Наконец, все закончилось. Обессиленный из-за долгого внутреннего напряжения, Виктор почти упал на заднее сиденье своего лимузина и на минуту прикрыл глаза. Охранник сидел впереди, рядом с шофером, двое других ехали во второй машине вместе с помощником. Таким образом, хоть на время пути Виктор мог почувствовать себя почти наедине с собой. Он даже отключил мобильник.
Развернув папку с документами, словно просматривая деловые бумаги, он положил сверху таинственное письмо и с жадностью забегал глазами по строчкам, не слишком умело отпечатанным на пишущей машинке. Письмо захватывало с первых же слов:
Я обращаюсь к вам потому, что совершенно случайно узнала правду о гибели Марины Потоцкой. Она не покончила с собой, а была убита по заказу, если верить предсмертной исповеди одного из убийц, рядом с которым я оказалась за полминуты до его гибели,
У меня нет возможности выяснить, насколько правдивы его слова и кто является заказчиком убийства. Я простои посторонний человек и знаю, что вмешиваться в это дело мне очень опасно, И все-таки я специально приехала из своего города в Москву, когда узнала, что вы проводите встречи с избирателями. Именно вам, человеку влиятельному и имеющему прямое отношение к Марине, я решила открыть эту тайну. Иначе просто не смогу жить с таким моральным грузом. Ведь Марина — кумир моей юности. И не только моей. И не только юности. Она больше, чем женщина, больше, чем актриса. Она — символ той самой красоты, бесполезной и беззащитной, которую никак нельзя утилизировать, просчитать, но без которой жизнь теряет вкус и цвет. Люди в повседневной суете забывают, что и хлеб насущный, и войны, и машины, и политика — все это средства, только средства существования. Но цель, к которой, пусть и неосознанно, стремится каждая нормальная душа — это красота, это возвышенные мгновения. А кто и что напоминает нам об этом? Природа, искусство и люди, подобные Марине. Я не знаю, какова она была в бытовой жизни. Это и не важно. Ведь, как писал Пушкин, «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон, в заботы суетного света он малодушно погружен». Важно то, что Марина создала Образ. А этот Образ воспитал и возвысил многие сердца. Вам кажется, что я выражаюсь чересчур высокопарно? Пусть так. Должно же быть в жизни хоть что-то по-настоящему достойное высоких слов.
Конечно, убийство любого, даже самого ничтожного человека — тяжкий грех, и об этом все сказано Достоевским. Но, когда убивают не просто человека, а символ Красоты — тут уж поневоле приходят на ум слова о гении, сраженном «бестрепетной рукой», о «пустом сердце», которое «бьется ровно», и отмахнуться от этого невозможно.
Простите, что задержала вас этим лирическим отступлением. Теперь перехожу к конкретике. Приведу факты, которые мне удалось выяснить, а уж вам решать, имеет ли смысл расследовать это преступление или нет. Потому что если вы, при ваших возможностях, не сумеете в этом разобраться, — то кто же тогда? Уверена, что мое письмо не оставит вас равнодушным, Человек, так близко знавший Марину, вряд ли мог полностью вычеркнуть ее из своего сердца даже за много лет.
Итак, я живу в городе Днепропетровске. Однажды на моих глазах умер вроде бы от сердечного приступа некто Еськов Николай. Он утверждал, что…
Дочитав до конца, Виктор откинулся на спинку сиденья и несколько раз глубоко вздохнул, стараясь побороть приступ волнения, граничивший с сердечным спазмом. В груди что-то вздрагивало и судорожно сжималось, в висках оглушительно пульсировала кровь. Он не ожидал такого поворота. Был почти уверен, что в письме — какие-нибудь очередные сплетни о Марине, сопровождавшие ее всю жизнь и не отпускавшие даже после смерти. Но все оказалось куда хуже. Задайся кто-нибудь целью выбить из седла Виктора Голенищева — вернее способа не нашел бы, И сколь проницательна эта незнакомая дама! «Человек, так близко знавший Марину, не мог вычеркнуть ее из своего сердца…» Если бы незнакомка понимала, до чего болезненно ее замечание! В самую точку бьет! Что же теперь делать, что? Оставить все, как есть, словно и не было письма? Убедить себя, что кто-то намеренно старается вывести его из равновесия, заставить делать глупости? Еще легче предположить, что его просто жестоким образом разыгрывают.
Но в глубине души Виктор отдавал себе отчет, что письмо днепропетровчанки — отнюдь не розыгрыш. Недаром он и сам до конца не верил, будто Марина покончила с собой. Виктор отчетливо вспомнил, как во время похорон его преследовала неотвязная мысль: «Смерть всегда выбирает лучших. Но ведь Марина сама выбрала смерть?.. Не могу поверить! Она так любила жизнь…» Одна из версий самоубийства заключалась в том, что, возможно, Марина была неизлечимо больна, но скрывала это от всех и застрелилась, желая избежать мучительной смерти. Но никакого медицинского подтверждения этому не было. Да и, зная характер Марины, Виктор был уверен, что, даже будучи смертельно больной, она бы все равно боролась за жизнь. И все-таки факт ее самоубийства был официально подтвержден следствием и ни у кого не вызывал сомнений. Даже Евгения Потоцкая и сын Алексей не говорили об убийстве, а ставили вопрос о поисках виновных в доведении до самоубийства. Впрочем, Евгения после гибели дочери тронулась умом, а Алешка закрутился в своих заботах и вскоре уехал к невесте во Францию. Так никто и не возбудил дело о дополнительном расследовании.
И вот теперь именно ему, Виктору Голенищеву, бывшему мужу Марины и будущему депутату Госдумы, попала в руки та самая нить, потянув за которую, можно узнать тайну, не перестававшую терзать его со дня гибели Марины. До сих пор он старался не думать об этом, но не избавлялся от проблемы, а лишь загонял ее в глубины подсознания.
Теперь все всплыло наружу. Письмо не просто подтверждало его смутные подозрения об убийстве. Оно еще и выворачивало наизнанку его затаенные чувства. Неизвестная восторженная поклонница таким высоким штилем и так глубоко отзывалась о Марине, будто прочитала все эти слова в его, Виктора Голенищева, душе.
«Создала Образ…» «Убили Красоту…» Виктор прикрыл глаза и почти наяву увидел тоненькую фигурку на берегу моря — там, где впервые встретил ее почти тридцать лет тому назад. Она вышла к нему как Венера из пены морской — и показалась прекрасней всех боттичелиевских и тициановских Венер. В ее облике соединилось сразу несколько чистопородных гениев красоты, уводивших воображение в туманные глубины времени и пространства. Жгучие черные глаза с длинными ресницами и темные брови она унаследовала от бабушки-грузинки. Золотистые волосы, белую кожу и нежный профиль — от восточнославянских предков. А шляхетские корни угадывались в царственной осанке, горделивом вскидывании головы, тонкости пальцев и запястий.
Виктор иногда сознавал, что невольно завидует происхождению Марины, доставшемуся ей ни за что ни про что, в то время как он сам должен был постоянно доказывать свою «непростоту». Но в Марине формальная принадлежность к благородной породе настолько совпадала с ее истинной сущностью, что завидовать было как-то неловко. Сама Марина никогда никому не завидовала, что при ее профессии казалось почти невероятным. Другие актрисы, особенно соперница по театру «Новый Глобус» Эльвира Бушуева, тем больше недолюбливали Марину, чем меньше она снисходила до завистливого злословия.
Многим она казалась высокомерной. Такой, наверное, и была. И еще была упрямой, гордой и эгоистичной. И до фанатизма преданной своему творчеству, в котором, по всеобщему признанию, не так уж сильно преуспела. Во всяком случае, гениальной или великой актрисой ее никто не считал. Но она все равно с упорством, достойным лучшего применения, бросала под ноги своему призванию всю себя. Попытки Виктора приучить ее к семейной жизни, к обязанностям хозяйки дома, разбивались об ее полнейшее нежелание и неумение жить «как все». Может, родись она в другое время, когда такие утонченные дамы, как она, могли доверить быт преданным слугам, а сами погрузиться в красивую богемную жизнь, — может, тогда их с Виктором «притирание» друг к другу прошло бы легче. Но она родилась в середине двадцатого века, и ее молодость пришлась на тот период, когда даже состоятельные советские семьи могли себе позволить максимум одну приходящую домработницу, И от той бывало тесно в стандартной трехкомнатной квартире. К тому же, Виктор стал замечать, что нанятая им домработница Глаша приворовывает, да и вообще ведет их маленькое хозяйство весьма недобросовестно. А Марина, вечно погруженная в свои творческие метания, этого в упор не видела. Или не хотела видеть — так ей было удобней.
Но проблема ведь заключалась не столько в том, что «любовная лодка разбилась о быт». Главное было в другом… Марина не захотела принять навязанный Виктором стиль жизни, не захотела признать превосходство его личности и стать за ним, как ноль за единицей, чтобы вместе они составили десятку. А потом… а потом было столько всего, что и вспоминать больно.
И вот теперь — новые проблемы, новые терзания, и опять из-за нее — вечной фам фаталь его судьбы. Виктор не мог оставить все, как есть. И не только ради памяти Марины, но и для самого себя он хотел докопаться до правды, вычислить и покарать преступника.
В голове у Виктора уже начали прокручиваться возможные версии и причины убийства, но ни на одной из них он не задержался.
Вряд ли Марина имела какую-то особо ценную вещь, ради которой ее могли убить. Ведь даже немногие фамильные украшения Потоцких Евгения Константиновна продала во время болезни Андрея Станиславовича, она сама об этом рассказывала. К тому же, из квартиры ничего не было украдено, все личные вещи Марины оказались на месте.
Предположение, что убийца — из тех маньяков, которые ненавидят прекрасных звезд и прекрасные картины, тоже казалось нелепым. Будь Марина в том ряду жертв, что Джон Леннон и «Даная», ее убийство совершилось бы столь же открыто и демонстративно, ибо у маньяков такого рода преобладает комплекс Герострата.
Ревность какого-нибудь любовника или поклонника? Это, конечно, была самая болезненная для Голенищева версия, но и в нее он почти не верил. Он мало что знал о личной жизни Марины в последние годы, но здравый смысл подсказывал ему, что вряд ли в ее окружении мог быть ревнивец, способный совершить убийство не спонтанно, а обдуманно, с привлечением киллеров.
Перед мысленным взором Виктора все время всплывало какое-то злобное и завистливое существо типа Эльвиры Бушуевой, но и этот вариант казался недостаточно серьезным.
Раздумывая, как поступить, Виктор пришел к выводу, что обращаться в официальные следственные органы ему нельзя. Уж слишком заметной фигурой был Виктор Голенищев, чтобы вездесущие журналисты не узнали об этом и не раздули новость до размеров сенсации, да еще с добавлением несуществующих подробностей. Притом же, слух о возобновлении следствия может дойти до заказчика убийства, и, если этот заказчик — человек с возможностями, а он наверняка с возможностями, раз уж сумел нанять двух киллеров из другой республики, — то он удвоит осторожность и поспешит спрятать все концы в воду. А о Викторе и его семье начнутся лишние разговоры, соперники получат повод еще раз напомнить избирателям, что он был трижды женат, да и вообще подозрительно, когда бывшему мужу подбрасывают анонимки об убийстве его бывшей жены. Сам Виктор может и не обращать внимания на сплетни, но Инге это все будет неприятно, так же как и девочкам — Регине и Светлане. Да и на политическую карьеру такое разбирательство повлияет не лучшим образом.
Нет, расследование надо провести конфиденциально. И Виктор уже знал, к кому лучше всего обратиться. Само место жительства автора письма подсказало ему выход.
Приняв решение, Голенищев стряхнул с себя задумчивость и оглянулся по сторонам. Машина как раз проезжала мимо небольшого парка на юго-западной окраине. Он попросил водителя остановиться и, жестом показав охранникам, что следовать за ним не надо, пошел в парк. Убедившись, что рядом никого нет, Виктор достал мобильник и набрал длинный междугородный номер.
За тысячу километров от Москвы, в украинском областном центре Днепропетровске зазвонил мобильный телефон у частного детектива Леонида Станового. Леонид в этот момент шел по главному проспекту, но, услышав голос Виктора Голенищева, тут же свернул в сторону от потока прохожих, остановившись там, где потише.
— Привет, друзяка! — нарочито бодрым тоном обратился Голенищев. — Не забыл еще старого приятеля?
— Здравствуй, Витя, — сдержанно откликнулся Леонид. — Рад тебя слышать. Что-нибудь случилось?
— Как ты догадался?.. — голос Виктора сразу стал глуше.
— Ну, ты теперь такой занятой человек, что вряд ли позвонишь без дела. Я уж и забыл, когда мы с тобой беседовали в последний раз. Да и, потом, чутье сыщика подсказывает, что у тебя есть проблема. Уж слишком бодро ты начал.
— Правда твоя, Леня, — вздохнул Виктор. — Кое-что случилось. Но не сейчас, а уже давно. Просто сегодня я получил одну информацию, которая подтверждает мои старые подозрения. Но сам я в этом деле разобраться не могу, а обращаться в официальные органы не хочу. В общем, Леня, мне очень нужна твоя помощь. Приезжай, как только сможешь. Само собой, дорогу, гостиницу и все расходы я тебе компенсирую.
— Да ты хоть намекни, о чем речь.
— Не могу. Приедешь — тогда поговорим. Я даже нашу с тобой встречу должен буду от всех скрывать.
— Хорошо. Если это так важно для тебя, я выезжаю сегодня же. Как с тобой связаться в Москве?
— Запиши номер мобильника. Это для секретных переговоров, его знают только считанные люди. По другим телефонам не звони.
— Понятно. До встречи.
После столь неожиданного разговора Леонид несколько мгновений пребывал в задумчивости. На него нахлынули воспоминания о славной спортивной юности, о тех днях, когда все казалось возможным и открывался прекрасный новый мир…
Леонид и Виктор много лет назад познакомились и подружились благодаря спорту, а также определенному стечению обстоятельств. В молодые годы боксер Становой и фехтовальщик Голенищев оказались в одной олимпийской команде. Нельзя сказать, чтобы они сразу выделили друг друга, да и вряд ли это было возможным, учитывая некоторый социальный аспект: один был скромным парнем, сыном металлурга из небольшого украинского города, другой — ярким представителем московской золотой молодежи, отпрыском известного и высокопоставленного семейства. К тому же, Виктор был года на три старше Леонида, а в юности даже столь малая разница в возрасте играет роль.
Но так уж вышло, что судьба их свела. Во время Олимпиады Виктор, который всегда отличался практичностью, решил использовать пребывание в «проклятом зарубежье» не только для спортивных, но и для деловых целей. Он заранее узнал адрес, где жили платежеспособные любители русского антиквариата и где можно было обменять старинные иконки на вожделенные, недосягаемые в Союзе доллары, которых блестящему молодому человеку всегда не хватало. Но после совершения удачной, как показалось Виктору, сделки, он буквально метрах в двадцати от дома «антикваров» подвергся, что называется, разбойному нападению. Улица была довольно темная, глухая, нападавших оказалось четверо, а фехтовальщик Голенищев не имел при себе шпаги. Но, к счастью для него, судьбе было угодно, чтобы в этот момент по соседней улице шел молодой боксер Леня Становой, который случайно отстал от экскурсии и заблудился в незнакомом городе. Услышав призыв о помощи на родном языке, Леонид кинулся выручать соотечественника. Вдвоем спортсмены сумели отбиться от уличных грабителей и убежать до того, как в дело вмешалась полиция. Правда, почти все доллары, вырученные от сделки, Виктор потерял в неравной борьбе. Но рад был и тому, что вышел из боя без травм и скандалов. Своему неожиданному спасителю он не стал рассказывать о той коммерческой операции, которая предшествовала нападению грабителей.
Голенищев, в отличие от Станового, неплохо знал английский, не раз бывал за границей и ориентировался в иностранных городах, а потому очень скоро парни оказались на центральной улице, где взяли такси и без дальнейших приключений добрались до олимпийской деревни.
После этого происшествия Виктор и Леонид не просто заметили друг друга, но и подружились. Виктор оценил в скромном провинциальном парне природный ум, начитанность, смекалку, чувство собственного достоинства, а Леониду импонировала в представителе столичного бомонда простота, открытость, блестящее остроумие и отсутствие снобизма.
После той памятной Олимпиады они не раз еще встречались, причем, не только на спортивных форумах. Виктор познакомил Леонида со своей московской компанией, они вместе выезжали на природу, ходили в кафе и на модные в те годы вечера поэзии. Леонид после смерти отца перебрался вместе с матерью в областной центр, Днепропетровск, где он уже был заметной фигурой в спортивном мире. Не собираясь всю жизнь оставаться только при спорте, он заочно учился на юридическом факультете, готовился стать следователем и считал профессию детектива одной из самых творческих.
Спортивная карьера неожиданно дала сбой, когда в автокатастрофе Леонид сломал ногу. Он ехал на очередные соревнования, а вместо этого оказался на больничной койке. Из-за серьезной травмы, надолго привязавшей его к месту, он не смог побывать и на свадьбе Виктора и Марины, которая состоялась вскоре после их знакомства.
Года через два Леонид тоже женился. Одна настойчивая поклонница убедила его, что станет ему прекрасной женой. Девушка была хорошенькая, веселая, бойкая, и Леониду даже показалось, что он влюбился. К тому времени он закончил институт и, хотя в спорте уже не имел серьезных достижений, мог не бояться за свое будущее. Работая следователем прокуратуры и одновременно курируя городской спортивный комитет, Леонид долго оставался одним из самых популярных в городе бывших спортсменов.
В семейной жизни он не чувствовал себя столь же успешно. Через определенное время до Леонида дошло, что его брак — одна из тех глупостей, которые совершаются в угоду традициям и с добрыми намерениями. Жена оказалась весьма практичной и хозяйственной особой, но очень скоро Леонида стало тошнить от ее бесконечных разговоров о базах и комиссионках, о завмагах и закрытых буфетах. В то время страна жила под тотальным игом дефицита, и слово «купить» употреблялось реже, чем «достать». Жена без конца требовала, чтобы Леонид активней использовал свои связи и полномочия для доставания дефицитных продуктов, товаров и услуг. Сама она тоже была в этом деле не промах, а ничем другим и не интересовалась. Вскоре Леонид уже полностью отдавал себе отчет, что связал свою судьбу с ограниченной и самодовольной мещанкой, которая никогда не станет для него не только духовно близким, но даже элементарно интересным и приятным человеком. Однако отступать было поздно: уже делала первые шаги дочь Рита, да и вообще Леонид не так был воспитан, чтобы с легкостью разрушить семью. И его мать, строгая, с консервативными взглядами женщина, этого бы не одобрила. Возможно, если бы Леониду встретилась настоящая любовь, он решился бы на развод, но такого не случилось. Женщины, которые попадались на его пути, часто нравились ему больше, чем жена, но все же ни разу сердце не подсказало: вот оно — то, ради чего стоит все переменить.
Он с головой ушел в работу, часто ездил в командировки, и в поездках не раз имел любовные интрижки. До жены эти сведения иногда доходили, она устраивала скандалы, но Леонид после этого еще глубже зарывался в дела, жил своей жизнью, а от жены «откупался» разного рода дефицитами, которыми она потом хвасталась перед своими приятельницами.
Так и дожили они до перестроечных времен. Потом мать Леонида умерла. Дочь превратилась во взрослую красивую девушку и на третьем курсе вышла замуж за молодого преподавателя, который через несколько месяце увез ее на ПМЖ в Америку. Теперь Леонид уже не считал себя обязанным поддерживать видимость семейных отношений и с облегчением подал на развод. Вскоре жена уехала к дочери в Америку, да там и осталась. До Леонида доходили слухи, что она нашла пару себе под стать, из бывших советских фарцовщиков. А Рита жила в свое удовольствие и обзаводиться детьми не собиралась.
Леонид давно уже не работал в государственных структурах, а организовал частное агентство «Стан». Под вывеской охранных и юридических услуг «становцы» занимались сыскной деятельностью, выполняя заказы граждан, желающих конфиденциального и эффективного расследования своих дел. Благодаря богатому опыту и многочисленным связям, приобретенным как на юридическом, так и на спортивном поприще, Леонид сумел поставить деятельность своей фирмы на прочную основу. И, хотя специфика его работы не предполагала ни гласности, ни широкой популярности, он вскоре стал очень известен и востребован в самых разных кругах. Своих государственных коллег Становой часто превосходил и результативностью работы и уровнем доходов, но он умел быть благодарным, а потому они не имели к нему претензий.
А в личной жизни Леонид по-прежнему не был так удачлив, как в работе. Года через полтора после развода он встретил красивую и весьма образованную деловую девушку, из бывших секретарш, выбившихся в менеджеры. На второй же день знакомства она стала его любовницей, и с ней он почувствовал себя снова молодым и полным сил. Для начала любовники решили пожить гражданским браком, чтобы лучше друг друга узнать. С этой женой Леониду было гораздо интересней, чем с первой, хотя и тревожней. Правда, она совершенно не умела готовить и вести дом. Но Леонид решил, что это в наше время не существенно, можно нанять домработницу. Хуже было другое: он стал замечать странные и плохо объяснимые отлучки своей гражданской супруги. Не поверив очередной ее отговорке, он однажды, применив свой опыт сыскаря, проследил за ней и обнаружил, что она посещает некий закрытый клуб, в котором странным образом совместились стриптиз-бар, массажный кабинет и дом свиданий. Застав свою супругу «под кайфом» и в объятиях молодого партнера, Леонид, естественно, не испытал удовлетворения. Разразился скандал; красавица кричала, что Леонид — закомплексованный старикан с предрассудками, не уважающий ее право на личную свободу, на сексуальную реализацию и так далее. В результате она получила несколько оплеух, а Леонид первый раз в жизни узнал, что такое спазмы сосудов. К счастью, его здоровье, смолоду закаленное спортом, после этого не ухудшилось, но тревожный сигнал он все же получил.
Больше Леонид не предпринимал попыток устроить семейную жизнь, предпочитая ни к чему не обязывающие легкие связи. Он с головой погрузился в любимую работу, которая одна только вносила в его жизнь и смысл, и азарт, и интерес.