154735.fb2
Поэтому Басар, скрывая правду, рассказал ему выдуманную историю:
«Наше село находится недалеко отсюда, приблизительно около пятидесяти километров. Несколько лет назад я похоронил сначала мать, потом отца и жену.
Когда в семью так вот внезапно приходит несчастье, все, что накоплено годами, уменьшается, как после грабежа.
Я устроил по умершим хорошие поминки, и из-за этого лишился скотины. Тогда-то, от тоски и одиночества, я и начал курить опиум.
Поняв, что скатываюсь все ниже и ниже, я бросил опиум. Тоска была беспросветной, и я ушел из села.
Никого у меня не осталось — ни семьи, ни близких, ни детей. Но если даже умру от невзгод и несчастий, опиума в рот не возьму!
А то, что дал вам, осталось от прошлого!»
...Байрам-ага, жалея Басара, предложил:
— Послушай, милок, ты отсюда никуда не уходи. Большинство мужчин сейчас на фронте, девушек и женщин — навалом. Мы тебе поможем, чем только сможем.
— Нет, спасибо большое, Байрам-ага, — ответил гость. — Моя голова раскалывается от дум и воспоминаний, и я не нахожу себе покоя. На одном месте не могу усидеть больше двух дней.
Байрам-ага был в ударе от опиума. Он стал рассказывать Басару о своей прошлой жизни и о судьбе бывшего хозяина этого двора.
Именно это и нужно было Басару. Он понял из рассказа Байрам-аги, что Туйлек-бая и его сыновей нет на территории Ташауза.
Значит, нужно уходить отсюда н искать себе новых союзников.
— Родственничек, милок, останься у нас хоть на эту ночь, а завтра пойдете!
Вдруг ворота с шумом раскрылись, послышался шепот и тихое поскуливание побитой собаки. Басар вскочил с места.
— Ай, это наше единственное чадо. Он у нас немножко избалован. А если ему что-то запрещается, он обижается. Мы с женой его не наказываем.
— Вот как?
— Надеемся, что когда подрастет, перестанет озорничать.
В это время со двора донесся оглушительно громкий голос — даже в ушах зазвенело:
— Отец, эй, отец!
В комнату вприпрыжку влетел мальчик лет десяти, босой, с непокрытой головой. Топча все грязными после улицы ногами, он взгромоздился на спину отца.
Байрам-ага, смеясь, попросил пощады.
— А, басмачонок пришел! Отойди, сыночек, погуляй!
— Что, я басмач? Тогда смотри, что я сделаю, — сказал мальчик.
Он слез со спины отца и стал шарить у него в карманах.
Вытащив из халата сосуд с пасом, мальчик начал угрожать:
— Сейчас разобью твою тыковку.
Байрам-ага, продолжая сидеть и попивать чай, равнодушно произнес:
— Не надо. Ты же мой сыночек, мой избалованный мальчик. Чем ломать тыковку, лучше наколи дров.
— Иди сам руби дрова. Я тебе не слуга, чтобы дрова рубить, — произнес мальчик и начал бить ногой в спину отца. Вдруг он пронзительно закричал и повалился на пол, больно ударившись ногой о доску пола.
Байрам-ага взял сына на руки, стал его утешать. Мальчик успокоился, взял тыковку и вышел во двор.
Через некоторое время он принес вдребезги разбитую тыковку и, бросив ее прямо в пиалу с чаем, убежал.
— Эх, сыночек, милый, — сказал Байрам-ага и выплеснул загрязненный чай.
Мальчик снова вернулся.
— Папа, дай деньги.
— Зачем тебе?
— Кино в колхоз привезли.
— Иди, миленький.
— А деньги?
— Возьми у матери. Эй, старуха! Дай сыночку деньги на кино.
Мальчик, услышав, как отец приказал матери дать ему денег, сразу же побежал к ней, больше он не показывался.
Так как было жарко, Басар отправился спать на крышу дома, а Байрам-ага постелил себе на веранде. Как только его голова коснулась подушки, раздался храп.
У Басара сразу стало легче на душе: значит, нет никаких подозрений. Он снял с левого плеча и вытащил из под мышки кобуру пистолета. Подумав, положил ее под подушку.
На крыше было прохладно. Впервые после нескольких дней скитаний Басар крепко и спокойно заснул.
Сын Байрам-аги пришел поздно после окончания фильма. Бесцеремонно растолкав отца, он начал рассказывать сонному родителю о только что виденном. Потом спросил:
— Папа, а где наш гость?
— На крыше спит, сынок, — пробормотал Байрам-ага, позевывая.
— Я пойду посмотрю.
— Нет, не ходи, сынок. Еще упадешь с лестницы.