Теперь битва шла, не считая мелких очагов, пожалуй, только в сердце города. Христу и молодому удалось собрать вокруг себя сотни три с лишним вооружённых людей, и они ударили в тыл «белым крестам», потеснили, погнали их. Паника, порождённая их неожиданным появлением, была такой страшной, что изуверы поначалу давали себя уничтожать почти без сопротивления. И они гнали, валили и убивали их беспрепятственно, не жалея, ибо хорошо помнили всё, ибо на каждом шагу видели трупы безвинно зарезанных.
Христос намеревался пробиться к Лидским воротам, вывести людей из города, спасти их. И поначалу это намерение обещало увенчаться успехом. Они гнали врагов почти до конца Малой Скидельской, но тут дорогу преградили новые силы: к врагу подошло подкрепление. Как раз в этот момент несколько раз ударила Великая София, а затем во внезапной тишине послышались бряцание цепей и лязг ворот. Пробиваться в ту сторону больше было незачем. Они очутились в ловушке.
Отряд отступал. Медленно, но неуклонно. Выход был один. Неман. А может, кому-то и повезёт спуститься с береговой, почти отвесной, кручи и спастись вплавь.
«Кресты» теснили их сначала по Скидельской, затем Росстанью, Старой улицей, Старым рынком. Вёл их Пархвер. А за спинами отступающих, на отвоёванной земле, мортусы добивали раненых.
— Убивайте, — летел оттуда голос монаха-капеллана, в котором уже не было ничего человеческого. — Во имя Бога, убивайте!
— Лотр, сволочь! — Голый торс молодого был залит кровью. — Босяцкий, сволочь! Выходите! Мы вам Божьим судом докажем, кто здесь слуги Пана Бога!
И всё же сопротивление мятежного люда оказалось таким страшным, что «кресты» изнемогли и не в состоянии были идти вперёд. Люди Христа на некоторое время получили передышку. Воспользовавшись этим, он отвёл их к обрыву, на запад от замка, приказал связать плащи и спускаться с кручи вниз. Сам он с молодым возглавил небольшую, довольно слабую человеческую цепь, что должна была прикрыть спускавшихся. Он знал: все спуститься не успеют.
И действительно, кто срывался (не держали обессиленные долгой сечей руки), кто падал на кромке воды не в состоянии подняться, кто тонул в стремительном течении Немана, закрученном сотнями водоворотов. И всё же кое-кто выплывал, спасался.
Христос знал: Лотр собирает своих наёмников в один кулак, чтобы раздавить последние силы восставших. Силы... Смешно было называть силами тех, что уцелели. Широкая заря разливалась на востоке. Люди ждали.
Лотр стоял в окружении своих возле ратуши. Всё ещё ревела дуда на звоннице, и ей вторили отовсюду стоны и крики: там добивали людей. Постепенно стягивались к ратуше шайки убийц, все словно опьяневшие, запятнанные своей и чужой кровью.
— Ну так что? — спросил Пархвер. — И что делать с теми?
— Сейчас пойдёте. — Улыбка Лотра была, как всегда, спокойной и благородной. — А с теми? Ну, что же. Его обязательно возьмите живым. Прочих — как хотите.
К нему подвели Анею и Раввуни.
— Скажите ему, чтоб сдавался, — приказал Лотр. — Иначе у него хватит глупости разбить голову, прыгнув с обрыва.
Анея молчала. За неё ответил Иуда:
— А удавитесь вы! Я был медником. Я изучал Талмуд и потому был бедняком, что изучал его не так, как все. Я даже пробовал торговать, и это были слёзы, цорес. Но я не торговал людьми. И им — не буду.
— Ничего, мы найдём способ, — пообещал Лотр. — А прочих убейте, Пархвер. Папа Николай Первый писал болгарскому царю Борису: «Пусть пастырь не убоится вершить убийства, если они могут держать его подданных в послушании либо подчинять их вере». Вы что-то сказали, бургомистр?
— Сказал. — Углями горели Устиновы глаза из-под скобки волос. — Я сказал: пастырь лютого стада, лютейший, нежели его пасомые.
— Что ж, неплохая похвала, — улыбнулся кардинал. — Идите, Пархвер. Капеллан был прав. «Убивайте! Во имя Бога, убивайте!».