все более рассеянным, друг мой, уж не Наталья ли
Николаева этому причина?
Марков покраснел. До сих пор с секретарем профессора Трофимова он обменялся лишь несколькими словами, притом по совсем незначительному поводу. Однако покраснел он до корней волос.
- Не знаю, как далеко заведут тебя твои авантюры!- качая головой, корил его Аввакум.- Любовь слепа!- Он указал на свой галстук, желтый в синий горох:- Будь добр, погляди на этот узел! Забудь на ми
нуту небесные глаза Наташи, вынь их из своей души и
подумай: ты когда-нибудь видел, чтобы я подобным образом завязывал галстук? Делал такой огромный, широкий узел? Едва-едва затянутый и как будто впопыхах,
без зеркала? Ты никогда в жизни не видел у меня та
кого безобразного узла, и то, что характерные для меня
привычка, манера, стиль, если угодно, внезапно нарушены, должно было сразу произвести на тебя должное
впечатление! Эти вещи куда важнее платочка в карма
не пиджака. Сунут его туда, и он себе лежит, нет нужды переворачивать его так и этак, а галстук каждый
день завязывается заново, и если узел получился не
сколько необычный, то это обязательно что-то говорит
о настроении человека, о его душевном состоянии. Видишь, дорогой мой, какая это важная деталь!
- Вполне согласен,- примирительно ответил Мар
ков. И, все еще не простив Аввакуму его намека относительно Наташи, заметил: - Но я не завидую вашей
будущей жене! Уж слишком много вы видите и пони
маете!
- Те, что видят и понимают слишком много, обычно
до конца своей жизни остаются одинокими! - мрачно сказал Аввакум.
Сам того не желая, Марков задел его самое больное
место.
Варна, 19 июля 196... г.
Гром ударил, как говорится, средь ясного неба. Симпозиум закончил работу. В своем заключительном выступлении Константин Трофимов предсказал квантовой электронике великое будущее: "Она превратит труд в удовольствие,сказал он,- даст возможность проникнуть человеку в тайны первоматерии, превратить мысль в луч, для которого не будет границ, для которого созвездия, например, станут такими же доступными и близкими, как, скажем, ближайшая автобусная остановка". Ему долго аплодировали, казалось, зал вот-вот рухнет от оваций, а некоторые иностранные журналисты попросили, чтобы он сообщил что-нибудь конкретное об этом "луче". Профессор рассмеялся и посоветовал им не придавать значения слову - это просто символ, литературный образ. У него спросили, есть ли что-либо общее между тем "лучом", который он открыл, и тем, которому предсказывают... Но профессор не дал им договорить: - "Существует столько лучей,- сказал он,- что, если бы мы стали их перечислять и объяснять, что они собой представляют, едва ли удалось бы закончить до конца года". Затем он посоветовал им не бояться никаких лучей: "Лучи - лунные, солнечные, звездные - всегда были излюбленными образами поэтов, которые украшают ими свои стихи. Для человека луч стал символом красоты. В советской стране нет такого ученого, который дерзнул бы как-либо омрачить это всеобщее представление",- заверил он присутствующих. Ему снова бурно зааплодировали; на некоторых журналистов эти его слова произвели особенно благоприятное впечатление.
Среди журналистов, восторженно аплодировавших Трофимову, был и 07.
- Пожалейте ваши руки! - сказала ему по-французски Наталья Николаева и улыбнулась.
Какая улыбка! Репинская "Дама в белом", сойдя с полотна, улыбалась ему. Потому что и Наталья Николаева была в белом платье и вся сияла.
07 наклонился к ее уху:
- За такие слова я бы не пожалел еще пары рук,- сказал он на превосходном русском языке.- Еще сто пар рук,- воодушевился он,- будь они у меня!
- О! - покачала головой Наталья Николаева.- Спасибо за добрые чувства.
Может, им хотелось обменяться еще несколькими словами, но в этот момент Станилов, коснувшись ее плеча, указал на профессора - тот уже торопился к выходу. За ним следовал Марков.
Аввакум видел, как 07 схватил под руку Станилова и что-то ему шепнул, глядя вслед Наталье Николаевой. Станилов громко захохотал и фамильярно похлопал 07 по плечу.
Машины, публика - все пришло в движение, и вскоре театральная площадь снова обрела будничный вид.
- Товарищ майор!
Кто-то сильно дернул Аввакума за плечо.
Он раскрыл глаза и в ту же секунду, как зрачки его уловили взволнованное и испуганное лицо Маркова, он уже наполовину предугадал, что произошло. Вскочив с постели и начисто стряхнув с себя сон, Аввакум кинулся к стулу, где лежала его одежда.
- Я только что звонил служителю,- докладывал
Марков голосом, который был на грани паники, хотя
еще "держался",- никакого ответа! Никакого ответа!
Дежурный на площадке тоже молчит. Позвонил в домик
садовника - гробовая тишина. Перерезаны провода.
У Аввакума пол закачался под ногами. Грудь сковал невыносимый холод. Тряхнув головой, он глубоко вдохнул воздух.
- Не хнычь, а исполняй все, что полагается по плану "А",- прикрикнул на него Аввакум.
Но ему только показалось, что он крикнул, а на самом деле он сказал эти слова совершенно ровным голосом.
Марков набрал на диске телефона две цифры и тотчас же связался с Окружным центром.
План "А" предусматривал: немедленно оцепить
квартал, где находилась академическая вилла, перекрыть все входы и выходы из города, передать сигнал тревоги в военно-морской центр и блокировать порт и береговую линию. Пока что прошло только две минуты. Аввакум завязывал галстук.
Их джип с двумя сержантами в кузове - за рулем сидел Аввакум помчался к академической вилле. Было два часа ночи.
Весь верхний этаж тонул во мраке, свет пробивался только сквозь продолговатое стекло входной двери. Как только джип со скрежетом уперся в асфальт у ворот виллы, тотчас же выбежал навстречу дежурный сержант. В стороне, шагах в десяти, невозмутимо стоял постовом милиционер.