на локоть, спросила:
- Кажется, будет семейная сцена?
- Ну ты и... - только и выговорил Мазур.
Оба близнеца стояли смирнехонько, старательно прикрываясь ладонями, улыбались искательно, жалко, в надежде на то, что кошмар рассеется и все каким-то чудом вернется в прежнее состояние...
Аня прищурилась:
- Ну, и дальше? Определись сначала, а? Что именно тебе не нравится что я тебе изменила, что меня черномазые драли, что их целых двое? Или по всем пунктам сразу виноватая я?
Мазур, что-то глухо рыкнув, залепил ей смачную пощечину.
- Бог ты мой, какие пошлости... - сверкнула она глазами, потрогала щеку, отодвинувшись к дальнему краю дивана. - Бить будешь?
- Надо бы, - сказал Мазур, немного присмирев. - Ох, надо бы...
- Серьезно? - она смотрела упрямо, строптиво. - А за что, интересно бы знать? За то, что я на стены лезла, пока ты где-то геройствовал? Ты меня еще будешь бить, импотент хренов? Иди и геройствуй дальше, пока не надоест. А я поживу хоть немножко так, как мне нравится, пока совсем не состарилась. Милый мой герой, женщине нужно трахаться. Коли уж она молодая, здоровая и нормальная, а вместо мужа у нее герой невидимого фронта, урод законченный, арбуз с засохшим кончиком... Знаешь, чем эти орангутанги от тебя отличаются? Да тем, что они - настоящие мужики, кобели высшей марки. Ну да, они из меня сделали законченную шлюху, но это, оказалось, очень даже приятно - побыть законченной шлюхой со здоровыми арабскими жеребцами... Знал бы ты, как они меня драли куда только можно, я и не знала, что бывают такие выкрутасы... Будет что дома рассказать подружкам. Ценным опытом поделиться. Если будешь умницей, я тебе, может, и расскажу подробно, чему меня тут научили - авось попробуешь потом что-нибудь неумело повторить... она говорила спокойно, с подначкой, с легкой улыбкой. - Восточная сказка, честное слово. Нужно будет еще крепко подумать, подпускать тебя теперь к себе, или нет. Так, как они меня драли, ты вряд ли продерешь - она улыбалась, села на постели, приложила руки к вискам, пошевелила растопыренными пальцами, - и рогов у тебя теперь, что у дюжины северных оленей, после таких мужиков тебя, недотепу...
Все произошло в секунду, словно бы без участия его собственного тела и рассудка. Некая неведомая сила вырвала руку из кармана, чуточку отягощенную привычным ощущением уютно лежащего в ладони револьвера...
Только когда она завалилась на вишнево-белое смятое покрывало, замерла с угасающими глазами и совсем несерьезной на вид дырочкой в аккурат над переносицей, когда на два голоса страшно заорали голые близнецы, и один упал на колени, словно отталкивая обеими руками что-то невидимое, когда генерал Асади рывком дернул вниз его руку и вытянул револьвер из вялых пальцев, Мазур понял, что натворил, сообразил, что все произошло на самом деле, что выстрел был, что в комнате стоит острый, тухлый запах пороховой гари, а его жена мертвая, потому что он ее только что застрелил.
И подумал с удивительной четкостью мысли, что вся его жизнь и будущее накрылись медным тазом. Все разлетелось к чертовой матери. Сколько именно ему дадут, уже совершенно неважно - такие детали, в общем, несущественны на фоне главного. А главное - вес рухнуло, все кончено. Из-за этой вот шлюхи.
Крепкие пальцы сжали его локоть и подтолкнули к двери. Асади, не встречая ни малейшего сопротивления, вывел его в коридор, направляя как слепого, провел к соседней двери и затолкнул в комнату, похожую на кабинет: строгий стол с разбросанными бумагами, сейф, стеллажи с папками, парадный портрет Касема на стене. Усадил за стол, поставил перед Мазуром высокий синий стакан и шумно наполнил его до половины из неведомо где прихваченной бутылки:
- Выпейте, Кирилл. У них тут хорошие виски, знают толк...
Следом вошел автоматчик, остановился у двери. Генерал сжал пальцы Мазура вокруг стакана, оторвал его запястье от стола. Стакан оказался у самых губ, и Мазур волей-неволей выпил все до дна, как водичку. Ни лучше, ни хуже от этого вроде бы не стало - но понемногу по всему телу расплылось и поднялось в мозг легкое, блаженное отупение.