160563.fb2
Он замолчал. Бриттон быстро взглянула на него.
— Это трудно объяснить. Вам это может быть неинтересно.
Макферлейн вспомнил, как в свои юные, полные энтузиазма и наивности годы он не единожды заставлял стекленеть глаза всех присутствующих на званых обедах.
— Мне пришлось изучать навигацию по звездам, — сказала Бриттон. — Испытайте меня.
— Идет. Си-ай-хондриты слеплены непосредственно из чистой, первоначальной пыли того облака, из которого образовалась Солнечная система. Это делает их очень интересными. Они несут в себе ключ к разгадке образования Солнечной системы. Они очень старые. Старше, чем Земля.
— И сколько ей?
— Четыре с половиной миллиарда лет.
— Потрясающе.
Макферлейн отметил, что в глазах у нее светится неподдельный интерес.
— Есть теоретические предположения, что существует еще более интересный тип метеоритов…
Макферлейн резко замолчал, проверяя себя. Он не хотел, чтобы вернулась прежняя одержимость. Не теперь. Он шел дальше в неожиданном молчании, ловя на себе заинтересованный взгляд Бриттон.
Коридор закончился задраенным люком. Бриттон повернула рычаг и потянула на себя дверь. Навстречу им вырвалась звуковая волна — мощный рев бесконечного числа лошадиных сил. Макферлейн последовал за капитаном по узкому мостику. Внизу, примерно в пятидесяти футах, он увидел две огромные турбины, ревущие в унисон. Не видно было ни одного человека. По-видимому, и турбинами тоже управляли компьютеры. Макферлейн приложил ладонь к металлической стойке и почувствовал сильную вибрацию.
Пока они шли по мостику, Бриттон смотрела на него с легкой улыбкой.
— «Ролвааг» приводится в движение паровыми котлами, а не дизельными моторами, как другие суда, — сказала она, повысив голос, чтобы перекрыть шум. — Хотя у нас есть аварийный дизель для электричества. На современных судах вроде этого нельзя терять источник энергии, потому что сразу лишаетесь всего: компьютеров, навигации, пожарного оборудования. Мы называем это «покойник в воде».
Они прошли еще через одну тяжелую дверь машинного зала в передней части судна. Бриттон закрыла ее, затянула запорный рычаг и пошла по коридору, который закончился у закрытых дверей лифта. Макферлейн следовал за ней, радуясь тишине. Капитан остановилась у лифта и посмотрела на него оценивающим взглядом. Вдруг он понял, что у нее на уме было не только показать ему замечательный «Ролвааг».
— Мистер Глинн хорошо говорил, — заговорила наконец Бриттон.
— Я рад, что вы так думаете.
— Знаете, команда может быть суеверной. Просто удивительно, как быстро слухи и предположения обретают черты реальности в каютах. Я думаю, этот разговор сильно ударит по сплетням.
Она немного помолчала и снова заговорила:
— У меня было чувство, что мистеру Глинну известно много больше, чем он сказал. Но действительность не дает оснований так считать. Я думаю, он знает меньше, чем хочет показать. — Она искоса взглянула на Макферлейна. — Это так?
Макферлейн замялся. Он не знал, что сказали капитану Ллойд и Глинн, а точнее, что они утаили. Однако он считал, что чем больше она знает, тем благополучней будет судно. Он чувствовал родство с ней. Они оба совершили большую ошибку. Их обоих жизнь потрепала сильней, чем обычного человека. В душе он доверял Салли Бриттон.
— Вы правы, — сказал он. — Суть в том, что мы почти ничего о нем не знаем. Мы не знаем, как такая большая штука пережила удар. Мы не знаем, почему его не съела ржавчина. Те немногие данные электромагнитных и гравитационных измерений камня, которые у нас есть, противоречивы, даже невероятны.
— Понимаю, — сказала Бриттон и посмотрела Макферлейну в глаза. — Он может быть опасен?
— Так думать нет причин. — Он замялся. — Думать, что не опасен, тоже нет причин.
Наступила пауза.
— Меня интересует, представляет ли он опасность для моего судна и моей команды?
Макферлейн пожевал губы, обдумывая ответ.
— Опасность? Он адски тяжелый. Его будет очень сложно перемещать. Но когда он будет успешно уложен в люльку, хочется верить, что это будет менее опасно, чем полный груз горючей нефти. — Он посмотрел на нее. — И Глинн кажется человеком, который никогда не рискует.
Бриттон задумалась на мгновение. Затем кивнула:
— На меня он произвел такое же впечатление: осторожен до предела. Мне нравится иметь на борту такого человека, потому что в следующий раз, когда я посажу корабль на риф, я собираюсь тонуть вместе с кораблем.
«Ролвааг»
3 июля, 14 часов 15 минут
Когда славный корабль «Ролвааг» пересекал экватор в виду берегов Бразилии и дельты Амазонки далеко на западе, на носовой палубе судна начался освященный временем ритуал, который соблюдается на океанских судах сотни лет.
Тридцатью футами ниже палубы и почти на девятьсот футов ближе к корме доктор Патрик Брамбелл распаковывал последнюю коробку с книгами. С тех пор как он начал работать, ему почти каждый год приходилось хоть раз пересекать эту линию, и он находил в высшей степени безвкусными сопутствующие этому событию церемонии: «нептунов чай», в котором кипятятся носки и рукавицы палубных матросов, и пошлые шутки «морских волков».
Он с самого выхода «Ролваага» из порта распаковывал и размещал свою обширную библиотеку. Это занятие он любил почти так же, как чтение книг, и никогда не позволял себе спешить. Сейчас он провел скальпелем вдоль последнего стыка, заклеенного упаковочной лентой, открыл картонную коробку и заглянул внутрь. Трепетными пальцами вынул верхнюю книгу — «Анатомию меланхолии» Бертона, погладил ее прекрасную, отделанную кожей обложку и поставил на последнюю свободную полку. Следующим появился «Неистовый Роланд», потом роман Гюисманса «Наоборот», «Лекции о Шекспире» Кольриджа, эссе доктора Джонсона «Праздношатающийся». Ни одна из книг не имела касательства к медицине. Фактически из тысячи с лишним книг различной тематики, составлявших походную библиотеку Брамбелла, только десяток, не более, могли быть отнесены к профессиональным справочным пособиям. Их он держал отдельно, в медицинском кабинете, чтобы удалить профессиональный налет со своей взлелеянной библиотеки. Доктор Брамбелл был в первую очередь читателем, а уж во вторую — врачом.
Наконец коробка опустела. Брамбелл вздохнул, испытывая смешанное чувство удовлетворения и сожаления, и отступил назад, обозревая ряды книг, аккуратно расставленных на полках. Пока он этим занимался, послышался стук далекой двери, а потом звук размеренных шагов. Брамбелл ждал, не двигаясь, надеясь, что это не к нему, но уже уверенный в неизбежном. Шаги смолкли, и со стороны приемной донесся легкий двойной стук.
Брамбелл снова вздохнул, совсем иначе, чем раньше, быстро оглядел каюту в поисках хирургической маски, поднял ее и надел. Брамбелл убедился, что это неплохой способ поторопить пациента. Он последний раз бросил любящий взгляд на книги, вышел из каюты и закрыл за собой дверь.
По пути к приемной Брамбелл прошел длинным коридором мимо лазаретных палат с пустыми койками, мимо операционной и патологоанатомической лаборатории. В приемной оказался Эли Глинн со скоросшивателем под мышкой.
Взгляд Глинна остановился на хирургической маске.
— Я не сообразил, что вы с кем-то.
— Ни с кем, — сказал Брамбелл через маску. — Вы первый посетитель.
Глинн еще задержал взгляд на маске. Потом кивнул:
— Прекрасно. Мы можем поговорить?
— Конечно.
Брамбелл повел его в смотровую. Он находил Глинна самым необычным созданием из всех, кого встречал. Человек культурный, не получающий от этого удовольствия; человек с даром рассказчика, никогда им не пользующийся; человек с прикрытыми серыми глазами, который сделал своей профессией изучение слабостей других людей, скрывая свои собственные.
Брамбелл закрыл за собой дверь смотровой.
— Садитесь, пожалуйста, мистер Глинн, — сказал он и указал на скоросшиватель. — Я полагаю, это медицинские карточки? Они опоздали. К счастью, у меня еще не было нужды к ним обращаться.
Глинн сел.
— Я отобрал несколько штук, на которые, вероятно, вам следует обратить внимание. Большинство обычны, но есть исключения.