На следующий вечер чуть позже девяти Одетта вынырнула из темноты и остановилась у входа на веранду, вскинув на меня глаза. Она была в простеньком белом платье, с небольшим плоским чемоданом в руке и при ярком свете луны выглядела очень привлекательно.
— Привет, Гарри, — сказала она. — Вот я и пришла.
Я спустился с веранды и взял у нее чемодан. Меня несколько смутило, что она одна.
— Войдем внутрь, — сказал я. — А госпожа Мальру, она разве не придет?
Девушка искоса взглянула на меня и улыбнулась.
— А ее приглашали? Она все равно не придет.
Мы вместе вошли в бунгало. Я закрыл дверь, затем включил свет, а вместе с ним магнитофон, на котором стояла новая пленка.
У меня был напряженный день. Я отработал детали, которые Одетта должна была заучить. Составил для нее текст письма отцу. Прослушал сделанную накануне запись и убедился в ее высоком качестве. Запечатал пленку в пакет и сдал на хранение в свой банк.
Теперь я чувствовал себя достаточно уверенно, и мне уже не терпелось наложить руку на эти пятьдесят тысяч долларов. Я знал наверняка, что в случае провала меня могут привлечь к уголовной ответственности только вместе с Реей и Одеттой, но я даже представить себе не мог, чтобы Мальру стал возбуждать дело против своей жены и дочери, и это должно было выручить меня, если бы мы попались.
— Давайте начнем, — сказал я, опускаясь в кресло. — Дел у нас много, а времени в обрез.
В ее манере двигаться было что-то вызывающее, и я поймал себя на том, что наблюдаю за ней слишком уж внимательно. Она уселась на кушетку, поджав под себя ноги, оправила платье и уставилась на меня выжидательным взглядом, от которого я пришел в замешательство. Эта девушка знала себе цену, и она видела, что не оставляет меня равнодушным.
— По-моему, Рея очень ловко заманила вас в западню, чтобы воспользоваться вашей помощью, — сказала она. — Но вы могли бы оказаться еще более ловким.
Я остолбенел.
— Какая еще западня? Никуда она меня не заманивала!
— Еще как заманивала! Она следила за вами несколько дней подряд, пока вы глушили виски в том самом баре. Она решила, что именно вы сможете нам помочь, как только прочитала, что вас выпустили из тюрьмы. Она была уверена, что вы возьмете деньги. Я сказала, что не возьмете. Мы побились об заклад, и я проиграла десять долларов.
Я тупо смотрел на нее и чувствовал, что краснею.
— Я был пьян.
Она пожала плечами.
— Разумеется, вы были пьяны. Я говорю вам это, чтобы вы были осторожны и не очень доверяли Рее: она коварна как змея.
— Для чего вам понадобились такие деньги?
Она состроила недовольную улыбку.
— Это вас не касается. Так что я должна делать? Вы подготовили историю моего похищения?
Я долго смотрел на нее, стараясь собраться с мыслями. Значит, Рея умышленно подбросила мне свою сумочку! Это меня потрясло. Я сказал себе, что с ней надо быть предельно осторожным.
— Вы назначили встречу на субботу? — спросил я.
— Да, я иду в кино со своей подругой Мовис Шин. Мы договорились встретиться у кинотеатра «Кэпитал» в девять вечера.
— У вас найдется приятель, с которым вы время от времени где-нибудь бываете? Не постоянный, а такой, с кем вы видитесь лишь от случая к случаю?
— Да сколько угодно, — сказала она с озадаченным видом.
— Хватит одного, назовите его имя.
— Ну допустим, Джерри Уильямс.
— Он вам звонит домой?
— Да.
— Кто у вас подходит к телефону?
— Сэбин — это наш дворецкий.
— Он смог бы узнать голос Уильямса?
— Не думаю, Джерри месяца два как мне не звонил.
— Теперь запоминайте. Вы говорите отцу, что идете в кино с подругой. После ужина, примерно без четверти девять, я звоню вам. Вашему дворецкому я говорю, что звонит Джерри Уильямс. Это делается исключительно на тот случай, если вмешается полиция. Оставаясь в роли Уильямса, я говорю вам, что встретил вашу подругу, что нас здесь целая компания, что мы все едем в «Пиратское гнездо» и хотим, чтобы вы к нам присоединились. Вы удивлены, но соглашаетесь. Вы никому не говорите, куда собираетесь ехать, потому что отец наверняка был бы недоволен, если бы узнал, что вы отправляетесь в этот кабак. Вы приезжаете туда, но не находите своих друзей, и вам ничего не остается, как уехать. Когда вы идете по плохо освещенной стоянке, вам набрасывают на голову плед и вталкивают в автомобиль. Вы все запомнили?
Она кивнула, потом произнесла:
— Ну и ну! Я смотрю, вы относитесь к этому всерьез.
— Потому что это серьезно, — сказал я. — Если вмешается полиция, они допросят Уильямса, а тот покажет под присягой, что не звонил вам, и тогда они сообразят, что это звонил кто-то из похитителей, чтобы заманить вас в «Пиратское гнездо». Они спросят, почему вас не насторожил незнакомый голос. Вы скажете, что было плохо слышно, мешала какая-то музыка, да вам и в голову не пришло бы, что это мог быть не Уильямс, а кто-то другой. Вот так вы и попали в «Пиратское гнездо». Вопросы есть?
— Вы и в самом деле думаете, что вмешается полиция? — Она грызла ноготь на большом пальце, не отрывая от меня глаз.
— Не знаю. Ваша мачеха сказала, что дело обойдется без полиции, но я должен быть готов ко всему. Теперь слушайте внимательно. Сейчас я изложу вам историю вашего похищения. Возможно, вам придется рассказать ее в полиции.
Итак, вас втолкнули в автомобиль, набросив на голову плед. Тяжелые руки прижали вас к сиденью. Мужской голос с итальянским акцентом предупредил, что вам сделают больно, если хоть пикнуть посмеете. Вам показалось, что в машине было трое. Я написал для вас разговор, который вы там услышали. Вы должны выучить его наизусть.
Машина сделала несколько поворотов, и это навело вас на мысль, что она свернула с шоссе. Наконец после двух часов езды машина остановилась. Вы услышали лай собаки, звук открываемых ворот. Машина двинулась с места, потом снова остановилась. Вы должны все это запомнить. Если к делу подключатся агенты ФБР, они захотят знать все подробности. Сколько раз они ловили похитителей благодаря тому, что жертва слышала лай собаки или скрип ведра, опускаемого в колодец, или еще что-нибудь в этом роде. Они постараются выжать из вашей памяти каждую мелочь, и вы должны быть к этому готовы.
Она кивнула, не сводя с меня сосредоточенного взгляда.
— Теперь понятно, зачем вам понадобилось, чтобы я сюда пришла. Даже если обойдется без полиции, папа все равно будет задавать такие же вопросы, а его трудно обмануть.
— Вот именно. Запоминайте дальше. Вы пробыли в этом месте трое суток. Вас держали в запертой комнате. Если ввяжется полиция, вас обязательно попросят нарисовать план этой комнаты, и вы должны сделать это с ходу. Пока вас держали взаперти, вы слышали лай собаки, кудахтанье кур, мычание коров. Вы решили, что это какая-нибудь захудалая ферма. Вы видели только одного из похитителей и женщину, которая была к вам приставлена. Я сделал для вас их описание, и вы должны его запомнить. Если вас будет допрашивать полиция, не отступайте ни на шаг от своей версии, не то вас поймают на какой-нибудь неточности.
— Понимаю, — произнесла Одетта, которая слушала меня с интересом и очень сосредоточенно.
— Туалет находится прямо рядом с комнатой, где вас держат. Это один из тех каверзных вопросов, которые могут вам задать, и вы должны быть к нему готовы. Вам разрешается ходить туда в любое время, но в сопровождении вашей надзирательницы. Я нарисовал для вас план той части дома, которую вы могли видеть, когда входили в туалет. Ничего особенно вы там не видели: короткий коридор и три двери, которые всегда были закрыты. В туалете треснувший унитаз, к смывному бачку привязан кусок веревки вместо цепочки. Запомните эти детали, они сделают ваши показания более правдоподобными. Я написал, чем вас кормили все три дня, пока держали на ферме, и это вы тоже должны запомнить. Поверьте, агенты ФБР, если они вмешаются, вывернут все наизнанку, а вы должны быть к этому готовы.
Она потрогала губы кончиком языка и сказала:
— Я начинаю испытывать такое чувство, будто меня и вправду собираются похитить.
— Так и должно быть. Я составил текст вашего письма отцу, которое вы напишете, а я отправлю. Лучше сделайте это прямо сейчас.
Я встал и пошел за портфелем, который принес с собой. Перед тем, как достать из него листки дешевой почтовой бумаги, купленной мною в магазине, я надел перчатки.
Она села за стол. Я стоял над ней и смотрел, как она переписывает письмо, как пишет адрес на конверте. Потом сказал, чтобы она сложила письмо, запечатала его и опустила в мой портфель. Когда она это сделала, я вручил ей подробную памятку на нескольких листках.
— Возьмите это с собой и постарайтесь хорошенько запомнить все, что здесь написано, — сказал я. — Приходите сюда послезавтра в девять вечера, я вас проверю, и тогда можно приступать к делу.
Она положила памятку в свою сумочку.
— Перед тем, как вы уйдете, посмотрим, что там у вас за платье и парик.
Она открыла чемодан и достала из него дешевенькое ситцевое платье бело-голубой расцветки, белые босоножки и рыжий парик.
Я кивнул на дверь спальни.
— Идите туда и переоденьтесь. Я хочу посмотреть, как вы будете выглядеть.
— Для человека, нанятого моей мачехой, вы совсем неплохо командуете.
— Если вам не нравится…
— Очень даже нравится! Разнообразие освежает. — Она захлопала ресницами. — Я питаю слабость к мужчинам, которые старше меня.
— Тогда у вас широкий выбор, — сказал я. — Шевелитесь! Мне надо ехать домой.
Она сделала мне гримасу, затем вошла в спальню и закрыла за собой дверь.
Теперь я не мог отвязаться от мысли, что мы с ней одни. Присутствие этой девушки разбудило во мне низменный инстинкт, да и любой мужчина, окажись он на моем месте, почувствовал бы то же самое. С тех пор, как у меня появилась жена, я ни разу ей не изменял и не собирался делать этого сейчас, хотя знал, что девчонка не станет ломаться. Стоит лишь намекнуть, что я не против, и она откроет мне зеленую улицу.
Я беспокойно расхаживал по комнате, пока она не вышла из спальни. Рыжий парик разительно изменил ее внешность. Я едва узнал ее. Спереди она придерживала на себе платье руками.
— Эта уродская штука сделана на молнии. — Она повернулась ко мне спиной, голой до пояса. — Если вам не трудно, застегните меня, а то я не достаю.
Дрожащей рукой я взялся за молнию. Пальцы коснулись прохладной кожи ее спины. Она взглянула на меня через плечо. В глазах у нее плясали те самые зеленые огоньки. Я потянул вверх замок молнии. Сердце у меня бешено стучало. Она повернулась и прижалась ко мне всем телом, обняв за шею.
Я чуть было не уступил, но вовремя сделал над собой усилие и оттолкнул ее.
— А вот этого не надо, — сказал я. — Давайте сохраним чисто деловые отношения.
Она пристально посмотрела на меня, наклонив голову набок.
— Выходит, я вам не нравлюсь?
— По-моему, вы обворожительны. И давайте на этом остановимся.
Она опять сделала гримасу, затем встала под свет.
— Ну, как?
— Сойдет. Если наденете темные очки, никто не узнает. — Я вынул платок и вытер вспотевшие ладони. — Ладно, переодевайтесь. Платье и парик оставьте здесь. Встречаемся послезавтра в девять вечера.
Она кивнула и пошла в спальню, оставив дверь открытой.
Я зажег сигарету и присел на край стола, стараясь унять расходившиеся нервы. Через некоторое время она позвала:
— Гарри… Я никак не расстегну эту молнию.
Я медленно раздавил сигарету в пепельнице и несколько секунд не двигался с места, прислушиваясь к ударам собственного сердца.
— Гарри…
Я встал, бесшумно подошел к входной двери и повернул ключ. Затем погасил свет и вошел в спальню.
Я завел «паккард» в открытые ворота своего дома и подогнал его к гаражу. Рядом с домом стояла машина Джона Реника.
При виде этого «бьюика» у меня оборвалось сердце. Я не имел никаких контактов с Реником с тех пор, как он встретил меня у ворот тюрьмы несколько недель назад, и я совсем забыл о нем.
Что он здесь делает?
Я начал лихорадочно соображать. Наверное, Нина сказала ему, что я получил работу по контролю уличного движения. Если ему взбредет в голову проверить, так ли это, он может легко вывести меня на чистую воду. Теперь, когда я готовил это мнимое похищение, меньше всего мне хотелось встречаться с человеком, который связан с полицией.
Кроме того, меня мучили угрызения совести. Я не должен был допускать, чтобы Одетта затащила меня в постель. Теперь я был уверен, что она сделала это лишь затем, чтобы показать мне свою власть над мужчинами и свое презрение к ним. Наша короткая близость — если можно назвать это близостью — была взрывом секса, не более того. Она сразу ускользнула от меня и быстро оделась впотьмах, напевая себе под нос джазовый мотивчик и полностью игнорируя мое присутствие.
— Увидимся послезавтра вечером, — сказала она из темноты. — Чао!
Я лежал на кровати с чувством стыда, досады и отвращения к ней, пока не услышал, как захлопнулась дверь бунгало. Тогда я встал, выключил магнитофон, снял пленку и уложил ее в коробку. Потом принял душ, вышел в гостиную и одним махом выпил две порции неразбавленного виски. Но ни душ, ни виски не помогли мне избавиться от ощущения грязного осадка или заглушить чувство вины перед Ниной, которая с утра до вечера вертелась как белка в колесе, чтобы заработать нам на жизнь.
Я медленно прошел по дорожке, ведущей от гаража к дому, достал свой ключ и открыл переднюю дверь. Стрелки на часах в холле показывали десять минут двенадцатого. Из гостиной я услышал голос Реника и неожиданный смех Нины.
Я в нерешительности остановился.
Мы с Реником были близкими друзьями в течение двадцати лет. Мы вместе ходили в школу. Он был хорошим и добросовестным полицейским, теперь он получил престижную и высокооплачиваемую должность следователя по особо важным делам в окружной прокуратуре. Если этот план похищения провалится, Реник первым включится в расследование, а он свое дело знает, недаром его считают одним из самых способных и дельных следователей. Когда я работал в газете, у меня была возможность убедиться в этом на личном опыте. Если он возьмется за расследование, я могу попасть в беду.
Я взял себя в руки, прошел через холл и толкнул дверь в гостиную.
Нина трудилась над большой садовой вазой, которая стояла на ее рабочем столе. Реник смотрел на нее, откинувшись на спинку кресла и попыхивая сигаретой.
Едва увидев меня, она бросила кисточку, подбежала ко мне, обняла за шею и поцеловала в губы. У меня сжалось сердце. Я еще помнил жаркие необузданные ласки Одетты. Я мягко отстранил ее, обняв одной рукой, и заставил себя улыбнуться поднявшемуся на ноги Ренику.
— Привет, Джон! — сказал я, протягивая ему руку. — Совсем нас забыл.
Полицейский всегда остается полицейским. Судя по его цепкому, настороженному взгляду, он знал, что я на мели. Он пожал мне руку, и улыбка у него была такая же натянутая, как у меня.
— Не моя вина, Гарри, — сказал он. — Целый месяц я просидел в Вашингтоне, только что вернулся. Как твои дела? Я слышал, ты нашел работу.
— Если называть это работой. Но лучше, чем ничего.
Я опустился в кресло. Нина присела на ручку кресла, не выпуская моей руки. Реник вернулся на свое место. Он по-прежнему буравил меня испытующим взглядом.
— Слушай, Гарри, — сказал он, — так дальше нельзя. Тебе надо устраиваться на постоянную работу. Возможно, я смогу договориться насчет тебя с Мидоузом, если хочешь?
Я уставился на него.
— Мидоуз? О чем договориться?
— Это мой шеф, — сказал Реник. — Я уже говорил ему о тебе. Ему нужен сотрудник по связям с прессой. Ты как нельзя лучше подходишь для этой работы.
— Ты так думаешь? А вот у меня на этот счет другое мнение. После всего, что со мной произошло по милости этих подонков, я не стал бы работать в городской администрации ни за какие деньги.
Нина сжала мне руку.
— Ради бога, будь благоразумен, Гарри, — сказал Реник. — Старая шайка разбежалась. Тебе выпала редкая возможность. Мы пока еще не знаем, какую там установят зарплату, но это будут хорошие деньги. Мидоузу известны все обстоятельства твоего дела и твоя репутация газетчика. Если нам дадут ставку, а мы почти не сомневаемся, что дадут, это место за тобой.
У меня мелькнула мысль, что надо воспользоваться шансом, плюнуть на эту аферу с похищением и устроиться на солидную работу. Но тогда мне не видать пятидесяти тысяч, а при таких деньгах я буду сам себе хозяин.
— Я подумаю об этом. Может, старая шайка и разбежалась, но я пока еще не горю желанием работать на городскую администрацию. Во всяком случае, я подумаю.
— Разве ты не считаешь, что надо соглашаться? — спросила Нина с тревогой в голосе. — Это работа, которая тебе нравится, и ты…
— Я сказал, что подумаю, и хватит об этом.
— Ну что ж, хорошо, — сказал Реник с разочарованным видом. — Конечно, ставку пока еще не дали, но если мы этого добьемся, надо будет сразу принимать решение. Есть уже другие претенденты на это место.
— Они всегда есть, — сказал я. — Спасибо за предложение, Джон. Я дам тебе знать.
Он слегка пожал плечами, затем поднялся на ноги.
— Ладно. Я просто заглянул, чтобы сообщить тебе об этом. Ну, я пойду, звони мне.
Когда он ушел, Нина сказала:
— Гарри, ты ведь не откажешься от этого предложения, правда? Пойми…
— Я подумаю. Давай-ка ложиться спать.
Она положила ладонь мне на руку и сказала:
— Я хочу, чтобы ты занял эту должность, если ее утвердят. Ну, продержимся мы еще какое-то время, а дальше что? Ты должен иметь постоянную работу.
— Может, я все-таки сам буду распоряжаться своей жизнью? Я же сказал, что подумаю, и не надо меня подгонять.
Я пошел в спальню, положил записанную пленку в ящик стола, разделся и лег в постель. Было слышно, как Нина прибиралась на кухне.
Я еще раз сопоставил предложение Реника и пятьдесят тысяч долларов, обещанных Реей. Может, это место еще и не проклюнется. А может, с похищением выйдет осечка. Надо подождать, а там видно будет. При везении можно ухватить и то и другое.
Вошла Нина. Я притворился спящим и украдкой наблюдал, как она раздевается. Она легла рядом со мной и погасила свет. Когда она прижалась ко мне, я отодвинулся. Принять ее доверчивую ласку было выше моих сил, таким я чувствовал себя мерзавцем.
На следующий день, в четверг, Нине понадобился автомобиль, чтобы отвезти свой товар в магазин. Заняться было мне нечем, я слонялся из угла в угол и все время думал об Одетте.
К тому времени чувство вины притупилось. Накануне вечером, возвращаясь с пляжа, я говорил себе, что при следующей встрече с Одеттой ничего подобного не повторится, что это было первый и последний раз. Но наутро, когда я изнывал от безделья, мысли мои приняли другой оборот. Семь бед — один ответ, рассуждал я. Останавливаться надо было в самом начале, а уж если это произошло, то второй раз ничего не изменит, а Нины от этого не убудет. Я даже начал воображать, что примитивные ласки Одетты доставили мне наслаждение, и с каждым часом все нетерпеливее ждал завтрашнего вечера.
Позже я сходил в банк и положил на хранение вторую пленку, затем поехал на пляж и провел там остаток дня. Пока я купался и загорал, Одетта все больше овладевала моими мыслями.
На следующее утро, когда мы заканчивали завтрак, Нина спросила:
— Ты что-нибудь решил насчет предложения Джона?
— Пока еще нет, но я над ним думаю. — Я не выдержал его пристального взгляда и отвел глаза.
— Пока ты думаешь, — сказала она, — я должна оплатить вот эти три счета, а у меня нет денег. — Она бросила счета на стол. — В гараже нам больше не отпускают бензин. Надо срочно уплатить за электричество, иначе мы останемся без света. Если мы не оплатим счет бакалейной лавки, они закроют нам кредит.
У меня еще оставалось шестьдесят долларов от тех ста, что я получил от Реи. По крайней мере, можно было оплатить счета за электроэнергию и продукты.
— Вот эти я оплачу, а гараж пусть подождет. У нас что, совсем нет бензина?
— Есть с полбака.
— Давай пользоваться автобусом, когда это можно.
— Завтра мне надо отвезти четыре вазы. Не повезу же я их на автобусе!
В ее голосе сквозило раздражение, которого я никогда раньше не замечал. Она смотрела на меня в упор своими агатовыми глазами, одновременно несчастными и сердитыми. Меня грызла совесть, и я тоже стал раздражительным.
— Я не говорил, что ты не должна пользоваться автомобилем. Я сказал только, что при возможности мы должны пользоваться автобусом.
— Я слышала.
— Вот и хорошо.
Она смешалась и замолчала. Я видел, что ей хотелось сказать еще что-то, но вместо этого она повернулась и вышла из комнаты.
На душе кошки скребли. Никогда еще мы не были так близки к ссоре. Я вышел из дома и повернул к автобусной остановке.
После того, как я оплатил два счета, у меня осталось пятнадцать долларов. В конце недели Билл Холден потребует плату за бунгало, но к этому времени, если дело выгорит, я буду иметь пятьдесят тысяч долларов.
Остаток дня я опять провел на пляже — купался, загорал и поглядывал на часы, считая минуты до того момента, когда Одетта поднимется по ступенькам веранды.
Как всегда, ближе к девяти пляж опустел. Я сидел на веранде, волнуясь, как школьник перед первым свиданием.
В начале десятого она вышла из темноты. Едва завидев ее, я вскочил как ужаленный, а когда она поднялась по ступенькам, схватил ее за руки и притянул к себе.
И тут произошло нечто непредвиденное. Она уперлась руками мне в грудь и оттолкнула от себя с неожиданной силой.
— Убери лапы, — сказала она ледяным голосом, проходя мимо меня в бунгало. — Когда я захочу, чтобы ты меня лапал, я скажу тебе об этом.
Меня будто холодной водой окатило. Я вдруг почувствовал опустошенность и отвращение к самому себе. Чуть помешкав, я вошел вслед за ней в бунгало и закрыл за собой дверь.
На ней были зеленовато-голубые брюки и белая блузка со складками. Черные волосы были стянуты на затылке белой лентой. Она сидела на кушетке, поджав под себя ноги, и выглядела очень пикантно.
— Никогда не спеши с выводами, мой мальчик, — сказала она с усмешкой. — Ни одну женщину нельзя принимать всерьез. Прошлый раз меня к тебе тянуло, а сегодня не тянет.
Вот когда на меня нашло прозрение. Я мог бы убить ее, мог бы овладеть ею насильно, но ее слова четко указали мне мое место. Они были как иглы, проколовшие воздушный шарик.
Я сел и дрожащей рукой зажег сигарету.
— Хорошо, что я не твой отец. Вот уж действительно бог миловал!
Она хихикнула, глубоко затянулась и выпустила дым через свои тонкие, словно выточенные ноздри.
— При чем здесь отец? Ведь ты полез в бутылку, потому что я не такая, как ты думал. Ты, видно, вообразил, что я в любой момент готова прыгнуть к тебе в постель. Все вы одинаковы, индюки несчастные, у вас только одно на уме. — Она смотрела на меня с язвительной усмешкой, приглаживая свои черные волосы. — Теперь, когда мы со всем этим разобрались, может, поговорим о деле?
Я даже не подозревал, что можно так ненавидеть кого-нибудь, как я ненавидел ее в тот момент.
Я с трудом открыл портфель и вытащил несколько листов, на которых были написаны вопросы. У меня так дрожали руки, что бумага издавала шелестящий звук.
— Я буду задавать вопросы, — сказал я, с трудом владея голосом, — ты будешь отвечать.
— Не надо огорчаться, мой мальчик. Тебе очень хорошо платят.
— Заткнись! — огрызнулся я. — Оставь при себе свои дурацкие замечания! — Затем я начал обстреливать ее вопросами. Почему она поехала в «Пиратское гнездо»? Что она может рассказать о комнате, где ее держали взаперти? Может ли она описать женщину, которая приносила ей еду? Видела ли она на ферме еще кого-нибудь, кроме этой женщины?
На эти и на все другие вопросы она отвечала без запинки. Я гонял ее больше двух часов, и за все это время она ни разу не замешкалась и не ошиблась.
Наконец я сказал:
— Достаточно. Но учти — никакой отсебятины. И не забывай насчет ловушек.
Губы ее дрогнули в насмешливой улыбке.
— Я не забуду насчет ловушек… Гарри.
Я поднялся на ноги.
— Ну, хорошо, будем считать, что мы готовы к субботе. Я подъеду к «Пиратскому гнезду» в девять пятнадцать. Ты знаешь, что надо делать.
Она спустила ноги на пол и встала.
— Да, я знаю, что делать.
Мы посмотрели друг на друга, затем выражение ее лица смягчилось, и она с улыбкой двинулась ко мне. В глазах у нее плясали те самые зеленые огоньки.
— Бедный мальчик, — сказала она. — Потрогай меня, если хочешь. Я вовсе не против.
Когда она подошла достаточно близко, я влепил ей такую пощечину, что голова у нее дернулась вбок, потом еще одну.
Она отступила на шаг, прижав ладони к запылавшим щекам, и уставилась на меня сверкающим взглядом своих голубовато-серых глаз.
— Ах ты мразь! — сказала она, срываясь на крик. — Я тебе это припомню. Подлая тварь!
— Убирайся, — заорал я, — пока еще раз не схлопотала!
Она пошла к двери, вертя своим аккуратным задом, но перед тем, как выйти, остановилась и посмотрела на меня.
— Хорошо, что я не твоя жена, — сказала она. — Вот уж действительно бог миловал! — Она неожиданно хихикнула, затем выскочила на пляж, залитый лунным светом, и стремглав бросилась бежать по твердому сырому песку.
Я чувствовал себя таким подонком, что впору было повеситься.