Я вскочил, а точнее, проснулся от пинка. Да-да, меня не толкнули, а именно пнули ногой и достаточно ощутимо, чтобы сразу вскочить на ноги. Картоха! Он молотил всех подряд как угорелый, перескакивая через наши ноги.
— Кто-то идет, двое! — тихо вскрикивал он, показывая рукой в направлении поселка. — Да у них ружья, бля! — Картоха присел на корточки и поднес ладонь к глазам. — Точно. Идут прямо на нас!
Мы уже и сами заметили приближающихся к нам путников. Двое мужиков с ружьями за плечами бодро шагали в нашем направлении. Ясно, что они вышли из заброшенного «хутора», больше неоткуда. А до него они проходили через поселок, если вообще не жили в нем. Отойти в сторону? Дать им возможность зайти нам в тыл? Нежелательно, мы не знаем, кто они. Значит, придется «принять» гостей, делать нечего. Мы чуть рассосались и засели за стволами больших деревьев, держа автоматы на изготовку. Мужики приблизились к нам метров на десять, но еще никого не заметили. Они о чем-то оживленно болтали между собой, громко смеясь и шутя. Я и Картоха встали почти одновременно с разных сторон, Граф и остальные — чуть позже.
— Стоять! Документы! — приказал Картоха и направил на них свой «ствол».
Я разинул рот от изумления. Ни дать ни взять заправский мент, оперативник чистой воды! Одна интонация чего стоит. «Подыграю ему», — подумал я и тоже взмахнул «стволом».
— Беглые? Попались, субчики! Вас-то мы и поджидаем. Ну-ка на землю, живо!
Мужики — обоим лет под сорок — не пошевелились, но застыли на месте.
— Да вы что, ребята?! — воскликнул один, не ложась, как велели, а только приседая, как бы готовясь лечь.
— Оперпост. Ваши документы, — жестко потребовал я, опережая Картоху.
— Да мы местные, какие документы? — воскликнул другой. — Дом — в километре отсюда. Честное слово, — поклялся он.
— Ложись! Потом будешь объяснять. На землю!
Они нехотя растянулись на земле.
— Фамилия? — спросил я у первого, рыжего.
— Матвеев. Иван Матвеев. Улица Духова, дом тридцать пять.
— Твоя.
— Клочков. Сергей Петрович, дом пятьдесят шесть.
— С одной улицы, что ли?
— Ну да, говорили же.
— А ружья зачем? — поинтересовался Борман, кося под дурачка.
— Да пострелять малость. Может, че попадется. Недалеко тут, так, для разнообразия, — пояснил Матвеев.
— А про побег заключенных слышали? — спросил я с ударением. — Из тюрьмы которые?
— Кто же не слыхал? Кто-то из них целую семью у нас расстрелял… А может, и не они, кто знает, — поджал губы мужик.
— Когда это произошло? Мы уже третьи сутки в лесу караулим.
— Да сегодня, сегодня! — Матвеев вскочил на ноги, не дожидаясь разрешения. — Одна девчонка легко отделалась, повезло девке. А так всех, гад, положил — хозяйку, сына, соседского парня. А Коля, хозяин значит, так тот чуть от инфаркта не помер, еле до больницы довезли. Бедняга. — Матвеев замолчал и опустил голову.
— А девчонка что ж? Видела кого из них? Что рассказывала? Как они были одеты? Сколько их?
Я расспрашивал мужика о собственных «подвигах», а самого прямо наизнанку выворачивало. Девка ничего не видела и не знала, возможно даже и не описала мою внешность. Убийств сейчас хватает по всей России, никто особо не удивился.
Матвеев продолжал рассказывать о трагедии в поселке, но я его уже не слушал. В памяти тотчас всплыли лица покойников, и от этого «видения» стало жутко. Однако усилием воли я овладел собой и сделал то, что наверняка делают все убийцы и киллеры мира — загнал мысли в тупик, отгородился от них, «обманул» себя. Всю свою жизнь я старался избегать встреч с убийствами и смертями, но, увы, получалось как раз наоборот, хотел я того или нет. Судьба словно потешалась над несчастным придурком и понуждала его стать зверем. Ну и чего мне теперь делать со своими чувствами, с проклятым сожалением и болью?! Я убил не ментов, не палачей, я убил невинных! Теперь еще эти двое… Как спасти их от пули, как? Простые мужики, народ. Они еще не поняли, с кем имеют дело, но вот-вот поймут. На наших лицах ведь все написано. Но даже если они не «въедут», кто мы, оставлять их нельзя, никак нельзя. Особенно в том случае, если мы решим двигать в город. Проклятье!
Я посмотрел на рыжего и заметил, как изменился его взгляд. Мужики тем временем выговорились и замолчали. Молчали и мы, не зная, как поступать дальше. Ломать комедию не имело смысла — они не сопротивлялись и стояли как ягнята, с ружьями за плечами.
— Ну вот что… — Граф посмотрел на Бормана, затем снова на мужиков. — Ружья мы у вас пока отберем, а дальше будет видно. Проверьте их, — кивнул он Картохе и Борману. Те с ходу бросились к стоявшим и мигом отобрали у них ружья.
— Ничего ружьишки, — оскалил зубы Борман, рассматривая ружья охотников. — А теперь расстегните куртки и вытряхните свои карманы, — потребовал он. — Порядок есть порядок. — Мужики явно замялись и не спешили выполнять приказ. — Чего еще?! — удивился Борман.
— Нечего показывать, — глядя на него исподлобья, процедил рыжий.
— Есть или нет, а проверить надо, — вставил Картоха присказку карманников.
Когда рыжий расстегнул свою куртку, мы увидели под ней портативную рацию. Она висела на боку. У второго была точно такая же.
— Странно, — сощурил глазенки Картоха, пытаясь сообразить, для чего простым мужикам, живущим рядом, понадобились такие «игрушки». Но я уже все понял, понял и Граф.
— Кто вы? — спросил он в лоб. — Нам некогда, учтите. Или говорите как есть, или останетесь здесь навсегда. — «Охотники» переглянулись между собой и первым не выдержал Матвеев.
— Ребята, у нас дети! — воскликнул он. — Мы внештатники, мы не опера.
По одному этому возгласу мы разом поняли, что они знают, кто мы.
— Где находится блокпост? Вы успели сообщить, что заметили нас? — Граф мигом изменился в лице.
— Да. Вам уже не вырваться, — вместо Матвеева ответил другой. — Мы заметили вас издалека и сразу сообщили. Основной блокпост — в километре от нас. Советую вам сдаться. — Он явно играл на нервах и брал нас на арапа.
— Мразь! — Борман врезал ему ногой в пах, и тот согнулся пополам.
— Говори ты, — обратился Граф к Матвееву и повел «стволом». — В километре или дальше? Я жду.
— Не стреляйте, прошу вас! — взмолился внештатник. — Мы действительно сообщили, да, но они не так близко. Основной блокпост там, — он указал рукой в сторону от поселка. — Пять человек, вроде пять.
— Кто еще?
— Еще три группы по три человека идут лесом. Несколько человек внештатников.
— Всё?
— Вроде так, мы точно не знаем. Мы…
— Успокой их, — кивнул Граф Борману, и почти в то же мгновенье последний метнул свой нож. Лезвие кинжала воткнулось прямо в горло Матвееву, и он захрипел. Второй было дернулся, но, видимо, передумал бежать. Стоял и тупо смотрел, как помирает его напарник.
— Вы все подохнете, твари! — успел прокричать он, прежде чем упал рядом со скрученной набок головой. Шея его аж хрустнула, я слышал этот холодящий сердце звук. Борман не моргнул и глазом, словно это были не люди, а соломенные чучела. Мне показалось, он даже любовался своей работой. Да, это был самый настоящий людоед, я не ошибся. Хорошо помню, что именно в тот момент я его возненавидел. Убийца — убийцу. Наверное, так и рождается возмездие, не знаю. Когда-то отомстят и мне, за всё.
Мы отошли от трупов.
— Выхода нет, Граф, — сказал я, проанализировав ситуацию. — Мы не вырвемся, увы.
— Не блажи! — Граф понемногу, но возвращался в себя прежнего, в себя — того. Смертельная опасность и безысходность возрождали этого человека прямо на глазах.
— Расходимся прямо сейчас. Ночи ждать нельзя, — приказным тоном сказал он. — Я иду в город.
— Я тоже, — воскликнул Борман.
— Вы? — задал Граф вопрос нам.
Картоха смотрел на меня, я — на Графа, Валет — на Бормана. Каждый из нас желал идти с кем-то, и это было ясно без слов.
Трое — много, по двое не получается. Граф понимал Бормана, тот был привязан к нему как собака, но он не мог бросить и меня. Мне было жаль Картоху, но и я хотел идти с Графом. Валет, очевидно, тяготел и к Графу, и к Борману.
— Бросаем жребий — и вперед. У кого есть монета? — Граф протянул руку и замер.
— У меня, — отозвался Валет и полез в карман. Он достал монетку и положил ее в ладонь Графа. Граф повернулся к Борману:
— Бросишь ты?
— Нет, — отмахнулся тот.
— Тогда ты, Михей. Если упадет решкой вверх, пойдешь с ними. Орлом — со мной.
Я взял монету и, не глядя на нее, подкинул вверх. Очень высоко. Пока она падала, я прощался с Графом взглядом. Я был уверен, что мне не повезет; но меня поразила мудрость и честность Графа: земляка и родственника он не поставил выше меня, Михея. Это был поступок. «Если упадет орлом вверх, останусь жив», — загадал я, и монета упала на землю.
— Посмотри, Картоха, — попросил Граф, и Картоха нагнулся к монете.
— Орел, — вздохнул он, и я вздрогнул.
— Орел!!! — Мне повезло.
— Прощаемся, братва. — Граф не стал тянуть время и сразу же начал прощаться со всеми. — Так уж распорядилась Судьба, — сказал он Борману, и тот закивал в ответ.
— Оружие я не брошу, Граф. Козлы вычислят нас. Так и так уже…
— Решите сами. Прощайся, Михей, — хлопнул он меня по плечу.
Я поочередно обнял Картоху и Валета и довольно вяло пожал руку Борману. Он даже не смотрел на меня. Возможно, я был не прав, не знаю.
Когда мы остались вдвоем с Графом и немного отошли от братвы, я облегченно вздохнул. Двое не пятеро, куда выведет! Мы двигались достаточно медленно, боясь напороться на засаду. Поселок пришлось обогнуть справа, а это был солидный крюк. Железная дорога нас никак не устраивала, а вот бензовозы и грузовики, идущие из Губина по грунтовке к вольным поселениям, находящимся далеко в лесу, могли сослужить нам кое-какую пользу.
Из рассказов зэков, побывавших на этих «вольных» поселениях, я знал, что там творится. Поселки Тавда, Башмаки, Камень, Ослянка знали все пермяки. Маленькие миры среди бесконечного леса. Триста — пятьсот человек заключенных, тридцать — сорок ментов с семьями. Сброс заготовленного за зиму леса в реку во время сплава, гудение пил зимой. Уральско-тюремная империя во всей своей красе. Каждый год, а именно в мае — июне, из этих колоний бежали десятки и десятки заключенных. Кто бежал от непосильной работы и голода, кто от тоски, а кто просто от непомерного срока. Проехать по одной, по сути, единственной дороге мимо всех этих поселений к самой крайней точке, а именно к поселку Ослянка, от которого не так далеко до Свердловской области, гораздо легче, чем выехать по этой же дороге к Губину. Беглые рвутся на Большую землю, к железной дороге, и мало кто идет на Свердловск, а точнее, на Серов. Дорога не мед, что и говорить. Зато шансы! Там нет ни прокуроров, ни судей, закон правит Тайга. И если тебя, беглого или иного, «нечаянно» прикопают в этом лесу, вспомнит о тебе только родная мама. Найти песчинку в этом таежном океане почти невозможно, а тратить бензин, деньги и силы на поиски — слишком накладно. «Беглый рано или поздно попадется сам, если жив», — считают менты и не особо переживают. Завтра пригонят еще пятьдесят, сто человек, какая разница, кто будет валить лес? Лишь бы не мы.
После нескольких часов блужданий по лесу мы вышли на открытую поляну, я бы даже сказал, поле.
— Кажется, это настоящий Губин, не поселок. Смотри… — сказал Граф.
Я посмотрел вдаль и увидел город, город в дыму. До него было километра три-четыре, не больше. Но день еще не погас. Оставаться в лесу было гораздо опаснее, чем двигаться по открытой местности к городу. У нас просто не было выхода, и мы решили идти напролом. Как ни странно, но я был спокоен как памятник; все волнения и тревоги, все страхи и предчувствия покинули меня сами по себе. И я, и Граф понимали, что это конец, но просто не говорили об этом, поддерживая друг друга глупой игрой. Было обидно, обидно вдвойне и втройне оттого, что на этот раз, в отличие от предыдущего побега, мы были полностью «экипированы», имели отличные ксивы и кучу денег. И все коту под хвост! Проклятая масть!
— Как с патронами? — поинтересовался Граф, имея в виду патроны для моего «глушака».
— Еще одна обойма — в кармане. Последняя, — ответил я.
— Береги ее. Если мы и прорвемся, то только за счет глушителя. Бесценная вещь в нашем положении, — заметил он и повторил: — Бесценная.
— Ты хочешь оставить автоматы?
— Возможно, чуть позже. Если дойдем до города. Сдаваться не собираешься? — скорее пошутил, чем спросил Граф.
— Разве что Богу, а так нет.
— Тогда стань роботом и не щади никого. Ты меня понял? Ни-ко-го!
— Понял, — грустно протянул я. — Мы как те волки, в натуре!
— Наше преимущество — только в этом. Я пойду впереди, а ты немного отстань.
Мы прошли поляну до середины, когда где-то вдали раздались первые выстрелы. Затем еще и еще. Нет сомнений, стреляли из автомата, в лесу. Граф на мгновение замер и оглянулся назад, поднял руку кверху. Стрельба усиливалась; длинные трескучие очереди врезались в тишину и, долетая до нас, неслись дальше. «Им уже жарко», — подумал я об оставшихся. Граф ускорил шаг, а затем побежал. Спустя минут пять мы уже находились на территории какого-то заброшенного свинарника, из которого давно выветрился свинячий дух. В лесу по-прежнему стреляли. Нам было ясно, что менты обязательно вызовут подкрепление. Вопрос лишь в том, с какой стороны оно нагрянет.
— Не останавливайся! Прем вперед! — крикнул мне Граф на ходу, хотя я и не думал об остановке. Мы бежали по открытой местности, словно два одиноких зайца, надумавших порезвиться на воле.
Расстояние до первых жилых домов сокращалось с каждой минутой, но силы и особенно дыхание покидали меня. Я бежал как в бреду и совершенно ничего не видел перед собой. О Господи! Острая, острейшая боль в ступне пронзила меня насквозь. Перепрыгивая через какой-то ров, я подвернул себе ногу. Завалившись на бок, я тихо завыл. Граф продолжал бежать дальше, не оглядываясь назад. «Перелом или ушиб?!» Я боялся прикоснуться к ноге, ждал, пока боль немного стихнет. Наконец она отступила. Я чуть-чуть пошевелил пальцами, затем попробовал определить, что со ступней. Мне было по-настоящему страшно, одна мысль о том, что я получил трещину в кости, привела меня в ужас. Раньше, за все прошедшие дни нашего перехода, подобные мысли даже не посещали меня; я думал о ментах, о том, куда нам идти, и вот! Как просто и вместе с тем чудовищно хватко — раз — и ты в капкане! Да еще в каком! Но нет, Бог был милостив к такому ублюдку, как я, и на сей раз. Возможно, я и получил трещину, но ступать на ногу мог, мог! Когда Граф наконец оглянулся, нас разделяло уже метров триста. Очевидно, он все понял, глядя на шкандыбающего по полю Михея. Мало-помалу я разогрел кровь и стал ступать тверже, попробовал ускорить шаг. Получилось. Он сидел на земле и терпеливо поджидал меня, угрюмо опустив голову.
— Отрежь свои ноги и выбрось их собакам! — выругался Граф, брызжа слюной. Он злился не столько на меня, сколько на «случай», но все равно был зол. Еще бы, нам не хватало только этого. Мы были на виду, нас уже видели люди. Дома и дворы находились от нас в нескольких десятках метров, я видел, как движутся по шоссе машины, слышал их короткие сигналы, почти ощущал запах жилья. Осталась самая малость, один рывок, шаг, почти ничего. Скрутят нас или нет, но мы дошли, дошли! Назло всем ментам мира, рыскающим по дорогам земли. Мы дошли!