— Все построено по гигантским стандартам, — заметил Макферлейн. — И везде так пусто.
Бриттон засмеялась.
— Посетители всегда так говорят. Судном в основном управляет компьютер. Мы прокладываем курс с помощью геофизических данных, получаемых со спутника, и он поддерживается автоматически. Даже обнаружение столкновений осуществляется электроникой. Тридцать лет назад судовой электрик занимал скромное место. Теперь специалисты-электронщики стали очень требовательными.
— Все это производит глубокое впечатление. — Макферлейн повернулся к Бриттон. — Не поймите меня неправильно, но я все удивляюсь, почему Глинн выбрал для этой работы танкер. Зачем столько трудов, чтобы превратить танкер в рудовоз? Почему не взять хотя бы сухогруз? Или большой контейнеровоз. Бог знает, насколько дешевле это было бы.
— Думаю, я смогу это объяснить. Идите за мной.
Бриттон открыла дверь, и они вышли. Ковры и деревянные панели уступили место штампованному металлу и линолеуму. Они спустились на несколько пролетов и прошли в дверь с табличкой «грузовая аппаратная». В помещении доминировала большая электронная схема, смонтированная на дальней переборке. На ее поверхности мигали красным и желтым светом бесчисленные лампочки.
— Это имитационная схема судна, — сказала Бриттон, пригласив Макферлейна подойти ближе. — По ней мы отслеживаем, как и куда производится загрузка. Прямо отсюда мы контролируем балласт, грузовые насосы и клапаны.
Она указала на множество измерительных приборов и переключателей, расположенных под диаграммой:
— Это система регулирования давления в насосах.
Бриттон подвела Макферлейна к офицеру, наблюдавшему за множеством компьютерных экранов.
— Этот компьютер рассчитывает распределение груза. А те представляют автоматическую индикаторную систему судна. Они контролируют давление, объем и температуру во всех судовых танках. — Она дотронулась до бежевого корпуса ближайшего монитора. — Вот почему Глинн выбрал танкер. Этот ваш метеорит очень тяжелый. Погрузить его будет чрезвычайно сложно. С помощью компьютеров мы можем перемещать морскую воду из танка в танк, уравновешивая продольный и боковой крены судна, какие бы страшные перекосы не угрожали танкеру. Мы сохраним равновесие. Не думаю, что кому-то понравится, если мы опрокинемся вверх дном в тот момент, когда эту штуку опустят в танк.
Бриттон передвинулась к дальнему концу ряда аппаратуры для контроля балласта.
— Кстати о компьютерах. Вы имеете хотя бы слабое представление, что это такое?
Она указала на высокую, стоявшую особняком черную стальную колонку, на поверхности которой не было ничего, кроме замочной скважины и таблички с надписью «метрика безопасности».
— Есть еще одна такая, только поменьше, наверху, на мостике. Никто из моих офицеров не может понять, что это.
Макферлейн пробежался пытливой рукой по скошенной фронтальной поверхности колонки.
— Я тоже. Может быть, она управляет устройством сброса?
— И я сначала так подумала. Но у меня впечатление, что она связана с разными ключевыми системами судна.
Бриттон вывела его из аппаратной в коридор с металлическим полом к ожидающему лифту.
— Хотите, чтобы я спросил у Глинна?
— Нет, не стоит. Я сама его спрошу как-нибудь потом. Но я все говорю и говорю о «Ролвааге», — сказала она, нажимая кнопку лифта. — А мне интересно, как становятся охотниками за метеоритами.
Пока лифт шел вниз, Макферлейн смотрел на Бриттон. Он думал о том, что у нее очень хорошая осанка: прямые плечи, высоко поднятый подбородок. Но это не военная выправка, скорее проявление спокойного чувства собственного достоинства. Ей известно, что он охотник за метеоритами. Интересно, знает ли она о Масангкее и о фиаско с метеоритом Торнарссак?
«У нас с ней много общего, — решил Макферлейн. — Трудно представить, как непросто было снова надеть форму и подняться на мостик, думая о том, что люди говорят у нее за спиной».
— Я в Мексике попал под метеоритный дождь.
— Потрясающе. И вы выжили.
— За всю историю метеорит угодил в человека только однажды, — сказал он. — Это была женщина, страдающая ипохондрией, она лежала в кровати. Падение метеорита замедлилось при прохождении через верхние этажи дома, так что она отделалась большим синяком. Но конечно, из постели он ее вышиб. А мне метеоритный дождь, наверное, вбил в голову желание продолжить учебу и стать космическим геологом. Но роль рассудительного ученого мне никогда особенно не удавалась.
Бриттон рассмеялась. У нее был очень приятный смех.
— Что изучает космический геолог?
— Пока добираешься до действительно интересного, проходишь длинный список наук: геология, химия, астрономия, физика, счисления.
— Звучит более заманчиво, чем те предметы, что изучают для лицензии капитана. А действительно интересным что было?
— Для меня кульминацией явилась возможность в аспирантуре изучать марсианский метеорит. Я искал результат воздействия космических лучей на химический состав, пытаясь найти способ определить возраст камня.
Дверь лифта открылась, и они вышли.
— Настоящий марсианский камень? — удивилась Бриттон, выходя из лифта в еще один бесконечный коридор.
Макферлейн пожал плечами.
— Мне нравится искать метеориты. Немного похоже на охоту за сокровищами. И я люблю изучать метеориты. Но ненавижу протирать локти на факультетских посиделках или ездить на конференции и беседовать с альпинистами о выбросах при столкновениях и о механике образования кратеров. Полагаю, чувства были взаимными. Как бы то ни было, моя академическая карьера продлилась всего пять лет. В работе было отказано. С тех пор я сам по себе.
Макферлейн затаил дыхание, думая о своем бывшем партнере и осознавая, что очень неудачно выразился. Но спутница не стала расспрашивать, и удобный момент был упущен.
— Я знаю только, что метеориты — это камни, падающие с неба, — сказала Бриттон. — Откуда они берутся? Кроме как с Марса, конечно.
— Марсианские метеориты большая редкость. Большинство из них — каменные глыбы из внутреннего пояса астероидов. Маленькие кусочки и мусор остались от планет, раскрошившихся вскоре после образования Солнечной системы.
— Эту штуку, которой вы теперь заняты, маленькой не назовешь.
— Но большинство из них маленькие. Сильный удар происходит не обязательно из-за большой массы. Тунгусский метеорит, упавший в Сибири в тысяча девятьсот восьмом году, ударил с силой, эквивалентной взрыву водородной бомбы в десять мегатонн.
— Десять мегатонн?!
— Это еще пустяки. Метеориты, бывает, поражают Землю с кинетической энергией больше ста миллионов мегатонн. Взрыв такой силы приводит к концу геологической эры, убивает динозавров и вообще всем портит жизнь.
— Господи, — покачала головой Бриттон.
Макферлейн рассмеялся.
— Не беспокойтесь. Они большая редкость. Один каждые сто миллионов лет.
Они миновали множество коридоров, и Макферлейн чувствовал, что он совершенно перестал ориентироваться.
— Все метеориты одинаковые?
— Нет, нет. Но большинство из упавших на Землю метеоритов обыкновенные хондриты.
— Хондриты?