- Хорошо, что ты не араб, - сказала вдруг Лейла, не шевелясь.
- Это почему? - с любопытством спросил Мазур.
- Араб может быть революционером, реформатором, кем угодно, но в душе остается арабом. Будь на твоем месте кто-нибудь из моих земляков, я в его глазах была бы... Трудно даже объяснить. "Шлюха" - слишком мягко сказано, не исчерпывает всей сложности понятия... Сама навязалась, домой зазвала, на шею кинулась... К проституткам отношение даже спокойнее - они, по крайней мере, занимаются этим за деньги, являют собой как бы необходимый элемент бытия... - она приподнялась на локте и тревожно заглянула в глаза Мазуру. Ты, пожалуйста, постарайся на людях ничем не показать, что меж нами что-то...
- А охрана? - спросил Мазур. - Секретарь этот твой?
Лейла грустно улыбнулась:
- Они ничего не заподозрят, надеюсь. У меня бывает очень много людей, частенько по весьма секретным делам, и разговоры затягиваются надолго. Я пока что не давала поводов для сплетен, и репутация у меня незапятнанная. Нужно же тебе было свалиться, как камень на голову... Ничего я не могла с собой поделать. Когда мы первый раз встретились, ты на меня посмотрел так странно и загадочно, - с таким желанием и грустью...
- Серьезно? - спросил Мазур чуточку ошарашено. Что-то он за собой такого не помнил.
- Серьезно. У тебя в глазах не было обычного мужского цинизма - одно затаенное желание и грусть...
- А ты не приукрашиваешь?
- И не думаю, - решительно сказала Лейла. - Потому что этим взглядом ты меня и зацепил. Прошло совсем немного времени, и я поняла, что влюбилась...
Мазур оцепенел от неловкости. С одной стороны, как и любому мужику на его месте, несказанно приятно было, что в него, изволите ли видеть, влюбилась такая девушка, с другой... Точно, не оберешься сложностей... Это даже не дома, это гораздо хуже.
- Почему ты молчишь?
- Честное слово, не знаю, что сказать. И не припомню что-то, когда в меня в последний раз влюблялись. Не по себе как-то...
- Не бойся. Я не собираюсь тебе навязываться, не будет никаких дамских глупостей. Я все же не экзальтированная девчонка, милый. Я - революционный министр. И прекрасно понимаю, что никакого будущего у нас быть не может. Дело даже не в том, что ты женат. Мы оба - на посту, вот ведь какая штука...
- Умница, - со вздохом сказал Мазур. - Исключительно точно обрисовала. Правда, насчет меня чуточку преувеличила. Я-то не на высоком посту, я обычный головорез, каких в любой приличной армии пруд пруди. Это ты - на высоком посту...
- Я скоро с ума сойду и от этого поста, и от всего остального, призналась она насквозь уставшим, каким-то безнадежным голосом. - Честное слово. Может быть, ты мне объяснишь, почему все так неправильно! Вы же давным-давно через все болезни становления прошли, построили социализм, ты должен знать...
- Что? - безнадежно спросил Мазур.
- Почему все так неправильно, - сказала Лейла. - Я сама ничего не понимаю. Не понимаю, что происходит с людьми. Когда-то у них не было мечты яростней и светлее, чем покончить с султаном. Нас носили на руках, в первые недели переворота нельзя было появиться среди людей, на нас бросались, как паломники на святого шейха. А теперь они срывают плакаты, прячут мятежников, а то и стреляют в спину... Те же самые люди.
- Тебя это удивляет? - фыркнул Мазур.
- А тебя - нет?
- Ты знаешь... - медленно сказал он. - Есть у людей такая интересная черта: им нужно все и сразу. Думается мне, от вас ждали рая земного в считанные недели. А вы им не построили рая.
- Но нельзя же вот так, в одночасье...
- А им хочется, - сказал Мазур. - Они-то считают, что вы обязаны им в сжатые сроки возвести рай на земле. Не дождались они этого от вас - и начали ненавидеть...
Ее огромные черные глаза вспыхнули нешуточным гневом:
- Хочешь сказать, они теперь пойдут за каждым, кто им пообещает рай на земле?
Мазур был уверен, что именно так и может обернуться, но из благоразумия промолчал, чтобы не лезть с грязными сапогами в эту незамутненную чистую душу. Девочка еще не повзрослела, вот в чем беда. Не научилась различать абстрактные схемы и суровую реальность. И человеческой натуры толком не знает. А натура сия, как уже говорилось, прямолинейна и проста: подавай им рай земной на блюдечке, и точка. Иначе растопчут. Видывали мы уже это, на практике проходили, взять хотя бы народного вождя Олонго, который сначала был чуть ли не богом земным, а потом, когда стало ясно, что не дождаться рая, остались от вождя одни клочки по закоулочкам... А Мазур еле ноги унес, хотя уж он-то никому рая построить не обещал.
Лейла справилась с собой, прилегла рядом, прижалась. Сказала грустно, глядя в потолок:
- Но ведь вам удалось со всем этим справиться? Должен быть какой-то рецепт, совет, пример... Понимаешь, мне просто не с кем о таком поговорить. С подчиненными нельзя, чтобы не расхолаживать. Касем никаких причин для беспокойства не видит. Асади считает, что всех врагов в конце концов можно выловить и расстрелять, если потрудиться на совесть. Хасан... он, знаешь ли, слабоват. Скорее исполнитель, чем теоретик.
- А Барадж?
Лейла покосилась на него, усмехнулась:
- С Бараджем я однажды пыталась поговорить на эту тему, вообще откровенно. Поделиться по-дружески своими тревогами и переживаниями. А он меня попытался уложить вот в эту самую постель. Пришлось врезать, и разговор оказался безнадежно испорчен...
Мазур печально усмехнулся про себя: вот она, ценная информация из самых недр здешнего Политбюро, которой так жаждут старшие по званию. Только вряд ли такие сведения их устроят. И без того известно, что Барадж - жуткий бабник, Касем - упертый, Асади уповает на агентуру и облавы больше, чем на идеалы, а Хасан слабоват...
- Честное слово, я не знаю, где тут рецепт и совет, - сказал Мазур. Я - солдат, понимаешь? Умею быстро и качественно разобраться с любым, на кого мне укажет родина в лице старшего по званию. Но, хоть ты меня убей, понятия не имею, как правильно построить социализм в целой стране... Тебе должно быть виднее, ты в этом деле профессионал.
- Но ведь не может оказаться так, что мы были неправы? - спросила Лейла. - Если бы ты видел, как жили здесь при султане...
- Все у вас получится, - сказал Мазур тоном, каким успокаивают огорченных детей. Притянул ее к себе и легонько приласкал. - Вы все же молодцы, такие горы свернули...
Он говорил что-то еще, в том же духе, успокоительное и веское, но довольно быстро замолчал, потому что сам себе казался неубедительным и боялся, что и Лейла это почувствует. Они долго лежали, прижавшись друг к другу в тишине и прохладе, Мазур выкинул из головы все сложности, отдыхая душой и телом - и она, должно быть, испытывала то же самое, судя по спокойному дыханию и расслабленности. Было так уютно и покойно, что он почти задремал - и очнулся от резкого движения Лейлы.
- Совершенно нет времени... - сказала она с сожалением, решительно приподнялась и села в постели. - Видишь ли, с тобой очень хотел встретиться майор Юсеф. Он просил, чтобы я позвала тебя в гости... а я позвать-то позвала, но беззастенчиво использовала эту возможность в личных целях... У тебя есть еще время? Юсеф крайне озабочен. Что-то серьезное случилось, и ты ему нужен... Я позвоню?
- Звони, - сказал Мазур, не раздумывая. - Только сначала приведем тут все в порядок...
* * *
...Когда через четверть часа в кабинет вошел Юсеф, там все обстояло в высшей степени благопристойно: старший советский товарищ, капитан-лейтенант Мазур, застегнутый на все пуговицы, даже где-то чопорный, сидел у стола, старательно изучая последние образцы агитационных плакатов, предназначенных для расклейки в единственном на всю республику гнезде пролетариата (то бишь городке нефтяников с населением тысячи в три человек). Лейла, нахмурясь с деловым видом, делала какие-то пометки в какой-то ведомости сугубо официального вида - тоже безукоризненно одетая, тщательно причесанная, деловая и неприступная, как бронемашина с полным боекомплектом перед выездом на задание. Положительно, майор не должен был ничего заподозрить.
Да он и не собирался заниматься психологическими изысками, сразу видно - Мазур вмиг определил, - что Юсеф крайне встревожен и взволнован, места себе не находит. Он был очень похож на младшего брата, но, в отличие от сопляка Ганима, производил впечатление по-настоящему хваткого и серьезного мужика. А такие по мелочам не паникуют...
Они обменялись рукопожатием, и Юсеф взял быка за рога:
- Товарищ Мазур, я очень благодарен, что вы пришли... Лейла, мы можем поговорить наедине?
Она с нешуточной обидой вздернула подбородок:
- Хотела бы напомнить, что я, в конце концов...
Юсеф перешел на их родной язык. К некоторому удивлению Мазура, майор не настаивал, как полагалось бы твердому арабскому мужику, а скорее уж просил и уговаривал - такое осталось впечатление, хотя знакомые интонации могли нести и другой смысл...
В конце концов Лейла уступила, обиженно поджав губы, вышла твердой походкой, горделиво воздев голову. Бросила Мазуру, не оборачиваясь:
- Ну что ж, дисциплина есть дисциплина. Я поработаю на втором этаже...
Юсеф, едва она вышла, тщательнейшим образом прикрыл за собой дверь. Вернулся к столу, сел рядом с Мазуром, понизил голос: