Молодая девушка побледнела.
— Он был убежден, что если вы не любите его, стало быть, любили герцога де Шато-Мальи.
— Ложь! — вскрикнула с живостью Концепчьона.
— Однажды вечером я стоял на бульваре Инвалидов… Цампа остановился. Концепчьона задрожала.
—У набережной, — продолжал португалец, — вышел из купе мужчина и отправился пешком к садовой калитке. Его ждал ваш негр.
— Молчи, негодяй! — воскликнула с гневом Концепчьона.
— Благоволите выслушать меня до конца, и тогда вы, может быть, простите меня.
— Ну говори, — сказала Концепчьона, дрожа.
— Я видел, как вошел этот мужчина, как он вышел через час.
— И вы… его… узнали?
— Нет. То был не герцог де Шато-Мальи, а кто-то другой, кого я совсем не знаю.
Концепчьона вздохнула свободнее.
— На другой день, — продолжал Цампа, — я рассказал это дону Хозе.
— Что же он?
— Он сказал мне: «Ну, тем лучше, что это не Шато-Мальи, которого я ненавижу всей душой. Я перенесу соперничество всего мира скорее, чем одного герцога».
— А ты… не старался узнать…
— Кто был этот мужчина?
— Да, — прошептала Концепчьона.
— Нет, сеньорита, потому что дона Хозе убили в тот же день. Но…
Цампа остановился в нерешительности.
— Говори! — повелительно произнесла Концепчьона.
— Но, — сказал Цампа, как бы делая над собою усилия, — я знаю, кто убил моего бедного барина.
Концепчьона побледнела, как мертвец.
— И я поклялся отомстить за него! Концепчьоне показалось, что земля разверзается под ее ногами, она чуть не упала.
Неужели этот холоп знал ее тайну?
— Дон Хозе убит герцогом де Шато-Мальи, — продолжал Цампа.
— Он? — воскликнула Концепчьона и чуть не закричала:— Ложь! Не он убил его!
Но сказать это — не значило ли погубить себя, не значило ли признаться Цампе, что ей известен настоящий убийца дона Хозе? Она склонила голову и молчала.
— Когда я убедился в том, — докончил Цампа, — я возымел только одну цель, одно пламенное желание: отомстить за своего господина! Потому-то, сеньорита, и припадаю я к стопам вашим, умоляя.
Концепчьона велела Цампе встать с колен.
— Мне кажется, вы помешались, Цампа, — сказала она, — потому что я решительно не понимаю, в чем просите вы у меня прощения. Вы мне не изменяли, так как служили не у меня, а у дона Хозе.
— Да, но я осмелился подделаться под ваш почерк…
— Под мой почерк?
— И явился к герцогу де Шато-Мальи с вашим рекомендательным письмом.
— Каким образом? Зачем? — спросила с живостью Концепчьона.
— С целью поступить к нему в услужение.
— И он… взял вас?
— Я теперь его лакей.
Молния негодования сверкнула в глазах гордой испанки. Ей хотелось выгнать этого человека, хотелось сказать ему: «Вон отсюда! Я попрошу герцога, чтобы он прогнал вас».
Но она воздержалась. Цампа знал часть ее тайны, он видел, как ее негр проводил ночью через садовую калитку незнакомого мужчину, который, без всякого сомнения, шел к ней…
И, помолчав немного, Концепчьона посмотрела на Цампу и сказала ему:
— Хорошо, я ничего не скажу герцогу, вашему господину, но зачем же вы поступили к нему?
— Затем, чтобы мстить за дона Хозе!
— Каким образом?
— Не допустив герцога жениться на вас.
— Разве он еще не оставил этого намерения? — спросила Концепчьона, снова задрожав.
— Он мечтает об этом пуще прежнего! Концепчьона вздрогнула всем телом.
Цампа продолжал:
— Герцог де Шато-Мальи пуще прежнего добивается вашей руки, и если б я смел рассказать…