— Кто вы? — спросил я.
— Рут, — ответила она, — дочь раввина, внучка раввина, гурский хасидский двор. У меня восемь детей. Читаю Тору и рожаю… Уберите, пожалуйста, локоть!
Я вывалился в проход.
— Вы живёте в Иерусалиме?
— В киббуце на иорданской границе. Собираю финики, рожаю и изучаю рава Кука.
К своему стыду я не знал его.
— Великий цадик, — произнесла она, — создатель религиозного сионизма. У человека две души, говорил Кук, одна — божественная, другая — животная.
— Кук так не говорил, — возвысился сзади благообразный старик в жакете. — Я был учеником Кука. Он говорил, но не так.
— А как? — спросила Рут. — Уберите, пожалуйста, руку… Как он говорил?
— Если б я помнил. Мне шестьдесят семь лет, и это в третьем воплощении. А в первом я жил до девяноста трех.
«От судьбы не уйдешь», — подумал я.
— Каббалист Селедкер, — представился старик, — три воплощения: вавилонское пленение, двор короля Альфонса, развитой социализм в России. Вы мне не верите?
— Верю, — сказала голубка Рут, — я сама изучала Каббалу.
— А вы? — спросил он меня.
— Послушайте, — начал я, — у вас нет кого-нибудь, кто в одном из воплощений жил в Иерусалиме в начале века?
— Что за вопрос, — старик достал записную книжку, — в нашей ассоциации есть все эпохи… Вот, пожалуйста: Осип Зись, доктор марксизма-ленинизма, жил в эпоху Бар-Кохбы, на Мадагаскаре и в социалистической Москве. Начало века — еврейский квартал Иерусалима… Зачем он вам?
— Я ищу деда. Возможно, он знал его.
— Выясним. У него чудная память во всех воплощениях. Поедем к нему в киббуц Гиносар. Беседер?
— Кстати, — каббалист Селедкер повернулся к Рут, — я вспомнил, что говорил Кук: две ложки муки, щепотку соли и одно яйцо. Или два, если память мне не изменяет…
Подскочил Сливкер.
— Можно вас на минуту, — он взял каббалиста за локоть и повел его в хвостовую часть.
— Вот такая эта алия, — вздохнула Рут, — или мишуге, или проститутки. Всюду аникейве — под видом актрис, танцовщиц, медсестер, сиделок. Скоро они будут проникать к нам под видом хасидок! — она начала молиться.
— Антисептика, — доносилось из хвостовой части, — без боли. В Израиле будете стоять в очереди…
По проходу шел высокий блондин в форме, пожимая всем руки. Это был командир лайнера, заслуженный летчик России Степан Филимонов. Орнштейн долго обнимал его…
— Вы не могли бы не смотреть на меня? — попросила Рут.
— Я смотрю в иллюминатор, — объяснил я. И закрыл глаза. Я пытался заснуть.
— Пристегните ремни, — раздался голос по радио, — наш самолет идет на посадку.
И сразу же после этого знакомый голос произнес:
— Мне кажется, вы не обрезаны…
Я тряхнул головой, стараясь освободиться от галлюцинаций.
Нас стало отчаянно качать, самолет все время проваливался в воздушные ямы, наконец его так тряхануло, что я раскрыл глаза и туманным взором заметил, как Сливкер тянул за полу в стерильный отсек командира корабля, заслуженного летчика Степана Филимонова.
— Чего вы боитесь, — повторял он, — антисептика, без боли, для вас — десять долларов…
В аэропорту Тель-Авива я услышал русский мат.
Такой отборный мат я слышал только в детстве, на Рижском взморье, из уст местного алкоголика Софронова.
Я оглянулся и не поверил своим глазам: мат вылетал из прелестного рта голубки Рут.
— Сука, — орала она, — пидор македонский! — и отчаянно царапала лицо представителя службы безопасности.
— Отпусти, курва!
Ученица рава Кука оказалась сотрудницей одного из массажных кабинетов на улице Бен-Йегуда.
Оказалось, что её уже не раз выдворяли из страны, и сейчас она пыталась проникнуть туда под видом ортодоксальной еврейки. Но её узнал кто-то из полиции.
— Видимо, был её клиентом, — заявил каббалист Селедкер.
Двое агентов службы безопасности повели ученицу рава назад, к самолёту, который возвращался в Санкт-Петербург.
Проходя мимо, Рут поцеловала меня и подмигнула.
Она шла по полю, оголив груди, ноги у нее были длинные, как у жирафа.
— А почему аборигены съели Кука, — запела она на трапе, — никто не знает, молчит наука, — и скрылась в брюхе самолёта.
— Ужасное воплощение, — вздохнул Селедкер, — возможно, следующее будет более нормальным.
После поцелуя Рут представители таможни стали на меня подозрительно коситься.
— С какой целью вы прибыли в страну? — спросили они.
— Тут написано: «Цель визита — поиски себя».
— Что за поиски?