— Нет. Предлагаю другое: позвоню я или он, — кивнул Граф на меня. — Если вам не подходит такой вариант, тогда… Запишите наши слова на пленку и прокрутите их в телефонную трубку. Когда дозвонитесь, — уточнил Граф. — Это очень просто сделать.
Ублюдки переглянулись между собой. По их лицам было видно, что последнее предложение Графа их устраивало. Никакого риска, и все на уровне.
— Только объясните ему как следует, остальное скажем мы, — сказал крестоносец. — Посидите полчасика, скоро вернемся. — Он взмахнул «стволом», показывая, чтобы мы зашли в глубь «склепа».
Я сделал шаг назад и сошел с порога. Дверь тут же захлопнули. Свет нам оставили, видать пожалели.
— Ты едва не завалил все дело! — заорал на меня Граф, едва только мы остались вдвоем. — Какой Ипат?! Зачем ты упоминал его имя? Или не видишь, что это сосунки, «пряники»? Ты ведь уже был готов расколоться, сказать им, кто мы. Ведь так, Михей? Ты собирался сказать им или нет?
— Да, собирался… Ты вовремя встрял, — выдохнул я. — Заклинило, Граф. Въехал позже, дошло.
— Заклинило! Твой «клинаж» мог стоить нам жизни. И стоил бы наверняка. Они и сейчас не думают отпускать нас живыми. Голову наотрез даю, не думают. Особенно после твоего «наезда». — Граф негодовал, шея его стала бордовой, жилы на ней вздулись. — Думай, у нас есть полчаса, — сказал он. — Я не знаю, что делать дальше, не знаю! Вот бляди! Суки позорные, выродки!
— Ты же предложил им записать наше «послание»… К Вите Тоске, что ли?
— Какая разница, к кому? Что это даст? Место они не «засветят» так и так, скажут, чтоб привез бабки куда-то. А мы не сможем пояснить, где мы, и при желании. Витя нам не поможет, наоборот… — Граф не договорил.
— В каком смысле? Что значит «наоборот» — спросил я.
— В прямом. Он постарается сделать, как лучше, и, ясно, без базара согласится на все их условия. Привезет или передаст все, что требуют. И как только гады получат деньги, они нас уничтожат. Сразу, может быть этой же ночью, — предположил он. — Уйти из-под носа ментов, чтобы сдохнуть от руки недоносков! Я их маму имел!
— Зачем тогда весь спектакль с записью? Просто так?
— Чтобы подумать. Отказаться не поздно. Но тогда мы проторчим здесь долго, пока им не надоест. Суки! Кто мог подумать? — Граф обхватил голову руками.
Мы разошлись по разным углам бункера и молча присели на корточки. Даже закурить не попросили! Забыли. Я тоже обхватил голову руками и закрыл глаза. Но что я мог придумать, что? Нелепая случайность, попали на «своих». А ведь так хорошо начали! Я стал слишком самонадеянным и дюже «умным», Граф прав. Нужно держаться чуть поскромнее, как раньше. Проклятая воля, проклятые деньги! За восемь месяцев я лишился нюха и хватки, я не чувствую нутра и мысли людей. Я уже не волк, а шелудивый пес, лазающий по помойкам. Я — обрюзгшая, жирная свинья, хрюкающая у корыта. Я возомнил о себе, что я чуть ли не гений, в то время как сам — жалкое ничтожество с манией величия. Мое место в психушке, среди убогих идиотов, если я не способен найти выход и обмануть этих дебилов. О, как разболелся зуб! Нервы. Не дай бог, начнет ныть желудок. Отрыжки зоны. Я поднял голову и снова пошарил взглядом по бункеру. Нечего ловить, ни единой железки, чтобы можно взять в руки. Их трое… Если действовать резко и решительно, можно попытать счастья. Но с чем? Не бросаться же на них с пустыми руками. Не подарки, да и нас всего двое. Ничего не выйдет, пристрелят.
Стоп! — одна шальная и дерзкая мысль родила во мне картинку, она буквально пронеслась в моем мозгу как некое далекое, смутное видение. Видение из прошлого. «Пыль, песок, остатки сухого цемента и бетона…» Я вскочил на ноги и побежал в другой угол. Есть! Немного есть. И там, и на полу. Если как следует поднапрячься, можно нашкрябать, намести несколько горстей. Возможно, и больше. Шансы невелики, но что делать? Это единственное «оружие», которое здесь есть. И, главное, они не ожидают. Чего угодно, но только не этого. Наивно, по-детски, и все-таки — шанс. Сыпануть им в зенки со всего маху и сразу — в сторону, чтобы не попасть под пулю. Два ствола… Успеть бы вырубить хотя бы одного. Пусть не вырубить, свалить с ног. Затем — удар с носка в голову, и все. Одного возьму я, другого — Граф, третий — без «ствола». Я прямо почувствовал, что все, о чем я думал, вот-вот претворится в жизнь. Пан или пропал. Граф вряд ли что-то придумает. Так и так мы — смертники, смертники вдвойне, какая разница! Конечно, они нас не отпустят, конечно.
Я тут же подсел к Графу и стал растолковывать ему свой глупый, но и хитроумный план.
— А попробовать можно? — спросил он после того, как понял, о чем вообще речь.
— Попробовать что? — не сразу сообразил я.
— Ну пыль твою, херню эту, — он кивнул на пол.
— Сыпануть, что ли? В глаза? — Я изумился.
— Не на хер же! В глаза, в глаза. Ты че как примороженный, Михей?! По-про-бо-вать, испытать на себе, — разжевал мне Граф.
— Кому? Сыпать кому?
— Да хоть мне. Не ослепну. Ну-ка собери чуток этой дряни, щас попробуем. — Он встал, а я принялся сгребать руками пыль и песок.
— Давай. Только резко, как положено, — сказал Граф, подставляя мне лицо. — Хотя погоди, я стану чуть дальше, вот так. — Он немного отошел от меня. — Сыпь, швыряй!
Я выбросил вперед левую руку с зажатой в кулаке пылью и резко сыпанул ему прямо в глаза. Граф вскрикнул и автоматически вскинул свои.
— Я их маму и домовую книгу!!! — завыл он, чуть наклонившись и мотая головой. — Ох, блядь! Как режет! Ослепил, Михей! — Из его глаз уже потекли слезы, промыть их было нечем. С горем пополам минут через десять он все же очистил их немного. И веки, и сами глаза моментально воспалились и покраснели.
— Плюй на пальцы и промывай. Плюй. — Он последовал моему совету, а я ждал, что он скажет, когда придет в себя.
— Ну как, как, Граф? — Мне было неловко из-за того, что я причинил ему боль, но желание знать, каков результат, было сильнее. Впрочем, все было видно и так.
— Песка ты не пожалел, — наконец сказал он. — Если всыплешь им чуть больше, хватит под завязку. Ни хера не видно, вообще! Резь сплошная. Ух! — Он все еще тер глаза.
— Ну так что? Собираем или нет? Они вот-вот заявятся, нужно успеть. Ты собирай в тех углах, а я здесь.
— Погоди, — остановил он меня. — А куда мы ее денем? Будем держать прямо в руках? Заметно. Сжатые кулаки сразу привлекут их внимание. За руками они следят вовсю, ты же видел.
Я чертыхнулся. Действительно, сжатые кулаки бросятся им в глаза, подумают, что приготовились драться. Тогда в один кулак я, в другой — Граф. И в карман — «добавка». Мы наскоро обговорили детали и бросились собирать пыль. Благо дело козлы задерживались, давая нам время зарядиться как следует. Видит бог, я верил в удачу, хотя в подобной ситуации призадумался бы и крутой. Возможно, сказывался наш возраст и опыт, не знаю. Мы считали их сопляками, и именно это прибавляло нам веры. Граф предлагал сыпануть сразу, как только они откроют дверь, но я не согласился. Неизвестно, где и как они будут стоять в этот раз, а потом, лучше присмотреться, расслабить их малость. Лишь бы эти гады не вывели кого-то одного, а это вполне могло быть. Где и на чем они будут записывать? Скорее всего, припрут диктофон. Тогда здесь, если войдут. А если выведут Графа? Придется набиваться, лезть внаглую под каким-то предлогом. Либо слепить их сразу, в момент разговора. В такой передряге я еще не был, будет о чем вспомнить. Если будет… Граф, как всегда, оставался спокойным. Странный, замкнутый человек, его мне не разгадать. Столько всего прошли вместе, и все-таки он — тайна. Одно слово — волк. Я спросил его, о чем он думает.
— О море, — ответил он. — В Одессу поедем, а? Никогда не был. Говорят, красивый город. Правда?
— Не знаю, — честно сказал я. — Мне трудно судить. Море — красивое, а город… Некоторым из старожилов не нравится. Но это старики, у них особое отношение и оценки. А вообще ничего, есть и похуже, Граф.
— Жванецкого видел? Он вроде одессит, да.
— А как же! Пару раз встречались на блатхатах, прикольный мужик, — пошутил я.
— Где встречались? — Граф недоверчиво прищурился.
— Шутка. У нас разные команды. Я сидел, он писал. В Одессе всегда так было: или сидят, или пишут. Нормально. Ну и гешефт, конечно. Торговля, макли разные, прочее. Осталось Черное море продать, и ништяк. Я давно там не был, Граф.
— Не сильно, видать, хотел, — усмехнулся он. — Осторожничал…
— Возможно. Пути Господни неисповедимы. Кажется идут, Граф! — Я напряг слух. Точно, в коридоре кто-то появился. Мы вскочили, осмотрели друг друга и отряхнули кое-где пыль. — Итак, на слово «время» бросаем. Смотри на меня, — шепнул я. — Нет, не на «время», а на «как со временем?». Когда спрошу. Тихо!
Дверь уже открывали. Я тут же почувствовал, как тревожно и сильно забилось мое сердце. «Все мысли прочь! Помоги нам, Аллах!»
Я отвел кулак с пылью немного назад, за полу куртки. Я стоял слева от двери, а Граф справа. Они не вошли, стояли, как и в прошлый раз, рядом.
— Ну и что, кто из вас будет говорить? Ты, что ли? — спросил кожаный, глядя на Графа.
— И он тоже, если можно, — сразу ответил тот. — Передаст через моего человека пару слов своим. Деньги есть деньги, вдруг у одного не наберется столько.
— Валяйте, нам все равно, — прогундосил кожаный, отступая назад. — Но только без фокусов, предупреждаем, — повел «стволом» крестоносец. — Выстрелов здесь не услышат, гарантирую. — Гад скалил зубы, забавляясь нашей беспомощностью. — Выходите и идите сюда, — сказал он и, не спуская с нас своих гнусных зенок, стал боком пятиться в сторону. Третий в это время полез в боковой карман пиджака, очевидно хотел достать диктофон или что-то другое.
— А как у нас со временем? — непринужденно спросил я у них, когда Граф ступил за порог бункера.
— Времени хва… — «хватает», хотел сказать кожаный, но я уже был за порогом.
Пыль, брошенная мною, попала ему точно в глаза. В следующее мгновенье я оказался сбоку от него. Страшный, сильнейший удар головой пришелся ему прямо в висок, так получилось; обхватывая его голову руками и одновременно притягивая ее к себе, я ударил своей. Удар был до того сильным, что я едва не отрубился сам. Мне показалось, его височная кость хрустнула. Из-за искр в глазах я не сразу заметил, что там с Графом. Отпустив голову кожаного, я перехватил его руку со «стволом» и рванул ее вверх. Он уже оседал на пол. Вырвав «ствол», я не дал ему упасть, наоборот, придержал. Он стал моим заслоном на случай стрельбы. Но нет, крестоносец согнулся пополам — Граф стал бить его ногой. Секунда, и гада подбросило от удара, он завалился на спину.
— Держи, мразь! — Я нажал на крючок — тело его дернулось. Но «ствол» он не выпустил, застонал. Граф отскочил в сторону, успел. Крестоносец стрелял как раз в него, скорее всего, он что-то мог видеть. Вторым выстрелом в голову я добил его окончательно. Лишь после этого отпустил тело кожаного. Третий вдавился в стену, не зная, что ему делать. Бежать на нас он не мог, отступать было некуда. — На пол, козел! На пол!!! — заорал я, и он мигом упал на пол, лицом вниз. Кожаный не подавал признаков жизни, лежал рядом со мной. Меня — трясло как в лихорадке, я даже не мог говорить, онемел. Стоял и смотрел поочередно на всех. Под крестоносцем выросла лужа крови, она сочилась из его головы и вытекала из-под куртки. Темноватая, липкая кровь, искаженное, застывшее лицо. Даже не верилось, что он уже мертв. Кто видел близко покойников, людей, которых убил ты сам, тот знает, о чем речь. Они и мертвые — живые. Препаскудное состояние — чувствовать душу покойника. Даже если он конченый козел.
— Проверь того, а я — этого. — Граф пошел к третьему и быстро обшмонал его. «Ствола» у него не оказалось. Зато у крестоносца за поясом мы обнаружили наш «глушак». Отлично, он-то нам и нужен. Я потормошил кожаного, но этот гад то ли притворялся, то ли в натуре был еще в отрубоне. — Мать честная! — Я не верил собственным глазам.
— Что там еще? — спохватился Граф.
— Да я вроде убил его, головой! Не может быть, охренеть можно!
Граф подошел ко мне и присел над кожаным, потрогал его руку.
— Пульса вроде нет, точно. Ну и хер с ним, убил так убил, — сказал он, заглядывая в безжизненные глаза лежавшего. — Он сплюнул на пол. — Нашли свое, бляди!
Я потрогал руками свою голову — в месте, на которое пришелся удар, выросла солидная шишка.
— Ну ты, змей! — обратился Граф к живому. Тот все слышал, но лежал не шевелясь. — Где наши автоматы? — спросил, чтобы проверить, нашли они их или нет.
Но гаденыш ничего не знал, сказал, что никаких автоматов не видел.
— Не ожидал такого поворота, а? Думал, все в елочку прокатит? У, фурмана проклятые! — Граф пнул его ногой и велел лечь на спину. Тот моментально перевернулся с живота на спину и чуть приподнял голову.
— Где мы находимся? Что за здание? Отвечай быстро и четко, — приказал Боря.
— Окраина. Здесь рядом — продуктовые, овощные склады. Скоро загрузят и этот, — пояснил гад. — Мы тут работаем. Работали, — поправился он. — Я, Сохатый и он, — кивнул он на кожаного.
— А тебя как дразнят? Задратый или Рогатый? — поинтересовался от нечего делать Граф. — Ну?
— Примусом зовут. Саня Примус.
— Где Вовчик, Примус? Наводчик ваш, из котельной который. Только не пизди, убью!
— В автобусе. За рулем он.
— В каком еще автобусе? Где он?
— Мы вас сюда на микроавтобусе привезли. Вовка ждет нас наверху, там.
— Вон оно что… Значит, отрубили и бросили в автобус? Ништяк. На нем мы и отвалим. Люди есть здесь поблизости? Говори, быстро.
— Метрах в ста отсюда, а здесь никого.
Я заметил на руке Примуса часы и отобрал их у него. Было двенадцать двадцать дня.
— Что будем делать, Михей? — Граф назвал меня Михеем, и я понял, что вопрос с Примусом для него уже решен. — Немного подождем здесь или едем сразу?
— Куда? На дворе — день. А еще этот щенок, Вовчик…
— С ним сейчас разберемся. Ну-ка вставай, ты! — повернулся он к Примусу. — Сейчас пойдешь и позовешь его сюда. Понял? Мы будем стоять сзади. Одно лишнее слово — и ты труп, гарантирую.
Мы тут же прошли вместе с ним по длинному коридору и поднялись по лестнице вверх. Примус не соврал, это был склад, но пустой. Он подошел к большой железной двери в центре склада и приоткрыл ее. Помахал кому-то рукой. Через несколько минут в склад влетел Вовчик. Заметив нас, он остолбенел и поменялся в лице. Чтобы привести его в чувство, я дал волю рукам — врезал ему несколько раз в челюсть. От души.
— Это тебе за «гостеприимство», пидор! А теперь быстро вниз. Быстро!
Мы снова спустились в подвал. Щенок заплакал, как баба, как только увидел убитых друзей. Он трясся и вздрагивал всем телом, как эпилептик. Примус держался лучше, но тоже был на пределе. И немудрено, смерть висела над их головами еще зримее, чем иной мотылек. Мы спросили у щенка об автоматах, но он сказал, что не видел их. Значит, они до сих пор там, в котельной под топчаном. Если не обнаружил сменщик. Вопрос: как их взять? Сидеть в этом «бункере» до вечера, а с темнотой отправиться в котельную? Но как выдержать эти пять-шесть часов? Легко сказать, но попробуй посиди на одном месте в полном бездействии и с накаленными нервами. Чем заняться? Чем отвлечься? М-да. Теперь у нас ничего нет, деньги, ксивы, обойма для «глушака» — все осталось где-то.
— Где? — спросил я у Вовчика.
— У Сохатого дома, — ответил он.
— Даже не поделили бабки? — усомнился я в правдивости его слов.
— Деньги поделили, остальное — там, точно, — промычал пес.
В их «стволах» было всего по несколько патронов, в моем «глушаке» — три. Для начала мы загнали щенков в «бункер», чтобы запереть их на некоторое время. Пусть посидят вместо нас. Но посмотрев на остывшие трупы, я велел им сперва затащить туда их. Лишь после этого закрыл дверь на ключ. Пусть «общаются».