Домик на Монте — оштукатуренное здание в конце улицы с отдельным гаражом. Окна с решетками, а входная и задняя двери — металлические. Справа от дома пустующее место под парковку. На крайнем левом окне, выходящем на улицу, красовалась вывеска «Не работает». Отличное место, чтобы прятаться.
К тому времени, как мы доехали из Азусы, Чавес уже вызвал группу захвата, которая расположилась в квартале от объекта. Офицер спецназа, одетый бомжом, наблюдал за домом из парка напротив. Второй наблюдательный пост разместился на втором этаже соседнего дома.
— Внутри тихо. Ни света, ничего, — сообщил Чавес.
Я посмотрела на восток. Первые лучи солнца освещали вершины гор, но из-за низких облаков и дождя свет пробивался медленно. На часах половина шестого утра.
— Минут через сорок пять совсем рассветет, — сказала я. — Они ждут, чтобы кто-то подъехал на машине и подошел к входной двери. Думаю, именно это нам и стоит сделать.
Командир спецназовцев по фамилии Питерс кивнул.
— Как только вам откроют входную дверь, мы выбьем заднюю.
Он был в черном обмундировании, бронежилете, шлеме и с пистолетом-пулеметом в руках и походил на ожившего героя видеоигр. Большинство его ребят бывшие военные. Думаю, ради развлечения они вводили пятьдесят кубиков адреналина прямо в сердечную мышцу. Но вот что они делали для возбуждения, я даже представить себе не могла.
— Нет причин подозревать, что кто-то внутри вооружен, — сказала я.
— Если только там нет Габриеля, — заметил Чавес.
— Если Габриель там, то допустил промах, а пока что он ни разу не ошибался.
— Есть еще одна возможность, — пробормотал Гаррисон.
Мы хором повернулись к нему.
— Возможно, он был там и ушел…
Гаррисон не закончил свою мысль. Все мы могли и сами дорисовать картинку — результат один. Если Габриель был там, что он оставил после себя? Я повернулась к Чавесу.
— Через какое время после нашего результата сюда приехали ребята?
— Первая группа через пять минут, — ответил Чавес.
Я посмотрела на дом, откуда мы получили сообщение по электронной почте, и отмотала события назад.
— А я получила письмо за две минуты до нашего разговора.
Я посмотрела на Гаррисона.
— Значит, у него было шесть или семь минут, чтобы уйти.
— Если у Габриеля была с собой уже готовая бомба, то он мог установить ее за минуту. От него можно ожидать чего угодно.
Я посмотрела туда, где ждала группа захвата, а потом снова взглянула на дом. Капли дождя с громким стуком падали на шлем спецназовца и отскакивали словно картечь.
— Мне нужен бронежилет и дождевик с капюшоном.
Чавес покачал головой.
— Если кто-то отзовется, то идите к задней двери, — обратилась я к Питерсу. — Если нет, я пойду туда одна.
— Они увидят вас в лицо, и тогда все пропало, — возразил Питерс.
— Тусклое освещение плюс капюшон дадут возможность войти в заднюю дверь, у меня будет достаточно времени, пока меня не раскусят.
— Я не хочу, чтобы ты туда заходила, — сказал Чавес.
— Если дом заминирован и внутри Лэйси, только я могу взять на себя всю ответственность. Это мой долг.
Чавес снова бросил взгляд в сторону дома и покачал головой:
— Дайте ей бронежилет и плащ.
Питерс неодобрительно закатил глаза и жестом велел другому офицеру выполнять распоряжение Чавеса.
— Если никто не отзовется, то первым должен войти я, — сказан Гаррисон.
— Нет.
— Он прав, — согласился Чавес.
Я начала было качать головой, но Чавес отрезал:
— Ты бомбу от бурито не отличишь, а Гаррисон отличит. Тема закрыта.
Офицер спецназа принес бронежилет и дождевик, я натянула тяжеленный жилет на себя и прикрыла его плащом.
— Если никто не откроет, то не дотрагивайся до двери, пока не подойдет Гаррисон, — велел мне Чавес.
Я кивнула, но мысленно уже взбегала по ступенькам.
— Если дверь откроют, то сразу хватайте того, кто открыл, — сказал Питерс. — Если не сможете, то мы уже будем наготове у задней двери, не нужно все брать на себя.
Я вытащила из бумажника фотографию Лэйси и протянула ее Питерсу:
— Убедитесь, что все ваши бойцы знают, как выглядит Лэйси.
Он взял снимок и кивнул:
— У меня тоже есть дочь, лейтенант. Мы позаботимся о вашей девочке.
Питерс сунул фото в карман, а потом взглянул на Чавеса:
— Мне нужно пять минут, чтобы занять боевую позицию.
Он повернулся и направился к своим бойцам в лучах тусклого света. Я подошла к своему «вольво», взглянула на часы и тут услышала позади себя шаги Чавеса.
— Не забудь. Если никто не отзовется, то ты ждешь Гаррисона, — сказал он.
Я кивнула и снова посмотрела на угол улицы. В лужицах плавали пятна бензина, поблескивая в свете фонарей. Звук дождевых капель, падающих на пальмовые листья и кусты, заглушали треск раций. В этой картине сквозило странное спокойствие, в такое утро приятно подольше поваляться в теплой постельке под одеялом.
— Припаркуйтесь справа от здания. Тогда у нас будет время посмотреть, все ли нормально, пока ты подходишь к двери.
Я взглянула на Гаррисона, который натягивал жилет и собирал необходимое оборудование. Чавес взял меня за руку и с тревогой пожал ее.
— Алекс, ты думаешь, Лэйси внутри?
Холодная капля упала мне на лоб и скатилась по щеке.
— Но кто-то же ответил на наше сообщение, значит, внутри кто-то был.
— Но кто?
— Это мы и собираемся выяснить.
Я подошла к машине со стороны сиденья водителя и открыла дверцу. Тут я заметила «скорую помощь», подъехавшую и остановившуюся чуть позади группы захвата. Чавес посмотрел в ту же сторону, но сразу же отвернулся, словно не желая признавать присутствие медиков.
— Ты поняла…
— Да, я все поняла и запомнила, Эд. — Я названа его по имени в надежде, что это его убедит.
— Если что-то пойдет не так, уходи оттуда.
— У Габриеля уже был шанс убить меня, но он им не воспользовался. Думаю, у него имелись свои причины.
— Возможно, тебе просто чертовски везло.
— Слово «везение» не подходит для описания последних двадцати четырех часов моей жизни.
Гаррисон подошел к нам со специальным оборудованием. Взгляд новоиспеченного детектива убойного отдела исчез, уступив место такой пронзительной чистоте, что он мог бы заморозить взглядом стакан воды.
— В звонок не звоните… Стучите.
Он прицепил к моему поясу миниатюрную рацию, а затем надел мне на ухо крошечный наушник и прикрепил к воротнику микрофон. Когда его пальцы коснулись моего уха, наши глаза на секунду встретились. Это был поразительно интимный взгляд, каким могли бы обменяться в общественном месте тайные любовники.
— Я буду на другом конце. Это открытая линия, так что я услышу все, что вы говорите.
Он несколько секунд смотрел мне в глаза, а потом отошел, а я села в машину и завела мотор. Чавес поднял рацию к губам.
— Начали.
Я отпустила сцепление и отъехала от группы захвата. Глядя через мокрое ветровое стекло, я почувствовала, что погружаюсь в совершенно новую реальность, где все старые правила больше не применимы. Не было больше понятий «верх» и «низ», только чьи-то догадки. Проехав полпути, я включила дворники и повернула на Монте. Свет фар скользнул по парку и выхватил из полутьмы притаившегося за деревом спецназовца, одетого бомжом. В центре проезжей части сидела ворона и разрывала остатки бумажного пакета из Макдоналдса — словно раздавленное животное, чтобы добраться до промокшего «биг мака».
Впереди показался дом, рядом — парковка. Он оказался меньше, чем я рисовала в своем воображении. Более потрепанный. Но даже когда он был новым, то выглядел дешевкой. Думаю, сильный дождь мог бы смыть это ветхое строение, досочку за досочкой. Но ведь такое в Южной Калифорнии встречается на каждом шагу. Нет ничего постоянного. Небольшой дождик, легкое землетрясение, и даже просто чья-то страшная идея может изменить все.
Я притормозила и припарковалась, выключила фары и заглушила мотор. Капли дождя скапливались на ветровом стекле маленькими островками и сбегали вниз тонкими струйками.
— Я выхожу, — сказала я в микрофон.
— Хорошо, Алекс, — раздался голос Чавеса. — Не беги. За раз делай один шаг.
Я натянула капюшон, вышла из машины и направилась к входной двери. С близкого расстояния дом с окнами на решетках казался совершенно неживым, словно его бросили во время чумы. Темные окна напоминали черные глаза хищника в ожидании малейшей слабости или нерешительности жертвы. Высохшие розы усеивали площадку перед лестницей, словно забракованные зверем кости.
— Все нормально? — раздался в ухе шепот Гаррисона.
Так мог бы шептать любовник.
— Да, все хорошо, — ответила я, прибегнув точно к той же лжи, которой успокоила своего мужа, когда мы в последний раз занимались с ним сексом перед разрывом.
Моя рука скользнула к бедру и остановилась на пистолете под плащом. Так спокойнее. Я подошла к входу, но внешняя дверь оказалась открытой, словно приглашение пройти внутрь.
— Металлическая дверь приоткрыта, — сообщила я.
— Мне это не нравится, — отозвался Гаррисон.
Я осторожно открыла первую дверь, чтобы постучать во вторую, деревянную. Но стоило мне стукнуть разок, как она тоже отворилась. Внутри было темно и ничего не видно. Под ногами, рядом с порогом, скопилась лужа темной вязкой жидкости, которую ни с чем не спутаешь.
— Не двигаться! — тут же заорала я. — Никому не двигаться.
Я выхватила пистолет и прицелилась в пустую темноту перед собой.
— Лэйси! Лэйси, слышишь меня?
Но ответом была тишина, даже эха не последовало. Казалось, темнота внутри засасывает всё, даже звуки. Я посмотрела под ноги. От лужи крови шел маленький ручеек, исчезая под дверью в темноте.
— Лэйси! — еще раз крикнула я.
Я слышала шум мотора. Это Чавес и Гаррисон пулей вылетели из-за угла. Я вытащила фонарик и осветила себе дорогу, следуя за ручейком крови, исчезнувшим под следующей дверью.
— Не заходите, — взмолился Гаррисон.
Слишком поздно. Я уже сделала три шага по направлению к двери, за которой скрывался источник крови. На расстоянии примерно трех метров от входа лежала теннисная туфля. Я встала как вкопанная. Свет фонарика осветил ярко-желтый шнурок. Это была туфля моей дочери.
— Лэйси! — заорала я не своим голосом.
Я поводила фонариком, освещая комнату.
Какая-то потрепанная мебель, диван, стул с мягким сиденьем, кофейный столик и маленький телевизор. Больше в комнате не было ничего. И никого. Я направила фонарик на дверь, из-под которой вытекал темно-красный ручеек. Вокруг меня сомкнулась темнота, словно я погрузилась в воду. Мне не хватало воздуха. Внутренний голос не переставал повторять: «Нет, нет, нет». Я смотрела на дочкину туфлю, и рука с фонариком начала подрагивать.
И тот же голос сказал: «Нет, это неправда. Неправда».
Злость, какой я никогда не испытывала раньше, затопила каждую клетку моего тела, и я решительно пошла к двери. Такое чувство, что я смотрю за своими действиями со стороны, наблюдаю за разъяренной самкой гризли. Казалось, я вошла в туннель, который вел меня к двери и тому, что за ней скрывалось.
— Стойте, лейтенант.
Я сделала еще пару шагов и потянулась к ручке.
— Прошу вас, лейтенант! — закричал Гаррисон.
Я притормозила. Мне показалось, что я что-то слышала, но тут же продолжила скользить внутри туннеля к двери.
— Это ей не поможет, — спокойно сказал Гаррисон откуда-то сзади.
Я остановилась. Биение моего сердца было единственным звуком, нарушавшим тишину в комнате. Стенки туннеля разверзлись. Я посмотрела на свою руку, замершую в нескольких сантиметрах от ручки, хотя я и не помнила, как, собственно, здесь очутилась. Я повернулась и посмотрела на Гаррисона, стоявшего в дверном проеме.
— Это туфля Лэйси.
Моя рука как будто сама по себе потянулась к ручке.
— Лейтенант.
— Эта туфля моей дочки! — заорала я.
— Все равно так нельзя.
— Да мне плевать!
Я отвернулась от него, взялась за ручку и распахнула дверь. Меня обдало волной — словно воздух пытался убежать из этой комнаты и от того, что она в себе таила. Подняв пистолет и фонарик, я пошла вдоль кровавого ручья в темноту, в центр комнаты, где лежало тело.
Гаррисон двинулся за мной, крепко сжимая пистолет в одной руке и фонарик — в другой.
Труп лежал вниз лицом, руки связаны за спиной. Я не понимала, во что одет убитый, мужчина это или женщина. Тело напоминало безвольную и безжизненную тряпичную куклу. Но я не могла вынести мысль, что это моя девочка.
— Обе ноги обуты? — спросила я.
Закрыла глаза в ожидании ответа, но при этом боялась его услышать. Прошла секунда, максимум две, но мне они показались часами.
— Да, — ответил Гаррисон.
— Больше ничего нет?
Его фонарик скользнул по комнате.
— Матрас, какие-то журналы и все.
Я кивнула, взяла его под руку и сделала глубокий вдох.
— Ты можешь осмотреть остальные помещения?
Полицейские мигалки на улице заполнили и комнату отблесками красного света.
— Мне нужно побыть здесь еще секундочку.
Гаррисон кивнул и прошел мимо меня туда где, по-видимому, располагалась кухня. Я взглянула на свою руку и поняла что все еще судорожно сжимаю пистолет, хотя и не чувствую этого. Я сунула оружие в кобуру и снова посмотрела на дочкину туфлю. Желтые шнурки развязаны, и их концы указывают на ручеек крови, пробегающий всего в паре-тройке сантиметров.
Я повернулась и вошла в комнату, где лежала жертва. После смерти тело полностью подчинилось законам гравитации. Если бы руки не были связаны за спиной, то я бы вряд ли поняла, лежит оно лицом вниз или вверх. На убитом были джинсы и растянутый серый свитер. Я направила луч фонарика на затылок трупа. Волосы блестящие и черные как смоль, и только вокруг входного отверстия влажные от крови и спутавшиеся. Я осветила видимую мне половину лица. Короткая бородка Открытый глаз безжизненно остановился на чем-то, что заполнило последнюю секунду его жизни. Молодой парень, самое большее лет двадцать пять. Вероятно, у него в роду были японцы.
Голова закружилась, и я пошла к двери. Господи, это всего лишь ребенок, заглянувший не в ту дверь. Как он мог понять, что с ним происходит? Он ведь собирался спасти нашу планету, и тут такое. Я представила этого парнишку, приковавшего себя цепью к секвойе, чтобы спасти ее от вырубания, а потом отвернулась и посмотрела на туфлю Лэйси, валявшуюся на полу.
Я подошла и подняла ее. Левая туфля. В моей руке она казалась почти невесомой. У Лэйси был пунктик — она любила, чтобы теннисные туфли были белоснежными, как будто только что куплены. Я поискала следы крови, но не нашла. На левой стороне туфли виднелся темный след чьей-то подошвы, как будто кто-то наступил на нее.
— Господи, — прошептала я и начала воспроизводить события, произошедшие в этих стенах.
Скорее всего, Лэйси видела, что случилось, или, если она была в соседней комнате, слышала Но и то, и другое просто непостижимо. Она пыталась пнуть убийцу? Пыталась убежать? Наверное, он наступил ей на ногу, когда она пробована увернуться, этим объясняется след подошвы. Я закрыла глаза, стараясь прогнать эти ужасные картины из головы, но они не сдавались. Я почувствовала себя беспомощной. Габриель отнял у меня не только дочку. Несмотря на всю жестокость, с которой мне как копу приходилось сталкиваться, во мне всегда жила вера в то, что в итоге добро, пусть всё в шишках и синяках, но победит. А теперь я утратила эту уверенность.
Я взяла туфлю обеими руками и прижала ее к груди. Рассвет набирал силу, и свет начал пробиваться сквозь окна. Цвет крови на полу изменился с темно-шоколадного на ярко-алый. Я подняла голову и увидела в дверях Чавеса.
— В комнате только один труп. Думаю, выстрел был произведен из какого-то мелкокалиберного пистолета, как и в случае с Финли, — сказала я.
Он вздохнул со странной смесью облегчения и тревоги.
— Лэйси была здесь, — продолжила я. — Но мы ее упустили.
Чавес взглянул на теннисную туфлю в моих руках, и стало ясно, что других объяснений не требуется. Он прикрыл рот рукой и тихонько качал головой взад-вперед, не веря своим глазам.
— Сукин сын. — Слова слетели с его губ, словно у монаха во время вечерни.
Из соседней комнаты показался Гаррисон.
— В остальных помещениях чисто. Бомб нет.
Я услышала его слова, но они не имели для меня значения. Мои пальцы накручивали вокруг себя шнурок, как будто я боялась, что туфля может выскользнуть из моих рук, и старалась предотвратить это, тем самым не дав моей девочке еще больше отдалиться от меня.
— Я не знаю, что делать дальше, — беспомощно пробормотала я.
Гаррисон посмотрел на Чавеса. Я видела обеспокоенность во взглядах обоих. Скорбящая мать не могла больше принести никакой пользы. Полицейский значок, который я носила, стал практически нелепым. Мне нужно сидеть дома, как все хорошие матери, собирать дочку в школу, готовить ей завтраки, говорить ей комплименты. Я снова посмотрела на дочкину туфлю и позволила своим пальцам выпутаться из плена шнурка.
Ладно, сказала я себе. Работай, думай. Я повернулась к Гаррисону и попыталась вернуться в настоящее.
— Ты видел где-нибудь компьютер?
— Нет.
Я сделала вдох. Так, маленькими шажками, один за другим.
— Думаю, Габриеля уже здесь не было, — сказал Гаррисон.
Я кивнула в знак согласия.
— А это значит, что он послал нас сюда.
— Господи, — сказал Чавес, — Господи Иису… — Тут праведный католик в его душе не дал ему закончить и упомянуть имя Господа всуе. — Но зачем?
Я посмотрела на Гаррисона и увидела, что он думает о том же, о чем и я.
— Он продемонстрировал, кто здесь главный, — озвучила я нашу общую мысль.
— Словно мы чертовы марионетки, — раскипятился Чавес.
Да, нечасто Чавес выходит из себя, это не в его правилах. Но сейчас у него был вид разгневанного монарха, свергнутого с трона.
Я подошла и взяла его за мощное предплечье.
— Нужно установить время смерти как можно быстрее, — сказала я. — И я хочу знать, был ли выстрел произведен из того же пистолета, из которого убили Финли.
Я снова посмотрела на туфлю, а потом неуверенно протянула ее Чавесу.
— Можешь запаковать. Возможно, мы что-нибудь выясним по отпечатку подошвы или… или нам просто повезет.
Он кивнул и аккуратно взял туфлю из моих рук.
Мне нужно было выбираться из этого дома. Стены наступали на меня, словно песок, засыпающий могилу. Я прошмыгнула мимо Чавеса и выскочила на свежий воздух. Теперь на улице припарковались уже более десятка полицейских автомобилей. И снова большинство копов смотрели на меня как водители, проезжающие мимо ДТП. Капли дождя хлестали по лицу и скатывались к уголкам губ. У дождя был соленый привкус слез. Я плакала, хотя сама того не замечала. Вытерев слезы тыльной стороной ладони, я посмотрела, что творится на улице. Ворона, лакомившаяся остатками обеда из Макдоналдса, теперь стояла в паре метров от бумажного пакета, потеряв к нему всякий интерес.
Через смесь сирен и раций я вдруг расслышала пронзительный писк мобильного телефона. Ко мне подошел офицер в форме.
— Телефон уже пару минут звонит у вас в машине, лейтенант.
Я повернулась, не расслышав, что он сказал:
— Что, простите?
— Ваш телефон звонит уже пару ми…
Он не успел закончить, а я уже неслась на всех парах к своему «вольво». Назовите это материнской интуицией, или женской, или полицейской, но телефон взывал с мольбой ровно в шесть часов утра, когда я осматриваю место преступления. Нет, такой вещи, как совпадение, больше не существует. Теперь на счету каждая минута, каждая секунда. Я добежала до машины, рывком открыла дверцу и схватила телефон с приборной панели.
— Делилло.
Но звонивший повесил трубку, я услышала только щелчок.
— Черт, — выругалась я, швырнув телефон на сиденье. Это могло быть все, что угодно, возможно, пустышка, но я пропустила звонок, и больше не могу себе такого позволить.
Тут из дома вышел Чавес, неся в полиэтиленовом пакете туфлю Лэйси. Он передал ее другому офицеру, обменялся с ним парой слов и посмотрел в мою сторону.
В этот момент снова зазвонил телефон. Такую встряску я раньше испытывала, когда сообщали об огнестреле. Я уставилась на него. Отвечать не хотелось. Было страшно от того, кто это может быть или, наоборот, не быть. После пятого гудка я все-таки ответила:
— Делилло.
На другом конце провода раздался звук, напоминающий сирену пожарной машины.
— Это Делилло, — повторила я.
И тут раздался голосок, дрожащий от страха и непонимания:
— Мама. Мамочка.
Я прижала телефон к щеке.
— Лэйси, где ты?
Тишина.
— Лэйси… Лэйси, ты слышишь меня? — спросила я, во мне нарастало отчаяние. — Лэйси, ты слышишь? Ты цела? Ты знаешь, где ты?
— Нет, она не знает.
Голос был каким-то искаженным, низким, смазанным, словно раздавался с сюрреалистичного полотна, где вся действительность перекошена и растянута во всех направлениях. Я тут же поняла, что это Габриель.
— Ах ты, ублюдок, — вырвалось у меня.
— А вы пустое место.
Слова просочились через трубку, словно рука схватившая и сжавшая сердце. В этот момент он был для меня самым могущественным человеком в мире. Словно мифологическое божество, Габриель мог вершить судьбы мира одним движением пальца, одним словом. Он прав. Я чувствовала себя пустым местом.
— Теперь вы мой партнер, лейтенант. И вы будете делать то, что я вам велю, иначе ваша дочь умрет.
— Я не собираюсь заключать с тобой сделок.
— Может, пока и не собираетесь. Но что, если я предоставлю вам выбор — спасти жизнь незнакомому вам человеку или дочери?
— Ты спятил.
— Если вы не выполните то, что я вам велю, ваша жизнь превратится в ад.
— Прошу тебя, не надо. Не трогай мою дочь.
Произнеся эти слова, я ощутила себя слабой, но не было смысла скрывать это. Я и была слабой. И Габриель понимал это — я сделаю все.
— Прошу тебя, возьми меня вместо нее.
Снова молчание.
— Черт побери, возьми меня! Меня!
— Мамочка, — снова раздался голосок Лэйси.
Казалось, ее слезы стекают с трубки прямо мне в руку.
— Лэйси.
И тут связь внезапно прервалась, словно дочку выдернули из моих рук. Пока мое сознание оставалось еще незатуманенным, я попыталась определить номер, но он был заблокирован. Я прислонилась к машине, но ноги стали как ватные, и я осела на мокрый тротуар и спрятала лицо в ладонях. Дождь мочил мои волосы.
Думай, найди какую-нибудь зацепку, еще раз проговори слова Габриеля, вспомни звуки на заднем фоне, всё. Наверняка что-то обнаружишь.
Я открыла глаза. Рядом со мной сел на корточки Чавес.
— Что случилось, Алекс?
— Я слышала ее голос.
Он посмотрел на телефон, валявшийся рядом на асфальте.
— Лэйси? Ты говорила с Лэйси?
Я кивнула.
— Она напугана. Господи, она так напугана.
Он положил мне руку на колени и тихонько сжал их, пытаясь вернуть меня к действительности.
— Поговори со мной, Алекс.
Я смотрела поверх него, как будто в темный угол неизвестной комнаты, где в ужасе съежилась девочка-подросток. Раздался свист крыльев. Это ворона пролетела над головой, словно возвращая меня в настоящее. Я заглянула в добрые темные глаза Чавеса, а потом схватила его за руку.
— Что случилось? — спросил он.
Я подняла голову и позволила каплям дождя падать на лицо.
— Она… — Я не могла подобрать слова.
— Алекс, что случилось?
Я закрыла глаза, подставив лицо под струи дождя еще на несколько секунд, лелея тщетную надежду, что они смоют все происходящее как страшный сон. Если я расскажу все Чавесу, сможет ли он мне доверять? Может, я прошу слишком многого? А если я не расскажу, то смогу ли доверять самой себе? Достаточно ли я сильная? По телу прошла мелкая ледяная дрожь. Я думала только о том, стала ли я соучастником безумия Габриеля. Я посмотрела на Чавеса.
— Скажи что-нибудь, Алекс.
— Моя жизнь превратится в сущий ад.