Ему снился страшный сон…
Он скрипел зубами, царапал подушку, скрутил жгутом и, почти невозможная в нормальном состоянии вещь, порвал жгут из простыни.
Из полураскрытого рта раздавалось какое-то хрипение и шипение.
Ему снился побег из спецвагона.
Так получилось, что в спецвагоне их было всего трое. Трое матерых рецидивистов, воров в законе. Они "шли по этапу". А фактически ехали в спецвагоне для этапирования заключенных, прицепленном к пассажирскому поезду № 204 Новосибирск-Кулунда.
Заключенные ехали в колонию усиленного режима, находившуюся на западе Новосибирской области.
Они не были знакомы раньше, но слышали кликухи друг друга: Гриф, Беня Ташкентский и Бурбон.
По правилам, в пустом вагоне их бы должны были развести по трем разным отсекам. Но конвойные поленились — открывать отсек, выводить их по очереди. Куда проще раз в сутки всех троих вывести оправиться, под конвоем троих солдат, да дважды в сутки открыть отсек за решеткой и дать ворам хлеба, селедки и воды. Времени много не займет. И играй себе дальше в отсеке для конвоя в подкидного или «кинга». Эта ошибка конвойным обошлась дорого.
— Художники среди вас есть? — спросил «сокамерников» Гриф.
— Чтоб расписаться на заборе, не надо быть Айвазовским, — ответил, криво улыбнувшись, Беня Ташкентский, известный крайне злобным и мстительным характером: на его руках была кровь как минимум двадцати человек, суд доказал одного…
— Хоть и не погода, а не встать ли на лыжи? — спросил Гриф третьего вора по кличке Бурбон, детину огромного роста и мощного телосложения. Тот не сразу врубился, на что намекает «попутчик».
— Что толку гонять порожняком? Дело говори.
Сговорились они быстро.
К вечеру, часу в седьмом, одному из заключенных стало плохо. Беня Ташкентский мастерски изобразил сердечный приступ.
Сквозь решетки отсека конвойным было видно, как задыхается еще не старый, но уже морщинистый и желтый лицом человек, как закатывает глаза, как посинел от нехватки кислорода.
— Что буркалы выкатили? Не видите, человек в бушлат играет. Открывайте ворота, суки позорные, концы откинет. Прокурору жалобу накатаем — всем по ушам дадут! — завопил Бурбон.
Гриф молчал. Он сжимал в ладони заточку и ждал момента… На зону ему страсть как не хотелось: перед самой отсидкой он увлекся одной дамой, врачом "скорой помощи", и ему сильно хотелось на воле продолжить роман.
— Ну, че ты бебики выпучил? — орал Бурбон. — Зови сержанта: дай цинк, что филень кончается от сердца.
Растерянный солдатик из конвойного взвода, пришедший на крик из «купе», был обескуражен не столько криком наглого вора, сколько зеленовато-синим лицом Бени Ташкентского. Уж очень тот натурально менял на глазах цвет своего лица. В воровском мире считается высоким шиком умение сбить с толку вертухаев.
Прибежал сержант с ключами от «купе».
— Ну, что у вас тут? — недовольно спросил он, с удивлением рассматривая красно-синюю рожу Бени Ташкентского и не беря в расчет молчавшего и вроде как дремавшего Грифа. — Может, фуфло засаживаете?
— Не крути поганку, начальник, — заорал Бурбон. — Ковырни серьгу дать лекарство; помрет кент — с тебя спрос.
Словно сомневаясь, сержант еще раз взглянул на дремлющего Грифа. Тот не внушал опасений. Бурбон был огромный и свирепый, но с его стороны вроде бы ничего не грозило: он ведь просто требовал оказать помощь его другу.
— Открывай, — кивнул сержант одному из солдат. Второго с автоматом поставил возле «купе», а сам со «стволом» в кобуре, с ключами от наручников в руках шагнул внутрь. Сержант протянул руки к наручникам Бени Taшкeнтского, второй солдатик приставил автомат к груди «Бypбoнa», тpeтий стоял в коридоре с автоматом на изготовку.
Вроде все учли.
Да все никогда не предусмотришь.
Протянутые к нему руки Беня схватил в железные тиски своих «граблей». От растерянности, что сине-зеленый зэк так легко ожил, сержант ослабел, ноги его стали ватными, и он начал валиться на бок — теперь ему самому уже не хватало воздуха.
Бурбон медленно отвел от груди направленное на нее дуло автомата, легко вывернул оружие из рук солдатика и, прижав автоматом солдата к окну «купе», так надавил ему на грудь, что солдат умер почти мгновенно — осколки сломанных ребер пропороли легкие и сердце.
Самая сложная задача была у Грифа — надо было достать заточкой солдата, стоявшего с автоматом на изготовку в коридоре.
Вот почему он начал движение почти одновременно, с «Бурбоном» и Беней. Он протиснулся в дверь в тот момент, когда сержант и один из солдат уже вступили в контакт с заключенными, причем солдату в коридоре еще не было ясно, что там в «купе» происходит. И пока он из-за спины первого солдата пытался заглянуть внутрь «купе», Гриф успел трижды ударить его заточкой вбок — под сердце, в живот и, когда он повернулся спиной, словно пытаясь убежать от смерти, — еще раз, с силой — в почку, сзади…
Через пару секунд в живых оставался лишь сержант, руки которого сжимал Беня Ташкентский.
Каким-то чудом сержант сумел все же вырваться. Беня резко отпустил его руки, и сержант упал на сиденье в глубине «купе». Пока медленно соображающий Бурбон наваливался на него всей тушей, пока Беня скованными руками пытался перехватить суетящиеся кисти рук сержанта, тот успел выхватить пистолет и дважды нажать на курок.
Беня Ташкентский был убит наповал.
Он не успел даже понять, что, собственно, произошло.
Успел только цвет лица поменять — из сине-зеленого на белый.
Умер он со спокойным лицом, на котором даже запечатлелась некая радость от встречи с иным миром.
А Бурбон был ранен: пуля прошла по касательной, задев мышцу предплечья. Но, видно, перебила какой-то сосуд, потому что кровь хлынула ручьем.
Воспользовавшись секундной паузой, — сержант и сам был весьма обескуражен, что двумя выстрелами уложил двух матерых воров, — Гриф сделал шаг, наклонился и перерезал горло сержанту от уха до уха.
Гриф спокойно взял автомат, выпавший из рук убитого им солдатика, не снимая с себя наручники, прошел по коридору до караульного «купе» и расстрелял в упор рванувшихся навстречу ему остальных солдат.
Соскочить с идущего на полной скорости поезда — тоже непростая задача, тем более что Бурбон, с перетянутой жгутом рукой, был слаб и беспомощен.
И все-таки Гриф из последних сил тащил его потом по тайге.
Они соскочили, точнее, выпали из вагона на перегоне Барабинск-Каргат. До ближайшего населенного пункта — сотни километров.
Гриф тащил на себе вялое, но тяжелое тело Бурбона, понимая, что в тайге он без «консервов» долго не протянет. Торопясь выпрыгнуть, боясь, как бы стрельбу не услышали в соседнем вагоне, не вызвали ментов, не остановили поезд, он бросил в вагоне и оружие, и те немудреные солдатские харчи, которые в другой ситуации непременно бы прихватил с собой.
Вся надежда оставалась на «консервы».
Оклемавшись, Бурбон даже несколько километров прошел сам, опираясь на палку. А потом Гриф снова тащил его на себе. Вначале всего. А потом — по частям.
Всего Бурбона Грифу уже было не поднять. Он разрезал его на части острой заточкой, увязал куски мяса в робу Бурбона и тащил на себе этот сверток еще с сотню километров.
Через несколько дней мясо стало подтухать. Пахло оно отвратительно землей, пенициллином и дерьмом.
Но Гриф, давясь, испытывая мучительные спазмы в желудке, когда и рад бы, чтоб стошнило, но нечем, заставлял себя рвать зубами куски помельче и заглатывать их, не пытаясь разжевать.
Он выжил.
Вышел на какой-то дикий, заброшенный в Юго-Западной тайге полустанок, убил старика-стрелочника, переоделся в его одежду, помылся, наелся человеческой пищи. Первый же грузовой поезд с деловой древесиной чуть притормозил — видимо, потому, что не увидал машинист нужного знака, а какой знак надо подать, Гриф, естественно, не знал. Он вскочил на платформу, укрылся от ветра и впервые с той минуты, как вонзил заточку в мягкое тело солдатика в вагонзаке, заплакал.
От счастья.
Потому что они все умерли, а он, Гриф, жил.
Он готов был есть даже вонючую падаль, лишь бы жить.
…За окном роскошного «виповского» семиэтажного дома в тихом переулке в центре Москвы завыла «сирена». Она-то и избавила от кошмара.
Лицо Грифа было мокрым от слез. Он проснулся окончательно, но сон еще жил в его мозгу. Он еще был тем Грифом, который в глухой тайге терзал черно-бордовый кусок предплечья товарища, урча от удовольствия.
Аркадий Борисович Моров с трудом встал, втянул нервными ноздрями воздух — в комнате пахло старостью и немощью. Чуть приторный, сладковатый запах тлена. Он еще вполне здоров и крепок и надеется прожить много-много лет. Ну если и не много, то лет десять — точно. А вот жене определили срок с точностью до дня. Год и полтора месяца. Если будет принимать дорогие американские и швейцарские лекарства.
Ну, лекарства он ей, конечно, покупать будет любые. В конце концов, жизнь прожили. Не всегда друг друга понимали. Но Моров был ей благодарен за то, что терпела его взрывной, злой характер, его многочисленные увлечения, его жестокость в сексе. Все терпела.
А теперь она умирает.
Но и смерть может принести пользу. Сколько раз смерть других давала пищу ему, Аркаше Морову? Сколько раз? Да тысячи… На смерти других и строилась его жизнь.
Теперь вот умирает близкий человек. Грустно? Конечно… И все же.
Жизнь всяко может повернуться. Поменяется власть, проведут репреватизацию, отберут институт, дома, дачи, квартиры, роскошные машины… Может такое быть? Может. Их не спрячешь. А что можно спрятать? Верно. Драгоценности. Какие-то законы при любом раскладе останутся. Всегда можно было спасти часть, потеряв целое, если перевести какие-то ценности, скажем, на имя жены. Но в меру, в меру. Он перевел на имя жены два дома в Подмосковье, двухуровневую квартиру в тихом доме в старинном переулке в центре Москвы и оформил ее завещание на свое имя.
А еще он дарил жене драгоценности.
Раньше — дешевенькие вещицы, которые приносили ей милую радость.
С тех пор, как узнал о ее неминуемой близкой смерти — очень дорогие вещи.
— Ну зачем ты так на меня тратишься? — спрашивала жена, любуясь жемчужинами, сапфирами, изумрудами, рубинами и бриллиантами в изысканных модных оправах.
Почему-то у Аркадия Борисовича было предубеждение против антиквариата. Он считал, что старинные драгоценности несут в себе трагические судьбы своих умерших хозяев. И покупал или иным образом приобретал лишь работы современных российских мастеров. «Чистые», как он говорил, "без судьбы". Камней у жены теперь, наверное, на 6–7 миллионов долларов, работа сравнительно недорогая. Но камни… Камни дивные.
Жена спала в своей спальне, даже храпеть перестала в последние недели, — подумал Аркадий Борисович, без страха, спокойно, воспринимая сей факт как свидетельство приближения смерти супруги.
Ему захотелось посмотреть на камни еще раз.
Шкатулки с драгоценностями хранились в кабинете Аркадия Борисовича, в огромном стальном сейфе фирмы "Соломон Вовчик и «К». Фирма гарантировала, что кроме как атомной или водородной бомбой сейф вскрыть невозможно. А по расчетам Аркадия Борисовича, бомба в их тихий переулок могла залететь лишь случайно. В такие случайности он не верил.
Он раскрыл шкатулку, достал десять колец и перстней с наиболее крупными камнями и надел себе на пальцы. Размеры их были самые разные, что, казалось бы, было странным, учитывая, что дарились они одному человеку его жене.
Жена же, примерив то или иное новое подаренное ей кольцо и убедившись, что оно мало или велико, тем не менее всегда благодарно улыбалась и успокаивала мужа:
— Дa ничего, не огорчайся. Опять ты забыл мой размер. Но я ведь все равно их не ношу. А рассматривать, держать в руках эту прелесть приятно, вне зависимости от размеров. Да и куда мне в них ходить? Я нигде не бываю.
И это было истинной правдой. С тех пор как они переехали в новую квартиру в этом тихом переулке, она никуда не выходила: даже в булочную.
…Он любовался драгоценностями, изысканной работой современных ювелиров.
В криминальном мире давно существовала специализация: одни бригады держали антикварные лавки, другие — ювелирные магазины.
Так сложилось, что антикварные магазины вот уж несколько десятилетий держали кавказцы — армяне, грузины, азербайджанцы, золотом в основном занимались ингуши — как старинными изделиями, так и слитками.
Когда Гриф возглавил крупную криминальную группировку, рынок был уже поделен.
И он взял "под себя" ювелирные магазины.
Лучшие вещицы после ограблений, лучшие вещи, переданные в качестве «дара» "крыше", оказывались в шкатулке в тихом Петровском переулке. Хотя была одна странность — он подбирал перстни с крупными камнями, не думая о цвете. А на пальцах его горели красными каплями одни рубины. Крупные красные капли напомнили ему его руки времен таежных «консервов» — кровь Бурбона, ошметки его мяса на пальцах.
Все-таки у Магазинера был хороший вкус, признал Аркадий Борисович и стал снимать с пальцев перстни и аккуратно укладывать их в шкатулку.
"На черный день это хорошее вложение капитала", — подумал Аркадии Борисович, ворочаясь в своей огромной постели…
Бичу тоже, как всегда, накануне крупной операции снился странный сон.
Так бывало уже с ним и в Анголе, и в Афганистане, и в Чечне, и на Филиппинах. То есть операции были каждый раз разные, а сон почти всегда один и тот же.
Он мчится на коне по лесной дороге и видит вдали всадника. Он чутьем догадывается, что это враг, снимает притороченное к седлу копье, берет его на изготовку.
Заметив это, противник поднимает щит, выставив свое копье вперед. Со все увеличивающейся скоростью мчатся всадники навстречу друг другу.
И вот они сошлись — копья ударили в щиты, копье противника лишь скользнуло по щиту Бича. Он пошатнулся, пригнулся. Потом копье Бича, приподнятое чуть-чуть под углом, не вонзилось в щит противника, а прошло поверх него и вошло в плечо врага. Тот выронил копье, щит остался на левой руке, правой он еще пытался удержаться за поводья, но рука ослабела и он рухнул на землю.
Проскочив вперед по инерции несколько метров, Бич «поднял» коня на дыбы, развернул его, повернул к врагу.
Но тот был не в состоянии продолжить битву, он лежал неподвижно, одна нога застряла в стремени, руки разбросаны, образуя с телом крест. Он словно просил о пощаде.
Однако стоило Бичу приблизиться к поверженному противнику, как тот ловко выдернул ногу из стремени, встал, вытащил из ножен меч и бросился на Бича.
Бич и сам вырвал меч из ножен, замахнулся и уже почти опустил меч на голову неприятеля, как тот вдруг превратился в ярко-зеленого гада, змея, с телом ящерицы и головой дракона.
Голова гнусно шипела и крутила во все стороны, выбирая мгновение для атаки.
Композиция напомнила Бичу что-то очень знакомое: вздыбленный конь, дышащее огнем чудовище. Только в руках всадника — меч. А должен быть… Должно быть копье.
Он снял копье с креплений, удерживавших его у седла, ухватил поудобнее и вонзил в раскрытую глотку.
Агония чудовища была страшной (стоны, шипение, зловонная жидкость, изливавшаяся из раны), но короткой.
Когда дракон испустил дух, Бич вспомнил, где он это уже видел. (В психиатрии этот синдром называется "дежа вю".)
Композиция напоминала икону "Святой Георгий, поражающий дракона". И, соответственно, московский герб…
Сон был не ночной, приносящий бодрость и силу, а дневной, нередко приводящий к еще большей усталости.
Но натренированный мозг и помнящее каждую штатную и нештатную ситуацию тело тут же приняли установку подсознания на расслабление и отдых.
Он еще пятнадцать минут полежал, расслабляя мышцы и, как он сам это шутя называл, "выпрямляя извилины", — ни одного движения, ни одной мысли. Тишина и покой. И далекая, легкая, приятная музыка. Неясная музыка плавно перешла в какую-то русскую народную песню, слов которой он не мог разобрать. Но поскольку команда была "полный покой", то память и мышление так и не включились в процесс угадывания слов и мелодии, и он просто полежал несколько минут, слушая далекий женский голос.
Операция была назначена на 18 часов, время, когда Большая Дмитровка заполнена автомашинами, они скапливаются у выхода на Бульварное кольцо и мучительно стонут, ревут, требуя светофора. Тротуары наполнены сотрудниками госучреждений, спешащих к станциям метро «Чеховская» и «Пушкинская»… В банках — расслабуха, — закончены крупные операции, идут "физические лица" за своими скромными сбережениями.
Крупнейший в стране банк, принадлежащий одному из олигархов новой России, заглотнув под завязку валютную наличку, закрывал основные хранилища, оставляя для заключительных операций дня с физическими лицами лишь небольшие суммы. Остальное быстро пересчитывалось и складировалось в сейфы.
Но сейчас был такой приятный момент, когда специальный сейф, недоступный ни одному самому хитроумному грабителю, был раскрыт, и все свезенные сюда, в штаб-квартиру крупнейшего российского внешнеэкономического банка, пачки банкнот лежали на столах, готовясь переехать на временное хранилище в стальной сейф.
Служащие банка действовали, несмотря на окружавшие их 8 миллиардов долларов США, спокойно, без нервозности, словно вокруг лежали не деньги, а простые бумажки.
Дело в том, что у олигарха была странная причуда, — он в это самое время, после 18, любил заглядывать в нижний операционный зал, где работали с валютой, но не работали с посетителями, клиентами. Здесь проверялись все баксы, поступающие в банк. С каждым годом подделки американских долларов становились все более изощренными и мастерскими. А у банка олигарха была репутация. Он не мог себе позволить, чтобы из его банка вышла хоть одна фальшивая бумажка.
— В этот день он придет обязательно, — считали старые банковские служащие.
Правда, самому старому банковскому клерку, работавшему на олигарха, было 35. Десять лет назад олигарх набрал в свои финансовые структуры молодых людей и за десять лет сделал их асами своего дела.
Все начиналось при Горбачеве со скромных кооперативов. Кооператив «Логотип», сохранив свое старое название, стал одним из крупнейших банков. Да что там банков, одной из крупнейших финансово-промышленных групп России во главе с олигархом, который был уверен, что он не по зубам ни правоохранительным органам, ни криминальным авторитетам страны. Никто не осмелится покуситься на его капиталы. Разве что сумасшедший.
Однако такой нашелся. И звали его Бич. Он даже составил план изъятия в банке «Логотип» 8 миллиардов долларов. Без плана на Руси кто ж дело начинает? Все и началось по плану.
Бригада рабочих, чинившая коммуникации на Большой Дмитровке, грязная и усталая, покидала котлован возле здания Генеральной прокуратуры.
Через пять минут, когда последний рабочий, матюгая куда-то запропастившуюся рукавицу, вышел на поверхность и направился во двор одного из домов в Столешниковом переулке, где у рабочих была «бытовка», со стороны бывшего архива Института марксизма-ленинизма к котловану подъехала на грузовике МЧС ночная смена. Правда, на коммуникациях не работали по ночам. Но кто это знал?..
Новая бригада выгрузила из машины какой-то прибор и установила его на деревянной основе, коей послужила огромная бобина из досок от кабеля. Включив прибор, «рабочие» направили его чуть вбок — как бы в сторону редакции газеты "Вечерний клуб" и вперед, к бульварному кольцу.
Рядом с коммуникациями проходила секретная, построенная в годы Великой Отечественной трасса. Знали о ней буквально единицы — два генерала Главного разведывательного управления Генштаба Вооруженных Сил России.
Первая группа из бригады Бича быстро «вырезала» прибором «дверь» в слое грунта. Подключив оставшуюся наверху и в котловане строительную технику, «рабочие» ввели в сделанные «лазером» "пазы" специальные стержни-ухватчики и легко вынули часть грунта — обнажилась стальная дверь, покрашенная под цвет грунта, с штурвалообразной ручкой. Старший группы вставил в скважину ключ и с трудом повернул штурвал. Затем включил рубильник, врезанный в стену, и впереди осветился неярким светом тоннель. Старший группы и еще несколько человек вошли в тоннель. Оставшиеся снаружи закрыли стальную дверь, вставили фрагмент грунта на место и, проведя по местам разреза «лазером», как бы сварили земляной шов. То есть при микроскопическом анализе шов был бы виден — крупицы кварца, сплавившись, создавали впечатление «стеклянного» шва. Но при беглом осмотре ничего заметить было нельзя.
Один из «рабочих», припорошив землей шов, сказал:
— Мы свое дело сделали, мужики. Уходим.
Отключив строительную технику, группа ушла.
После них в котлован спустился чистильщик и свежим взором окинул котлован. Следов пребывания в котловане "ночной смены" он не заметил. Однако на всякий случай подобрал пустую пачку от сигарет "Петр I" и пару спичек.
Тем временем «подземники» двигались по тоннелю и остановились, по их прикидкам, на углу Большой Дмитровки и Глинищевского переулка. Здесь справа они увидели стальные двери, врезанные явно недавно.
— Тут служба безопасности Совета Федерации порезвилась, — ухмыльнулся старший группы.
— Не засекут? — подозрительно покосился на двери идущий впереди группы богатырского сложения боец.
— Нет, тут входы-выходы заморожены. На внештатную ситуацию рассчитаны. Скажем, из подвала Совета Федерации через эти двери, открывающиеся только с той стороны, можно вывести людей в случае штурма, военных действий, пожара и другого стихийного бедствия.
— Знаем мы эти стихийные бедствия. Вот народ поднимется, сметет всех этих слуг народа, это и будет стихийным бедствием, — не выдержал мрачный крепыш лет сорока.
— Ладно, ладно, — утихомирил его старший группы, — мы вне политики, как известно. Наше дело — выполнение конкретной задачи. А куда, как говорится, тоннель ведет, — это наших командиров задача.
— Странно, — проговорил один из бойцов, постоянно следивший за показаниями какого-то прибора, висевшего у него на груди. — Крыс нет. Значит, могут быть утечки газа. А прибор не показывает.
— Проверь химический состав воздуха.
— Минуту, командир.
Боец раскрыл планшет, вынул из закрепленных на крышке пазов пару склянок с реактивами, смешал их в пустом сосуде из органического стекла, обмакнул в полученный состав листок лакмусовой бумажки.
— Вот, старинный дедовский способ надежнее любой электроники. Этот «прибор», командир, показывает, что в пробе воздуха опасных для человека компонентов нет. Можем идти дальше.
— Ну что, Митя, далеко еще? — спросил командир идущего впереди атлета.
— Судя по чертежу, еще метров двадцать, — ответил тот и через минуту добавил: — Пришли, командир.
— Алеша, давай вперед, остальные — посты на отходе, контроль за воздухом и связью, — приказал командир.
Алексей, высокий худощавый очкарик, сделал пару шагов вперед и в сторону и попросил:
— Посветите.
Ему усилили подсветку.
Нащупав в стене нужную точку, он вставил в паз стальную пластину и отвернул часть покрывавшей стены тоннеля стальной сетки.
За ней обнажилась серая бетонная стена. В ней был почти не заметный при первом взгляде паз. Алексей вставил в паз рукоятку и повернул ее, что потребовало от него довольно значительных усилий.
Часть бетонной плиты размером 0,5 на 1 метр повернулась вокруг своей оси, и появилась стальная дверца с замочной скважиной. Вставив в скважину универсальный ключ, Алексей открыл дверцу.
— Как в аптеке, — удовлетворенно сказал Алексей. — Вот он, переходник спецсвязи. Видимо, кто-то из слуг народа, получив информацию от людей из ГРУ, стал использовать этот спецканал связи не только для прослушивания переговоров, но и как средство наживы. Часть канала продали банкирам. Но нет худа без добра. Мы сейчас сможем перехватить сигнал тревоги из банка «Логотип».
— А что дальше? — спросил коротышка.
— А дальше сигнал не пойдет. Кассиры выдадут нашим людям все бабки, будучи убеждены, что сигнал прошел и закрепленный за ними пост вневедомственной охраны и милиционеры из 234 отделения уже мчатся в банк.
— Ну, что, Алеша? Есть сигнал? — прервал его командир.
— Все, влез в сеть, — ответил тот, вытирая пот со лба.
Тем временем вторая группа выполняла свою задачу. Пять человек, все выходцы из Украины, Молдавии и Беларуси, во главе с Олесем Кручиной собрались возле парадного подъезда Театра оперетты. Они были завербованы неким Юрчиком на одну операцию за сумасшедшие деньги — тысячу сто баксов.
Им было поручено ограбить, производя как можно больше шума, пункт обмена валюты, расположенный в здании бывшего дворянского собрания, и рассредоточиться, — то есть каждый должен был уйти "своим ходом". Эта часть операции была для них не простой — ведь Москвы они не знали, "своего хода" — то есть автомашин — у них не было. Их фантазии хватало лишь на то, чтобы после ограбления рвануть обратно.
Они заняли очередь в обменный пункт в точно назначенное время — в 18.00. Дождавшись, когда в крохотном зальчике осталась очередь, состоявшая только из членов банды, Олесь Кручина дал сигнал:
— Руки вверх, грабь награбленное!
— Почему он произнес эту дурацкую фразу, Олесь объяснить бы не смог.
Однако кассир-контролер нажала кнопку вызова вневедомственной охраны и ментов из 234 отделения. Сидевший же в углу на продавленном стуле единственный охранник обменного пункта даже рот не успел закрыть. Как был с открытым ртом в момент объявления Олеся, так и остался. Один из молдаван, сделав страшное лицо, приставил к его уху авторучку, — этого было достаточно, чтобы охранник и не пытался оказать сопротивление.
Подав сигнал, кассир, миловидная барышня, попыталась затянуть процесс передачи денег в надежде на то, что вот-вот подъедут сотрудники ВОХР и МВД. Однако бандиты ее поторапливали.
Тем не менее барышня умудрилась каким-то образом выдать им лишь часть имевшихся в кассе денег. И грабители рванули наружу и успели юркнуть в метро "Охотный ряд" до того, как в обменный пункт прибыли милиционеры.
На станции "Парк культуры" бандиты два часа прождали таинственного Юрчика. Но тот так и не появился с обещанной тыщей баксов для каждого. Но и тех 5 тысяч долларов США и 12 тысяч рублей, которые они взяли в пункте обмена валюты, им показалось достаточно.
Но вернемся к банку «Логотип».
Часть сотрудников 234 отделения милиции, которые могли бы поспешить на сигнал из банка «Логотип», в 18.00 была отвлечена на другой конец Большой Дмитровки.
В ресторанчике, расположенном на углу Большой Дмитровки и Петровского переулка, тоже случилась беда, которая потребовала вмешательства оставшихся в отделении милиционеров. Там три кавказца вымогали деньги у владельца ресторана, уважаемого батоно Ираклия. Тот, нажав специальную кнопку, предусмотренной как раз на такой случай, пригласил сотрудников 234 отделения милиции отработать хотя бы часть денег, которые он «жертвовал» им на охрану его заведения.
К сожалению, и в ресторан милиция опоздала. Кавказцы успели сбежать, взорвав напоследок сосуд с легковоспламеняющейся жидкостью. Пришлось вызывать пожарных.
Тем временем сильный дым повалил из колодка подземных коммуникаций напротив здания Генеральной прокуратуры. И туда тоже были вызваны пожарные.
А поскольку Генпрокуратура не ресторан какой: тут и провокация могла быть, то улицу со стороны Столешникова блокировали. На самой Большой Дмитровке, подставив правый бок Столешникову, дорогу перегородил фургон «Мебель», оказавшийся почему-то без водителя. А вот на той части Большой Дмитровки, которая открывалась зданию Моссовета, застряла пожарная машина.
Ну, вроде бы все перекрыли.
Самое смешное, что этого и не понадобилось…
В банке «Логотип» события развивались по плану.
К 17.30 из всех шести филиалов банка, куда к 16.30 уже поступили деньги в валюте из различных, легальных и подпольных источников, в центральное отделение банка на Большой Дмитровке поступило около 60 миллионов долларов. Обычная сумма «нала» за полтора месяца. Нормальный оборот криминального банка, держателя «общака».
В 17.35 о поступлении последних пачек бывших в употреблении долларов дежурный по долгу службы доложил председателю совета директоров г-ну Гафурову И.Б. и держателю контрольного пакета акций банка профессору Морову А.Б.
Кроме того, дежурный клерк, также по долгу службы, сообщил начальнику бригады охраны, чтобы тот принял меры особой предосторожности.
Тот по долгу службы позвонил в 234 отделение милиции ЦАО УВД Москвы, там проверили все системы связи с банком, в том числе тайную систему оперативного оповещения, о которой знали только старший кассир и старший смены охраны. Позвонил он, по долгу службы, и в местное отделение ФСБ. О том, что заместитель начальника отделения связан коммерческими интересами с г-м И.Б. Гафуровым, никто не знал и знать был не должен. Гафуров официально был внедрен в банк Федеральной Службы безопасности. А то, что он работал одновременно на ФСБ и на Морова, знал только он сам.
Начальник бригады охраны тоже решил не упускать своего. И в банке и в ФСБ он получал зарплату. В целом сумма выходила приличная. Но денег, как известно, слишком много не бывает. Поэтому, когда бывшие товарищи по оружию попросили его за вознаграждение в 50 тысяч баксов «слить» по одному адресу информацию о поступлении денег в подвалы банка «Логотип», он согласился. Зная, что все его разговоры прослушиваются службой контрразведки банка, начальник бригады говорил по нейтральному сотовому телефону немудреным шифром.
— Михал Борисыч, как договорились, заедешь за мной завтра в шесть, сразу же махнем на Клязьму. Не беспокойся, посплю в пути. Ох, и рыбалка нас ждет! Давно подледным ловом не занимался.
— Наконец-то отведем душу, — ответил ему Михал Борисыч Микрюков, майор КГБ в отставке, и повесил трубку.
Дежурному группы контрразведки, прослушивавшему все телефонные разговоры сотрудников банка, в том числе по сотовым и рациям охраны, ни одна из этих фраз не показалась подозрительной.
Тем временем майор, сидевший за пультом связи в классе оперативной радиоразведки в Бронетанковой академии имени маршала Баграмяна, и передал по рации допотопной морзянкой короткую информацию: "Все мотыльки слетелись. Сбор медка в 18".
Без пяти шесть бронированная машина, предназначенная для перевозки денег, подъехала к банку «Логотип» и остановилась таким образом, что двери кузова выходили на шикарный подъезд банка.
Два дежурных, вместо того чтобы тут же доложить об этом старшему смены, раздраженно бросились к машине, матюгая сидевшего в кабине водителя за нарушение инструкции.
Тем самым они сами нарушили инструкцию, оставив дверь в банк без наблюдения. Из толпы, текущей мимо банка в сторону станций метро «Пушкинская» и «Чеховская», в это время выкристаллизовались шестеро мужчин в длинных пальто и вошли в подъезд банка.
А из кузова бронированной спецмашины вынырнули четверо крепких парней в черных спортивных костюмах и черных вязаных шапочках, без оружия.
Подойдя к охранникам с двух сторон, они что-то им сказали, едва коснулись в приветственном взмахе руками их шей и, крепко обняв ставшие вялыми и беспомощными тела, подвели охранников к дверям машины и погрузили их в кузов.
Все это заняло несколько секунд.
Через пару минут двое охранников вылезли из машины, вернулись к парадному подъезду банка и заняли свои места.
Правда, лица у них были чуть отекшими, глаза — чрезмерно стальными, не реагирующими на мелкие посторонние раздражители, и вообще было впечатление, что охранники погружены в какие-то переживания, думают о чем-то далеком и, возможно, возвышенном.
Так оно и было. Установка быстрого погружения в управляемое гипнотическое состояние, позаимствованная на время операции в НИИ проблем мозга, гарантировала, что в ближайшие полчаса охранники будут действовать так, как им будут приказывать люди, называющие ключевое слово «база».
Операция "Штурм цитадели" началась.
Первым в группе, просочившейся в банк «Логотип», шел мастер спорта международного класса по греко-римской борьбе Ашот Насибов. При всей своей накачанности он производил обманчивое впечатление хрупкого подростка.
— Что тебе, мальчик? — рассеянно спросил Ашота вооруженный «Калашниковым» охранник, стоявший в тамбуре.
Ответ, который он получил, прозвучал вполне убедительно — через секунду «Калашников» висел на плече Ашота, а охранник лежал в углу, закрыв глаза.
Тем временем двухметровый Андрей нейтрализовал двух охранников у двухпролетной парадной лестницы, ведущей в операционный зал.
По лестнице вверх первым бросился Гиви Гогия.
Ворвавшись в операционный зал он крикнул с сильным кавказским акцентом:
— Спокойно! Спокойно! Прошу соблюдать полное спокойствие. Oгpaблeниe.
Для большего спокойствия Гиви дал короткую очередь из «Узи» по цепи, на которой висела огромная хрустальная люстра.
— Пусть будет почерк, узнаваемый теми, кто ищет, — сказал он, обернувшись к идущему за ним Алексею.
Тот кивнул ему и одним движением выломал большой кусок прозрачной пластиковой стенки, которая отделяла кассиров и контролеров от посетителей, а также экранировала все попытки воздействовать на компьютеры в операционном зале.
Элегантно вошедший в проем Моня Рубинчик, не снимая с груди мини-компьютер, раскрыл его как планшет, настроил и заблокировал все способы связи из операционного зала с внешним миром.
— Вам уже сказали, граждане, что это ограбление? — в полной тишине очень вежливым голосом спросил Моня Рубинчик. — Сказали? Уполномочен подтвердить: это ограбление, прошу всех оставаться на своих местах.
В отличие от других налетчиков, у Мони на лице вместо черной спецназовской маски была новогодняя маска зайчик из мультфильма "Ну, погоди".
То ли его спокойный голос, то ли эта маска сняли напряжение, витавшее в воздухе.
Пока Моня успокаивал сотрудников банка, вошедший вслед за ним Тармо Кирьянен открыл универсальной отмычкой дверь комнаты старшего кассира и, сделав приглашающий жест, обратился к Бичу:
— By аля, сир.
Шагнув в комнату старшего кассира, Бич очутился практически в стальном сейфе с кондиционером. Там была вторая маленькая дверь. Возможно, услышав повороты отмычки, кассир и успел бы юркнуть во вторую дверь, но небольшая его комната была буквально завалена мешками с долларами, повернуться было негде. Он замешкался и упал, споткнувшись об один из мешков, лежавший на полу.
— Вы убьете меня? — пролепетал кассир.
— Боже сохрани, — махнул рукой Бич. — Зачем? Вы же не станете отстреливаться, пытаясь сохранись эти… — Тут Бич наклонился над столом старшего кассира и прочитал цифру на электронном счетчике: — 6 миллиардов долларов.
— У нас и за сто баксов убивают. А тут… Нет, я не стану отстреливаться. У меня и пистолета нет, — сказал кассир.
— А это что? — спросил Бич, наклонился над щуплым кассиром, задрал ему штанину и достал из кобуры, укрепленной на голени, крохотный пистолет.
Не спуская один глаз с кассира (только он в бригаде умел выполнять этот трюк), Бич другим глазом прочитал маркировку.
— Ишь ты, поди ж ты! Чем мы пользуемся вместо пипифакса "Танфольо Джузеппе. Сделано в Италии". Знаю эту фирму. Автоматический пистолет под патрон 6,35 мм «ауто», магазин на 8 патронов. Вполне достаточно, чтобы убить меня и юркнуть в эту дверь. А?
— Нет, нет, не убивайте меня. Я все скажу.
— Да мне все и не надо. Ответьте на вопрос: как вы пересчитываете в одиночку все эти деньги?
— Аппаратура считает только пачки. Я из каждого мешка сваливаю пачки долларов в эту воронку, они идут по транспортеру, и аппаратура их считает. Так я вываливаю каждый мешок, на выходе пачки сыплются в другой мешок, и небольшая такая простенькая механическая машинка нацепливает, извиняюсь, на каждый мешок пластиковую табличку с суммой денег, в данном мешке находящемся. Мне остается только пересчитать мешки. Десять мешков по 600 миллионов в каждом.
— Тяжелые?
— Тяжелые…
— А скажите, пуля из этого маленького «Танфольо» больно ранит?
— Не знаю, меня никогда не ранили из «Танфольо».
— Хотите попробовать?
— Избави Бог. Ну, что вы меня мучаете? Что вы еще хотите знать?
— Скажите, — продолжая поигрывать пистолетом, спросил Бич, — а что, выстрел громкий из него? Ах, да, нас это с вами не должно беспокоить. В зале мои люди, ваша охрана нейтрализована…
— Умоляю…
— Да, вот еще вопрос. Скажите мне, любезный, все эти 6 миллиардов долларов, они что, действительно на поездах и самолетах увозятся из страны и сдаются в зарубежные банки на счета ваших боссов, или по Европе гуляют только авизо, а сами банкноты так и лежат где-то здесь, в России?
— Они не лежат, — обиженно ответил старший кассир. — Они работают!
— Ну да, ну да, идут на пенсии старикам, пособия детям, зарплату врачам, учителям, офицерам…
— Нет, конечно, они инвестируются…
— Ах, они инвестируются… Мне нравится эта строгая и простая схема. А что, если по вашим авизо деньги как бы уйдут за рубеж, а вот адреса для инвестиций их здесь я дам свои?
— Это невозможно.
— И все же, что будет, если деньги пропадут, а по вашим документам они уже «ушли» за бугор.
— Нас всех убьют, — выдохнул старший кассир.
— Ну-ну, не переживайте вы так. Может, и обойдется… — устало проговорил Бич. — И спасибо вам, дружище, за идею.
— Какую идею? Я не подавал вам никакой идеи!
— Ну, как же? А эта мысль об инвестировании 6 миллиардов долларов в народное хозяйство России и социальные программы? Она дорогого стоит…
— Она стоит моей жизни, — прошептал старший кассир.
— А, пустяки… Зато идея как хороша! Что касается вас, то вы еще можете сбежать.
— Исключено: меня найдут на краю света.
— Ну, тогда и не знаю, чем вам помочь. Бежать вы не хотите. А удержать деньги не сможете. Кстати, что это у вас там лампа мигает?
Кассир мертвенно побледнел.
— Ну, да, пока мы с вами мило беседовали, вы нажали кнопку связи с 234 отделением милиции? Так? И вам теперь звонят, требуя сказать пароль, и либо подтвердить сигнал об опасности, либо отменить его. Им сюда бежать — пять минут. Успеют ведь. Нам надо как минимум пять минут, чтобы вынести эти десять мешков. Что будем делать?
— Я не знаю.
— Ну, понятно. В таких нештатных ситуациях, как правило, лишь один из двоих знает, что надо делать. Слушайте меня. Снимите трубку.
— Снял.
— Спросите, чего они так всполошились?
— Чего вы всполошились? — мертвыми губами спросил кассир.
— Они вам говорят: "А что ты, старый придурок, кнопку тревоги нажал?"
Кассир устало кивнул головой.
— Назовите сегодняшний пароль. И учтите, я его знаю, ошибетесь, спущу курок и уточню, наконец, какая дыра на выходе у пули, выпущенной из 6,35 миллиметрового «титан-25» модели «Танфольо»…
— Это случайность. Даю отбой тревоги.
— А он требует: «пароль»?
Кассир снова кивнул.
— Ну, так что ж ты мешкаешь? Жизнь дороже денег. И помни: пароль я знаю.
Бич не знал пароля. И это было самым слабым местом во всем плане операции "Штурм цитадели".
— Пароль: «Семья». "Надеюсь, теперь у вас все в порядке?"
— Отличный пароль, — сказал Бич. — Молодцы. И свежо, и просто.
Кассир повесил трубку, вытер вспотевший лоб.
— Вот видите, не так уж это и страшно, — глумился Бич над выполнившим свой долг, правда, оставшимся в мокрых штанах, старшим кассиром.
После пароля кассир сказал контрольную фразу: "надеюсь, теперь у вас все в порядке". Эта фраза означала, что пароль назван под давлением грабителей.
Тем временем под землей группа, работавшая в спецтоннеле, затихла, прекратив какие бы ни было телодвижения.
Алексей, нацепив на голову наушники и приготовив кусачки, надкусил один из проводков — тонкую голую жилочку, которую он по известным ему одному соображениям выбрал из всех.
— А если ты ошибся и это не тот проводок? — спросил его шепотом Федя-коротышка.
— Тогда вся операция под угрозой срыва, — мрачно ответил Алексей, стискивая проводок кусачками и ожидая сигнала.
— Аккуратно наши предки работали, — заметил Артем.
— Это не предки, а зэки: тут зэки работали. В 1943 году. А у них у каждого за спиной охранник, тут не ошибешься, — сказал командир.
Услышав сигнал в наушниках, командир насторожился.
— Внимание!
Через мгновение пошел сигнал в наушниках у Алексея. Пропустив по линии слова пароля, он резко сжал ручки кусачек, перекусив проводок.
— Кажется, получилось, — устало улыбнулся Алексей.
— Так кажется, или получилось? — спросил Артем.
Командир прислушался, поработал тумблером рации, кивнул.
— Получилось, теперь быстро на выход. Приступаем ко второй части операции.
Пройдя по тоннелю еще несколько десятков метров по проложенному «штурманом» маршруту, группа оказалась на небольшой площадке, от которой расходились два коридора: один — направо, и конец его был почти не виден в темноте, второй — налево, и заканчивался коммуникационным или канализационным колодцем.
— Все, — устало кивнул командир. — Пришли. Федор, проверь, чист ли проход до колодца. Тут должно быть метров двадцать.
— А что это? — спросил Алексей.
— Направо — кусок тоннеля, идет под здание Всероссийского театрального общества. Сейчас называется Союз театральных деятелей. Там выход из колодца в котлован строящегося здания, в котором будет размещен театрально-культурный центр. А слева — выход через колодец прямо к парадному подъезду банка «Логотип».
— О, едри тебя в лепешку, пришли, — хохотнул Федор.
— А операция?
— А операция продолжается: ты, Федя, проверь вначале путь направо, если там все тихо, начнем сообща открывать колодец.
Вытянув перископный миноискатель, Федя, подсвечивая себе сильным карандашом-прожектором, ушел направо.
Через пару минут он вернулся и доложил:
— Все чисто, командир.
Затем Федор проверил подход к канализационному люку.
— Есть сюрприз, командир, — сказал он. — Пластиковая мина, очень, сука, хитроумно поставленная, с растяжками. Чуть в темноте заденешь, и в молекулы.
— Ну, ты очень-то не спеши, Федор. Аккуратно. Не задевай.
— Это мы понимаем, — протянул Федор, нащупывая пальцами тонкие проводки, идущие от куска пластита к закрепленным в стене тоннеля упорам.
И через несколько секунд довольный сообщил:
— Все путем, командир. Порядок.
— Ну, давай, лейтенант, вперед: тут, в узком колодце, только с твоей богатырской силой можно что-то сделать.
Хмурый коренастый лейтенант сделал шаг вперед, сбросил с себя вещмешок, поднялся по стальным ступеням колодца под самую крышку, вставил какие-то приспособления в ему одному видимые пазы, натянул проволочки, стянул их зажимами, крякнул и, надавливая одновременно двумя руками на систему, — захватом и плечом — на крышку, приподнял ее на пару сантиметров и отодвинул в сторону.
Однако свет, пусть даже вечерний, в окно колодца не проник, как можно было ожидать. Он посветил фонарем — над ним был еще один люк — в днище "банковской машины", поставленной над колодцем.
Он тихо постучал ручкой фонаря в дно люка, и тот открылся.
— Здорово, бойцы, — сказал лейтенант. — Все идет по плану.
— Был сигнал, сейчас мешки понесут.
Со стороны это выглядело так: мужики в камуфляже выносили из банка большие банковские брезентовые мешки и грузили их в специальную банковскую машину. Никого из прохожих эта процедура не насторожила.
Как обычно у входа в банк стояли охранники. Правда, глаза их были устремлены куда-то вдаль.
Между тем, если бы кто-нибудь понаблюдал за этой процедурой несколько минут, то наверняка удивился бы — как в такую, хоть и большую, банковскую машину могло вместиться столько мешков: она что, бездонная?
Вместительность же банковского броневичка объяснялась просто — парни в камуфляже грузили мешки с баксами в чрево машины, находившиеся там двое бойцов просовывали мешки в колодец, там их принимали бойцы «тоннельного» отряда и оттаскивали на площадку спецтоннеля. Когда все мешки оказались под землей, мужики в камуфляже вошли в броневик и через люк в нем спустились в колодец.
Люк в машине задраили. Люк в мостовой лейтенант поставил на место. Федя установил прежнюю сложную паутинку проводов и закрепил на месте пластиковую взрывчатку.
— Пусть будет как было, — сказал Федя.
— А ведь пластита-то в 1943 году не было? — вдруг заметил кто-то из бойцов «тоннельного» отряда.
— А кто сказал, что ловушку установили энкеведешники времен войны? Это «покупка» охранной структуры банка, — ухмыльнулся Бич, оглядев свое воинство. Он крепко обнял командира "тоннельного отряда" — без слов поблагодарил за отлично выполненную часть задания. — Взяли мешочки, и вперед, — скомандовал Бич.
Каждый взял по мешку. Впереди шел Митя, прокладывая маршрут, и Федя с миноискателем.
Они вышли через другой колодец в котлован строящегося культурного центра на углу Большой Дмитровки и Петровского бульвара, в заставленное щитами пространство между «бытовками» строителей, которые в этот день бастовали, требуя повышения зарплаты. Мешки с 6 миллиардами долларов бригада Бича погрузила в фургон с пропуском, разрешающим ему ездить внутри Садового кольца. Машина выехала со строительной площадки, свернула на Петровский бульвар, проехала к Трубной и затерялась в потоке машин, идущих от центра на северо-запад столицы.
Старший кассир банка «Логотип» выбежал на улицу и стал тормошить охранников, стоявших у входа.
— Где они? — орал он, но не услышал в ответ ни слова. Охранники стояли как каменные сфинксы и смотрели вдаль.
Вытащив из внутреннего кармана сотовый телефон, кассир торопливо набрал нужный номер и со злостью проговорил:
— Ну, вы что там, едрить вашу мать, спите? Я ж дал сигнал, что говорю под контролем!
— А пошел бы ты в задницу, — лениво ответил дежурный 234 отделения милиции ЦАО УВД Москвы старший прапорщик Демедяев Петр Харитонович, жуя яблоко. — Не было никакого сигнала. Был сигнал, Леха? Во, и Леха говорит, не было. Был отбой тревоги.
— Какой отбой? Банк ограбили! — вопил старший кассир.
Когда со стороны 234 отделения милиции к банку «Логотип», сквозь пробку машин рванулись «пешие» милиционеры из 234 отделения, броневичок ждал сигнала светофора в конце Большой Дмитровки. И, вполне возможно, поток, идущий по бульварному кольцу, тек бы и тек, и машины, скопившиеся перед светофором, заперли бы броневичок на углу, и милиционеры добежали бы до банковского броневичка, на который указывал дрожащими перстами старший кассир, но тут случилось непредвиденное.
Из Козицкого переулка с пением "Это есть наш последний и решительный бой" вышла группа демонстрантов числом около двухсот, сразу растекшаяся по улице так, что перекрыла дорогу и милиционерам, и пешеходам.
Лозунги были самые разнообразные:
— "Вернуть генерального прокурора на место".
— "Президент, а за сколько ты продал Россию?"
"Смерть коррупционерам и взяточникам!"
"Дать возможность генпрокурору сажать преступников".
"Ужесточить".
— "Устрожить".
— "Смерть…"
— "Конец…"
Группа взволнованных граждан шла к зданию Генеральной прокуратуры, чтобы поддержать уволенного за неделю до этого генерального прокурора. Вопрос как бы оставался открытым. До 15 марта. Генпрокурор, явно под давлением криминализированной чиновничьей верхушки, был вынужден подать заявление об уходе. И президент его подписал. А Совет Федерации не утвердил. И вот народ шел поддержать своего прокурора, пытающегося обуздать преступность.
Милиционеры махали руками, а кое-кто даже постреливал для острастки вверх. Водители автомобилей жали на клаксоны. Толпа же продолжала скандировать: "Прокурор, мы с тобой".
Тут в котловане возле здания Генпрокуратуры произошел взрыв, чем отвлек часть милиции как бы назад, а митингующих подбодрил.
Тем временем светофор дал зеленый свет, броневичок рванул вперед, свернул направо и ушел вниз, к Трубной площади.
Милиционеры же добрались до банка «Логотип» лишь минут через пять-десять.
Тут же, естественно, был организован перехват. Началась соответствующая, много раз отрепетированная службами УВД Москвы операция. И, конечно же, где-то на Сретенке машину перехватили. Или точнее захватили. Потому что она стояла у арки большого дома. И, конечно же, машина оказалась пуста. Ни водителя, ни людей, ни денег.
Естественно, были проверены все квартиры этого дома, все близлежащие дворы и улицы. Никаких следов.
Спустя десять минут все милицейское начальство уже знало, что ограблен банк «Логотип», оказывавший на протяжении пяти последних лет поддержку Фонду материальной помощи ветеранам МВД. Спустя пятнадцать минут раздался звонок в НИИ проблем мозга.
Трубку снял профессор А.Б. Моров. И услышал:
— Гриф? Блин. Общак! Сперли!..