Последнее предположение оказалось правильным. Надпись «Жареный омар» и внешний облик дома свидетельствовали о том, что перед ним находится один из тех скромных постоялых дворов, которые в более поздние времена заработали для этой местности титул страны отелей.
Когда Жоэль въехал во двор, там никого не было, но доносившиеся из дома голоса уверили его, что место обитаемо, поэтому, спешившись и привязав лошадь к кольцу в стене, он смело вошел внутрь.
В комнате с лестницей у задней стены стоял стол, на жаровне поджаривались куски мяса и омар.
У окна высокий мускулистый человек чистил охотничье ружье с длинным стволом, которое, впрочем, годилось для любой цели. Прежде чем сделаться трактирщиком, Каспар Браун был солдатом в годы Тридцатилетней войны и по-прежнему оставался верен своему императору и своей родине. После вторжения французов преданность эта побуждала его к открытому сопротивлению, в то время как почитаемые им священные законы гостеприимства (вкупе с отличным столом в его трактире) обусловили перемирие с врагом. Извинением тому мог бы служить солидный возраст трактирщика, но его загорелое лицо, сочетавшее неукротимую энергию с меланхолической серьезностью, свойственной живущим наедине с природой, отнюдь не выражало стариковской немощи. Поверх зеленых штанов и фуфайки, характерной одежды лесника, он носил куртку из козьей шкуры мехом вовнутрь, высокие краги из оленьей кожи были туго натянуты на башмаки с железными шипами, на поясе висел охотничий нож. Когда трактирщик поднялся приветствовать гостя, в нем ощущалось подавленное бешенство бульдога, который не может укусить лишь по причине надетого на него намордника.
— Чем могу служить, сударь? — с поклоном осведомился Каспар Браун, на смешанном немецко-французском наречии, распространенном в пограничных районах, где так часто встречались обе армии.
— Очень многим, мой славный житель лесов, — весело ответил шевалье. — Мне требуется комната и пища, моему жеребцу — стойло и корм. Полагаю, в желании поужинать нет ничего невозможного?
— На границе все возможно, если вы не спешите и готовы платить, — мрачно усмехнулся трактирщик.
— Можете располагать вашим временем, а за расходами я не постою, так как мне удалось спастись от рыцарей большой дороги.
— Проснись, ты, ленивая парижская девка! — рявкнул Браун. — Поставь в конюшню лошадь этого господина и поскорей возвращайся готовить ужин.
Хотя это было сказано по-немецки, гость уже знал начатки языка, а результат речи хозяина окончательно прояснил значение его слов. Незамеченная Жоэлем женщина, лежавшая у камина, тут же поднялась. Юноша сдержал восклицание, готовое сорваться с его уст, так как, покуда немец вешал ружье на стену, незнакомка предупреждающе приложила палец к губам. В своем крестьянском платье она походила на обычную служанку из трактира на берегу Рейна, но дерзкое выражение хорошенького, хотя и вульгарного личика и проворные движения миниатюрной фигуры выдавали в ней дочь Лютеции.[58]
— Вон там стоит кувшин со свежей водой, — угрюмо указал трактирщик, — можете смыть дорожную пыль. Не мешает ли вам ваше оружие?
Браун имел в виду рапиру и пистолеты на поясе гостя.
— Благодарю вас, приятель, — улыбаясь, отозвался Жоэль, — но я привык к этим безделушкам, и они не причиняют мне неудобств.
— Как хотите, сударь, — спокойно промолвил трактирщик, хотя его физиономия отразила досаду. — Тогда, если я ничем не могу вам помочь, позвольте принести вина.
Браун отошел в дальний конец комнаты и приподнял дверцу, за которой находилась лестница, ведущая в погреб. Едва он исчез, как возвратилась девушка, но она казалось, боялась вступать в разговор с вновь прибывшим, и задержавшись у камина, чтобы раздуть огонь, бросила на него странный взгляд, словно предупреждая: «Будьте настороже! За нами следят».
Чтобы скоротать время, шевалье стал рассматривать гравюры на стенах, нарушавшие однообразие штукатурки и изображавшие, в основном, святых или батальные сцены.
«Что может означать этот странный прием? — думал он. — Немец-хозяин и француженка-служанка, безусловно, не его жена или дочь, однако боящаяся его, как отца или мужа».
Тем временем вернулся трактирщик и поставил на стол две бутылки рейнского вина; еще до этого женщина постелила скатерть, поместив на нее две фарфоровых вазы с лесными цветами, ломоть холодного мяса косули с ягодным соусом, пирог с зайчатиной, несколько дымящихся сосисок и полированный оловянный кубок. Подавая на стол, она сделала сыну Портоса знак, дающий понять, что он может ужинать без опасений. Затем девушка возвратилась к камину, занявшись омлетом и тушеным кроликом.
Вдыхая аромат яств и глядя на уже красующиеся на столе холодные закуски, наш герой бросил шляпу на стол и воскликнул:
— К столу!
Браун метнул на женщину сердитый взгляд.
— Ты что не видишь, что господин все еще при оружии? — рявкнул он, возвращаясь к уже, казалось, исчерпанной теме, что вывело из себя нашего героя.
— Не имеет значения! — сердито откликнулся он. — Я становлюсь солдатом и должен привыкать есть и пить при полной экипировке.
— Так значит вы, сударь, солдат? — осведомился хозяин, явно стараясь придать своему тону невинность и простодушие, что сразу же стало бы заметным для более тренированного слуха.
— Да, хотя в настоящее время я скорее курьер из Парижа к маршалу Креки.
Смягченный сытным обедом, Жоэль, считавший свою миссию почти выполненной, не почувствовал угрызений совести, разболтав о своем поручении на этой спорной земле, где скитались обе армии.
При отказе юноши снять оружие хозяин нахмурился, в то время как лицо странной служанки, напротив, просветлело. Бретонец продемонстрировал свою крепость, выпив бутылку вина за омлетом, вторую — за олениной, и заказав третью, чтобы запить варенье.
Наступил вечер и в комнате зажгли свет.
— Вам понравилось вино? — спросил Браун несколько более любезно. — Оно моего изготовления!
— Оно великолепно. Чувствую, что эта местность мне придется по душе!
Хозяин предложил выпить еще, но на сей раз, поймав взгляд служанки, юноша заметил в нем предостережение и внял намеку, не сомневаясь, что в лице соотечественницы обрел друга во вражеском лагере.
— Нет, вино ударяет в голову, — сказал он, зевая во весь рот, — а может, я устал после долгой скачки и хочу спать.
Трактирщик поднялся и зажег свечу лучиной из очага.
Воспользовавшись возможностью жестикулировать за его спиной, служанка сделала два шага, шатаясь, словно это она выпила слишком много.
«Ага! — подумал шевалье. — Она намекает, что я должен поступит также».
Поднявшись, чтобы взять свечу, Жоэль пошатнулся, будто под ним закачался пол.
— В чем дело? — осведомился он. — Можно подумать, что ветер раскачивает ваш дом, как корабль в море. О, это должно быть, вино, которым вы хвастались. Сатанинский напиток — если я не просплюсь как следует, у меня будет трещать голова!
Браун искренне расхохотался.
— Оно мягкое, как молоко, — заверил он, вкладывая подсвечник в руку Жоэля и не позволяя тем самым служанке проводить гостя в его комнату. — Сон быстро излечит вас. Утром вы проснетесь веселый, как жаворонок! Только позвольте девушке взять у вас оружие. Вы же видите, что даже я вешаю свое ружье на стену — сейчас у нас мирное время, так как французы прогнали герцога Лотарингского, — а завтра вы получите ваш арсенал начищенным до блеска.
Служанка исподтишка покачала головой, и когда она протянула руку за оружием, Жоэль весело потрепал ее по подбородку.
— Не выйдет, — сказал он. — Старый священник, обучавший меня, рассказывал мне занятную историю о Венере в доспехах Марса… Но, Боже мой, у меня мутится в голове! Немедленно в постель.
Юноша устремил на хозяина тяжелый взгляд человека, выпившего слишком много.
— Ступайте, мой достопочтенный гость. Поднимайтесь наверх — там только одна комната — у самой лестницы. Кровать под окном. Желаете что-нибудь еще?
— Нет. Своего слугу я потерял по дороге и должен привыкать укладываться без посторонней помощи. Доброй ночи, хозяин и прелестная горничная! Да пребудет мир под вашим кровом!
Браун, как эхо, повторил пожелание, но оно прозвучало, словно заупокойная молитва. Он устремил взгляд на женщину, казавшуюся скромной и простодушной. Оба прислушивались к нетвердым шагам юноши, который добрался до двери на лестничной площадке, открыл ее пинком и свалился на кровать, застонавшую под необычным весом. Вскоре сверху донесся громогласный храп, и загорелое лицо трактирщика озарила зловещая радость.
— Пьян, утомлен и спит как убитый! — пробормотал он. — Курьер к маршалу! Я должен потолковать об этом с Уолтоном, прежде чем мы прикончим его.
Браун снял со стены ружье и одел высокую фетровую шляпу, украшенную орлиным пером.
— Мадам Тереза, — продолжал он тихим суровым голосом, — я иду встретиться с Уолтоном. Если человек наверху зашевелится, протрубите в рог, и мы придем к вам на помощь.
У себя в комнате Жоэль все слышал и, как только хозяин удалился, тотчас встал. Теперь его шаги были твердыми, а во внешности ничто не говорило об усталости или опьянении. Не было нужды в умении предсказывать судьбу, чтобы понять, какая опасность грозит его деньгам, депешам и жизни. Поэтому он осмотрел свой пистолет и проверил, легко ли вынимается из ножен шпага.