Я полагаю, что поскольку некоторые очень любят делать то, что им нравится, но боятся, когда так же поступает государь, то мудрому правителю следует полагаться на то, что он может контролировать, чем на то, что он контролировать не может.
Замок Поэнари, 1481 год
До сих пор в зале замка был в основном слышен голос женщины. Он держал всех присутствующих в напряжении, в нем все еще проскальзывало былое очарование, покорявшее даже князей. Оно лишь добавляло привлекательности и без того интригующему повествованию. Монахи записывали ее слова. История, которая раскрылась перед слушателями, захватила и их умы, и саму рассказчицу. Каждый из них рисовал в воображении собственную картину, представлял себе события, исходя из своих требований и желаний.
Все содрогнулись, когда наконец заговорил отшельник. Прежде он лишь время от времени высказывал свои суждения. Людям, собравшимся в этом зале, казалось, что ни единой душе на свете Влад не раскрыл правды о том, что ему пришлось пережить в Токате. Два самых близких к нему человека замечали в его глазах тень ужасных испытаний, но до этого момента никто точно не знал, каковы они были. Когда отшельник говорил, слезы катились по лицам слушателей.
Каждый из них по-своему воспринимал этот рассказ, и у каждого были свои причины внимательно вслушиваться в него. Только тогда, когда повествование о первом коротком правлении Дракулы подошло к концу, все присутствующие позволили себе расслабиться и вспомнили, где они находятся.
Хорвати наконец поднялся и направился к столу. Кардинал поворчал от боли в ногах, отекших от неподвижности, и направился за ним.
Петру дал знак подчиненному, чтобы в исповедальни принесли еще воды и хлеба, а потом присоединился к графу и священнослужителю.
— Неужели все это правда? — спросил он задумчиво.
Граф повернулся к нему.
— А что, собственно, спатар? — ответил он вопросом на вопрос, пережевывая хлеб и козий сыр.
— То, что они сказали. — Взволнованный Петру указал на исповедальни. — То, что Дракула пришел к власти при помощи мусульман? Что он взошел на трон, но не устраивал кровопролития?
— В первый раз он пробыл на троне всего два месяца, — усмехнулся Хорвати. — А на то, чтобы организовать резню, нужно время.
— Но турки?!
— Мы все были связаны с ними, молодой человек. — Кардинал отпил довольно большой глоток вина.
Теперь оно даже нравилось ему. Это вино, конечно, не было похоже на тот мягкий, бархатистый напиток, который производили у него в Урбино, но его жестковатый вкус даже как-то соответствовал окружающей обстановке и рассказам, которые здесь прозвучали и постепенно стали весьма интересны Гримани.
— Что говорили эти деятели греческой церкви в Константинополе перед его падением? Они заявляли, что чалма гораздо больше подойдет святой Софии, чем митра. — Он скривил губы. — Что ж, их желание исполнилось. То, что когда-то считалось величайшим собором христианского мира, теперь мечеть. — Гримани вздохнул. — Все трудности в отношениях двух христианских церквей проистекают из того, что друг друга мы ненавидим ничуть не меньше, чем мусульман, а может быть, даже больше. Мы услышали сегодня слова, которые сказал Влад перед метанием копий на поле для джерида. Это правда. Мы можем соединить наши усилия и захватить Иерусалим, но не способны оставаться вместе достаточно долго, чтобы удержать его.
Он помолчал, снова отпил вина, потом продолжил:
— Нам всегда нужен какой-то особый повод для того, чтобы объединиться.
Граф внимательно смотрел на клирика, стараясь уловить в его словах надежду, столь важную для приверженцев ордена Дракона и для спасения своей собственной души. Ведь они приехали сюда именно для того, чтобы убедить этого человека, который должен был, в свою очередь, повлиять на Папу.
— Возможно, таким поводом послужит орден Дракона, ваше преосвященство? — едва слышно проговорил он, наклонившись к кардиналу.
Гримани вскинул глаза.
— Но Дракула перестал быть марионеткой? — довольно резко прервал их Петру, отвлекшийся от колбасы. — Как этот турецкий педераст, — он с презрением произнес это слово, — превратился в князя Цепеша, стал легендой?
— Если вы слегка успокоитесь, спатар, то мы обязательно услышим об этом, — раздраженно ответил ему граф.
Гримани хранил молчание и только тщательно пережевывал сыр.
Вельможа вздохнул и поспешно продолжил:
— Однако позвольте мне добавить для протокола несколько деталей в жизнеописание Дракулы. Мы ведь не в состоянии слушать рассказ о каждом дне и каждом годе, которые он провел в скитаниях.
Хорвати допил вино, поставил бокал его на стол, вернулся к креслу и сел. Гримани вяло последовал за ним, почесывая голову.
— Скитания, — пробормотал он. — Мы так поняли, что он направился к своему дяде.
Хорвати обернулся к исповедальням и произнес, повысив голос:
— Для протокола.
Писцы немедленно взялись за перья.
— Дядя нашего героя, князь Молдавии Богдан, был убит одним из своих братьев через три года после того, как Дракула приехал к его двору, то есть в тысяча четыреста пятьдесят первом году. Владу снова пришлось бежать, на этот раз к своему двоюродному брату Стефану, сыну Богдана.
Спатар улыбнулся. Наконец-то прозвучало имя, которое ни у кого не вызывало сомнений.
— Стефан сель Маре. — Он обернулся к кардиналу. — «Сель маре» значит «великий», ваше преосвященство. Он действительно таков, гроза всех турок, величайший из христианских героев.
— В самом деле герой? — Граф нахмурился. — Или еще один прагматик? Он тоже не брезговал иметь дело с турками, когда намеревался прихватить себе земли своих единоверцев. Мне приходилось сражаться и на его стороне, и против него. Ладно. — Он пожал плечами. — В тысяча четыреста пятьдесят первом году Стефан был всего лишь одним из претендентов на престол Молдавии. В кошельке у него хватало золота, но он очень нуждался в герое, который помог бы ему вернуть отцовский трон. Таким оказался Влад. Вместе с ним, как я понимаю, действовал тот человек, который сейчас находится здесь.
Он взглянул на исповедальню, которую занимал Ион, потом снова повысил голос, чтобы его слышали писцы:
— Беглецы были предоставлены самим себе. Они скитались, в отчаянии, без гроша в кармане, прикрывая друг друга от предательского удара, научились спать чутко, позволяли себе лишь ненадолго сомкнуть глаза.
Петру подошел к своему креслу.
— Однако Дракула вернул себе трон, сдержав клятву, — заметил спатар.
— Да, и к этому времени он уже знал, как удержать его.
— Как же?
Хорвати посмотрел на молодого воина.
— Вы помните, мой друг, что случилось в тысяча четыреста пятьдесят третьем году? — спросил он, и в голосе его прозвучала явная насмешка.
Спатар сразу уловил ее.
— Конечно помню, — ответил он поспешно. — В этом году пал Константинополь.
— Да, верно! Мурад умер. У него случился паралич, апоплексический удар. Говорят, он выпил слишком много вина. Мехмет снова стал султаном. Теперь он был волен реализовать свою мечту и сделаться новым Александром или Цезарем. Молодой правитель оттоманов готовился долго и тщательно, собрал огромную армию, снабдил ее самым лучшим оружием. Он призвал самого известного на свете знатока артиллерийского дела, и тот изготовил для султана самое большое в мире орудие.
— К слову сказать, он был венгром. Разве не так, граф Хорвати? — мягко вставил кардинал Гримани.
— Да, — последовал ответ. — Эту пушку отлили немцы, недалеко отсюда, в Сибиу,[8] в то время как сербы посылали минеров, чтобы они делали подкоп под стены Константинополя, а валахи взбирались на них под бой турецких барабанов. Папа остался в стороне. Он не прислал ни единого корабля, ни одной роты солдат, чтобы защитить Константинополь. Что, собственно, вы хотите сказать, ваше преосвященство?
— Нет, ничего. — Кардинал улыбнулся и откинулся на спинку кресла. — Пожалуйста, продолжайте ваше восхитительное повествование.
Граф усмехнулся, но все-таки продолжил:
— Что еще нового можно добавить к истории последних дней этого легендарного города? Мехмет осадил его, разрушил стены ядрами, послал своих людей на штурм, и они растоптали его. Восточный Рим пал. Правители христиан, которые смотрели на битву со стороны, поняли, что этот новый Александр не остановится на достигнутом успехе. Он не удовлетворится одним городом, пусть даже великим и знаменитым. Султан жаждет завоевать весь мир. Если они не забудут на какое-то время о своих распрях и не объединятся, то он побьет их всех поодиночке. — Граф облизнул пересохшие губы. — Всем, кто ненавидит турок, стало ясно, что пришло время стать плечом к плечу, на одну сторону.
— Но никто из них не испытывал к Мехмету такой лютой ненависти, как Влад Дракула, — взволнованно заметил Петру.
— Это верно. В то время человек, который похитил у Влада трон Валахии, Владислав из рода Данести, бросил своего покровителя Хуньяди и подписал договор с турками. Так что Белому рыцарю теперь требовался новый помощник. Ему нужен был Дракула.
— Но… — Спатар остолбенел. — Хуньяди ведь убил его отца и брата.
— Почти наверняка.
— Я должен заметить, что все ваши балканские игры и вся эта так называемая гибкость в делах не имеют ни малейшего отношения к Папе. Нам в Италии ничего не известно об этом. Ни о союзах, ни об интригах. — Кардинал вздохнул.
— Так что Дракула поклялся во вражде к туркам и в вечной дружбе с Хуньяди, а заодно с его и моим сюзереном, королем Венгрии, который служит оплотом всего христианского мира, — продолжил Хорвати, не обращая внимания на слова его преосвященства. — Имея за спиной покровителей, которые снабжали его деньгами и предоставили войско, Влад к тысяча четыреста пятьдесят шестому году был готов вернуть себе трон. К тому же шакалы в Валахии давно уже перегрызлись друг с другом, отрывая куски посытнее. Впрочем, мне неизвестны все эти детали. Я просто хотел немного сберечь наше время. — Он снова обернулся к исповедальням. — Так кто расскажет о событиях того года?
Графу вовсе не нужно было повышать голос, чтобы писцы вспомнили о своих обязанностях. Они положили перья, замаранные синими чернилами, и ждали, каким цветом им придется писать теперь. Это зависело от того, кто именно заговорит, но свидетели пока ели, пили, собирались с духом.
Не так-то просто заново пережить то, что тебе уже пришлось однажды вынести. Трудно даже говорить об этом, но каждый из них хорошо знал, что если он не сумеет преодолеть себя сейчас, то дальше будет только труднее.
Ум Иона, смятенный и растревоженный, наконец-то начал приводить в порядок воспоминания. Пятьдесят шестой год! Это было его время. Их время. Они добились всего, о чем мечтали во время скитаний. Им исполнилось по двадцать пять лет. Страдания только закалили мужчин, и они не боялись вступить в войну.
Ион инстинктивно подался вперед, когда в его памяти возник тот июльский день, день сражения, в котором он участвовал, самого первого в жизни. Он вспомнил и комету, которая пронеслась тогда над Валахией.
— Я расскажу об этом, — прошептал Тремблак.
Писцы обмакнули перья в черные чернила и стали записывать его слова на пергаменте.
Июль 1456 года,
через восемь лет после побега из Тырговиште
Влад все-таки нашел слабое место во вражьих доспехах. Он неожиданно упал на левое колено, вывернул руку противника и лишил его равновесия. В то же самое время князь высвободил собственную руку и поднял кинжал. Лезвие скользнуло в небольшую щель, которую он заметил на кольчуге, там, где она примыкала к горлу. Заклепки сдвинулись под напором стального клинка и отлетели. Теперь шею врага ничто не защищало.
Тот начал кричать, но захлебнулся в крови. Влад поднялся и приблизился к противнику настолько, что видел под прорезями забрала его глаза, наполненные ужасом. Потом он отвел взор и повернул тело сраженного воина сначала в одну сторону, потом в другую, защищая себя от других врагов. Он давно выучил правило, гласящее, что ты сам наиболее уязвим именно тогда, когда готов убить.
Однако товарищи сраженного солдата нападать явно не желали. Они мгновенно приняли решение, как один, подобно стае птиц в небе, изменили свои намерения и устремились прочь. Никто из них даже не попытался окрикнуть воина, поникшего в руках князя. Все сразу всё поняли, развернулись и исчезли.
Влад снова взглянул в прорези чужого забрала. Свет в глазах убитого померк. После смерти он сразу как-то стал намного тяжелее. Влад бросил его и отступил на шаг, держа кинжал перед собой, но оружие больше не понадобилось. Враги бежали вниз по склону, перепрыгивая или обегая тела, лежащие ничком. За три часа битвы покойники буквально переполнили долину, похожую на широкую чашу. Беглецы стремились к противоположному холму, и самые быстрые из них уже почти достигли своей цели.
Не только кровь, капающая на глаза, мешала ему смотреть. Уже смеркалось, и Дракуле все труднее было различить фигуры противников.
Он понял, что скоро совсем стемнеет, обернулся и взглянул на северо-восток. На темно-бордовом небе, низко над землей, сверкала комета с раздвоенным хвостом. Она появлялась в этом месте каждую ночь с тех пор, как армия пересекла ущелья Трансильвании. Его солдаты нарекли ее Драконом. Она подтверждала, что дело князя угодно небесам. Влад был уверен в том, что его двоюродный брат, Владислав из клана Данести, который стоял сейчас в центре своей армии на противоположном холме, думал точно так же.
— Князь!
Влад обернулся на голос. Тесной группкой, как и всегда, за его спиной стояли ближайшие соратники. Там был Илья Черный, массивный трансильванец. В годы скитаний Дракула сделал его своим телохранителем. Тот остался с ним, несмотря на то, что Влад платил только едой и питьем, да и то не всегда в достатке. Лицо Грегора Смешливого было запятнано кровью, но он улыбался как всегда широко, не стесняясь того, что во рту явно недоставало зубов. Стойка Молчаливый, прислужник Влада, был немым, но вполне мог удовлетворять невеликие потребности своего хозяина. Все они были одеты в доспехи, разные по форме и размеру, но выкрашенные в черный цвет, как у самого князя.
Его позвал Илья. Голос у этого человека был звучный, громкий, лицо же настолько темное, что легко можно было подумать, будто в его жилах течет африканская кровь.
Коготь дракона держал в руках Стойка. Дракула уронил его, когда враги пробились сквозь охрану и ему пришлось защищаться кинжалом. Влад взял у прислужника меч и вложил в ножны. Он все время искал взглядом человека, который был ему сейчас особенно необходим.
— А где Ион?
— Я здесь, князь.
Тремблак протиснулся вперед. Влад взглянул на него и нахмурился.
— Ты ранен. — Князь протянул руку и прикоснулся к голове товарища.
Рубец длиной с указательный палец и глубиной с ноготь пересекал щеку Иона до самого подбородка.
— Это по неосторожности, — ответил тот. — Я забыл, что враг не опасен только тогда, когда он мертв.
— Я рискну кое-что сказать, жупан. — Илья решил пошутить. — Вы теперь будете не так красивы, как прежде.
— Слава богу! — рассмеялся Грегор. — Может, и нам перепадет толика внимания от девиц из какой-нибудь таверны.
Влад неотрывно без улыбки смотрел на Иона.
— Они бежали. Никто из наших не преследует их?
— Нет, господин. Я полагаю, бой всех их вымотал.
— Или деньги кончились, — добавил Грегор.
Влад смотрел на цепь холмов, протянувшуюся впереди и вокруг него. Помимо неотлучных товарищей и пяти сотен преданных валахов, вся остальная его армия, тысяч шесть, не меньше, состояла на содержании покровителей Дракулы — банкиров Брашова и Сибиу, венгерского короля и Белого рыцаря, Яноша Хуньяди, бывшего врага Влада, а теперь его союзника. Люди сражались за золото, дрались зло, яростно, но временно, только на этот раз — и все. Теперь многие из них снимали шлемы, усаживались на землю и потягивали вино. Влад не мог не видеть, что Грегор прав. Солдаты явно считали, что уже отработали те деньги, которые были им заплачены.
Ион заметил отчаяние в глазах князя.
— Но если так обстоит дело у нас, то у них оно не лучше. — Он указал в долину. — Наемники Данести тоже наверняка считают, что отработали свое. Они больше и носа сюда не сунут.
Он подошел ближе и продолжил, понизив голос:
— Нам надо подождать, пока окончательно не стемнеет, а потом тихо уйти в горы, чтобы собрать силы.
Влад снова перевел свой взор на комету. За те мгновения, пока они говорили и не смотрели на нее, она стала даже ярче. Князю казалось, что раздвоенный хвост указывает на самое сердце его страны. Голова же кометы смотрела в сторону врагов.
— Тебе не терпится снова стать беглецом? Если мы сейчас отступим, распустим нашу армию, то потеряем все. Новый шанс нам может никогда уже не представиться.
— Или наоборот, — возразил Ион и указал на поле, покрытое мертвыми телами.
Влад тоже взглянул в долину, потом на противоположный, южный холм, над которым развевался штандарт с изображением черного орла. В отличие от Влада Владислав не вступал в сражение сам, он только посылал умирать своих людей.
Потом взгляд князя обратился к холму поменьше, который закрывал долину с востока. Там колыхалось еще несколько штандартов. Это были флаги валашских бояр, которые выступали за Данести. Очень мало таких же изгнанников, как и он сам, поддерживали Дракулести. Большинство же представителей самых знатных боярских фамилий только наблюдали за поединком, предпочитая оставаться в стороне. Они расположились на холмах, ели, пили, обменивались мнениями, забавлялись, глядя на то, как два кузена меряются силами, и не слишком волновались за результат поединка. Кто бы ни победил, они примут его как воеводу и будут служить ему, пока другой, более щедрый предводитель не переманит их к себе.
— У меня что-то мутится в глазах, — произнес Влад, стирая пот и чужую кровь со лба. — Кто это там расположился? — Он показал рукой на холм.
Грегор взглянул в ту сторону.
— Жирный Албу, ох, извините, Албу Великий. С ним Кодреа, Галес, Удристе…
— Все самые влиятельные люди, князь, — прервал его Ион. — Они ждут, смотрят, пальцем не пошевелят.
— Подождите. — Илья сделал шаг вперед. — Вон кто-то тащит сюда свой жирный зад.
Влад перевел взгляд. Вниз по склону скакали лошади. Один из всадников держал в руке штандарт Албу сель Маре, на котором была изображена голова медведя. Другой высоко вскинул руку с белым полотнищем.
— Они хотят начать переговоры, — проговорил Ион.
— К оружию! — приказал Влад. — Это может быть провокация.
Его товарищи и немногие из тех валахов, которые находились поблизости, послушались приказа, но большинство солдат никак не среагировало на него. Отряд человек в двадцать проскакал по долине и начал подниматься на склон. Через несколько мгновений всадники оказались шагах в десяти от Влада и его приближенных. В самой середине отряда, под двумя знаменами, окруженный телохранителями, на огромной лошади сидел человек внушительных размеров. Он снял боевой шлем.
— Это Албу сель Маре, собственной персоной! — вскрикнул Ион. — Тот самый человек, который восемь лет назад взял под свое начало армию и бросил тебя.
— Об этом не надо вспоминать сейчас, — негромко ответил Влад.
— Который из вас сын Дракула? — прокричал Албу, придерживая лошадь. — Я не видел его с тех пор, как он был еще сосунком.
— Это я, — невозмутимо ответил Влад и сделал шаг вперед.
— Хмм, — выдохнул Албу.
Боярин повернулся к своим людям и, не заботясь о том, чтобы понизить голос, заметил:
— Не очень-то он вырос за это время, верно? Потом вельможа снова перевел взгляд на Влада.
— Жупан Дракула! — Он назвал Влада только господином, а никак не князем. — Похоже, этот день так ни к чему и не привел. Тупик.
— Так ведь день-то еще не закончился, жупан Албу. Почему бы тебе не присоединиться ко мне? Тогда мы закончили бы его вместе.
— Странно, — рассмеялся этот человек, сидящий на огромной лошади. — Именно то же самое мне только что предложил твой двоюродный брат. Я ответил ему так же, как теперь хочу сказать тебе. Почему я должен выбрать кого-то одного, пока он еще ничем не доказал, что на что-то способен?
— А разве такого доказательства мало? — Влад указал на тела убитых, лежащие в долине, за спиной сель Маре и его спутников, но Албу даже не повернулся.
— Мертвые наемники? Нет. — Он вздохнул. — Война не приносит ничего хорошего. Она истощает наши богатства. Нам нужен воевода, который всех сумеет убедить в том, что он способен удержать власть в своих руках.
— А почему бы тебе самому не взяться за это, Албу сель Маре? — вкрадчиво спросил Влад.
— Ты знаешь, меня не раз просили об этом. — Албу поскреб подбородок. — Но слишком много ответственности, слишком много… разных неприятных встреч. Я предпочитаю советовать, оказывать влияние…
— Сидеть у себя в поместье и трахать коровок, — пробормотал Грегор.
Илья рассмеялся. Албу услышал замечание.
Лицо его стало напряженным, но голос не изменился.
— Так кто из вас сильнее? Дракула или Дан? Влад или Владислав? Поскольку ваши армии не смогли выяснить этого, то, может быть, вы сами померитесь друг с другом силой как мужчина с мужчиной? — Он снова улыбнулся. — Пусть все решит воля Всевышнего. Я уже предложил это твоему кузену, и он с готовностью согласился.
— Ты хочешь, чтобы один из нас убил другого тебе на забаву?
— Нет. — Улыбка сползла с лица Албу. — Один из вас должен убить другого ради короны Валахии.
В том, чтобы вызвать на поединок предводителя армии противника, не было ничего необычного. Необычным было бы принять такой вызов.
Ион видел, что друг сомневается.
— Князь, — произнес он негромко. — Не надо!..
Но Влад остановил его, вскинув руку.
— Где и когда, жупан Албу?
Губы на широком лице боярина скривились в усмешку.
— Раз уж все мы тут, на месте, и день еще не кончился, так почему бы не прямо сейчас и не здесь? — Албу улыбнулся с коварным радушием.
Ион уже раскрыл рот и хотел было протестовать, но Влад снова поднял руку, приказывая молчать.
— Каким оружием?
— Как насчет копий для начала? Так положено по правилам, — протянул боярин. — А потом, если потребуется… — Он пожал плечами. — Что бы ты желал?
Влад помолчал мгновение, потом сказал:
— Я согласен драться любым оружием, но у меня есть одно условие.
— Какое?
— Я не буду сражаться с ним, пока у него на голове надета корона моего отца. Пусть Владислав положит ее на краю поля. Это будет награда победителю.
— Пусть так. Решено. Значит, начнем, когда тень вот от этого дуба достигнет ручья. Нам необходимо убрать с поля раненых и мертвых, чтобы они не мешали поединку, а вам обоим нужно подготовиться.
— Как жупан желает.
— Хорошо, — Боярин развернул лошадь, потом повернулся к Владу. — Ты не очень-то похож на своего отца. Есть ли у тебя хотя бы половина тех умений, которыми он обладал?
— Не сомневайся, жупан Албу. — Влад улыбнулся. — Ты скоро сам в этом убедишься.
Сель Маре кивнул и дал шпоры коню. Когда он отъехал, белое знамя трижды поднялось и опустилось над его отрядом. Албу подавал Владиславу знак. На противоположном холме это заметили. Штандарт с черным орлом тоже поднялся один раз в подтверждение.
После этого многие солдаты Данести спустились в долину и начали собирать раненых и убитых. Остальные расположились на вершине холма. Из лагеря противников послышались крики, подтверждающие, что новость о поединке уже распространилась среди всего войска. Солдаты из лагеря Влада тоже начали кричать и толкаться, стараясь занять лучшее место для того, чтобы наблюдать за схваткой.
— Теперь говори, Ион. — Влад повернулся к товарищу и опустил руку, разрешая ему говорить.
— Что мне сказать? — ответил тот. — Ты принял вызов на глазах у всех. Даже если бы ты захотел сейчас покинуть поле боя…
— Я не хочу. — Влад посмотрел вниз, в долину, потом снова поднял глаза. — Все решится сегодня. Все придет к концу. Дракон в небе будет светить мне.
Он пошел назад, за гребень холма, где была привязана Калафат, а Стойка готовил все, что могло понадобиться князю для поединка.
— Ион, у тебя есть какие-либо мысли, кроме предостережений? — спросил Влад.
— Немного, — ответил друг. — Владислав — известный боец. Он не раз участвовал в турнирах, имеет победы… — Он запнулся.
— Тогда как я не имел времени на турниры и на изучение рыцарских правил. Ты это собирался сказать? — Влад улыбнулся и снова поднял руку, предупреждая возражения и извинения Иона. — Однако здесь будет не турнир по правилам, не поединок ради прекрасной дамы, за ее шелковый платок в качестве награды. Мы сражаемся за корону Валахии, принадлежавшую моему отцу.
Улыбка сползла с лица Влада. Он еще раз взглянул на комету, мерцающую в небе.
— Я обязательно получу ее!
— Тень дуба достигла ручья. Время пришло.
Влад услышал голос Иона, встал и глубоко вздохнул. Ему не следовало опускаться на колени даже ради того, чтобы помолиться. Весь день он провел в сражении, не был ранен, но во всем теле чувствовал скованность и усталость.
Чтобы размяться, Дракула повернулся сначала в одну сторону, потом в другую, наклонился, не сгибая ног, широко раскинул руки, потряс ими, а потом поднял, давая понять, что он готов.
Стойка приблизился к князю, чтобы снова надеть на него черные доспехи. Они были подогнаны чуть лучше, чем у его товарищей по оружию, на них виднелись большие зазубрины, оставленные в прежних поединках. Стойке удалось отчистить их, убрав большую часть грязи. За все эти годы у Влада не появилось лишней копейки, чтобы справить себе новый доспех, а когда ему дали деньги покровители, финансирующие захват власти, он предпочел тратить их совершенно на иные нужды, желая заполучить как можно больше солдат. Пусть даже на одного, но больше.
Князь надел доспехи и снова обратил внимание на то, что у него нет почти ничего из того, что необходимо воину для поединка. Его щит представлял собой четырехугольный кусок дерева, обитый железом, держащимся на заклепках, с изгибом по верхнему краю. На нем не было специального выступа, умбона, который мог бы принять на себя удар копья. Панцирь князя не имел особого металлического слоя с левой стороны, куда обычно метит копьем противник. Шлем оставался все тем же, в котором он приехал из Эдирне восемь лет назад, чтобы занять трон отца. Это была металлическая шапка в форме турецкого тюрбана, шея защищена кольчугой, лицо открыто. На нем не было забрала, которое обычно опускают рыцари, чтобы защитить лицо от вражьего удара.
Стойка надел шлем на его голову, и вся подготовка к бою была завершена. Она заняла совсем немного времени. Ион взглянул на него и не смог удержать вздох.
Калафат увидела его, когда он был еще шагах в сорока от нее, и начала пританцовывать от радости, то вскидывая голову, то опуская ее, обнажая крупные зубы и выражая приветствие отрывистыми хрипловатыми звуками. Влад почесал ее за ухом, пощелкал языком.
— Ты точно не хочешь взять его?
Ион уже предлагал ему своего боевого коня. Это был жеребец, крупный и сильный. На таком же наверняка выедет Владислав. Влад, и без того невысокий, на своей Калафат казался просто малышом.
— Нет, — ответил князь. — Сейчас не время привыкать к новой лошади. Кроме того, я уже выступал на ней в турнире. — Он поцеловал Калафат в лоб.
— Об этом не следовало бы упоминать, — пробормотал в ответ Ион.
К князю подошел Илья, наклонился и сложил руки в форме чаши. Влад поставил в это самодельное стремя ногу, и массивный товарищ поднял его к седлу.
Дракула уселся и взглянул вниз.
— Я говорил тебе, Ион, что проиграл в том единственном поединке, в котором участвовал, лишь потому, что мне не за что было биться. Так, за шарфик с шеи прекрасной дамы. Я даже никогда не был с ней знаком. Но теперь я не проиграю ни за что.
Он прикоснулся пятками к бокам Калафат. Лошадь пошла к вершине холма.
Пока Влад готовился к поединку, молился и надевал амуницию, солдаты обеих враждующих армий поработали на славу. Они вынесли из долины всех мертвых и раненых.
Почва, прогретая солнцем и пропитанная кровью, кишела насекомыми. Над ней носились ласточки. Они то и дело камнем падали вниз, выхватывали пищу, а затем снова взмывали к облакам.
Те люди, которым посчастливилось выжить в баталии, расположились на склонах холмов, окружающих равнину. Обе армии теперь перемешались. Многие солдаты были наемниками и хорошо знали друг друга. Мало кто остался на холме со стороны Влада, и такая же немногочисленная группка теснилась со стороны Данести. Эти бойцы оставались верными своим предводителям. Они держались отчужденно и по-прежнему враждебно относились друг к другу. Однако по большей части, как мог увидеть Влад, люди вокруг ели, пили, смеялись.
Он вздрогнул и взглянул на противоположный холм, когда оттуда послышались приветственные крики. Знамя с черным орлом двинулось вперед. Под ним что-то блеснуло. Долина тянулась с севера на юг, так что никто из рыцарей во время поединка не рисковал очутиться лицом к солнцу. Однако лучи, пусть и косые, все-таки сверкали, рассыпаясь искрами, на доспехах всадника и коня, которые двигались под знаменем, и от этого они оба казались еще более громоздкими.
Влад вспомнил немногие встречи, которые случались у него с кузеном в те редкие времена, когда между родами Дракулести и Данести царил мир. Владислав был старше его на десять лет и выше на голову. Он имел большой опыт участия в турнирах и баталиях и уже много лет правил Валахией. Конечно, у него были самые лучшие доспехи и отличное вооружение.
Пока он рассматривал противника, послышался призывный рев труб. Вперед выехал оруженосец Владислава. Он держал в руке знамя с орлом. Проскакав галопом вдоль холма, всадник высоко поднял знамя, воткнул его в землю, повернул коня и поскакал назад, оставив орла колыхаться на ветру, среди снующих ласточек.
— Илья, — позвал Влад.
Его оруженосец также выехал вперед. Дракон, вышитый на шелке, извивался за его спиной, раздуваемый ветром. Илья спустился в долину, натянул поводья и поднял лошадь на дыбы.
— Дракула! — прокричал он, прежде чем вбить древко в землю.
— Вот задавака! — рассмеялся Грегор.
На склоне холма слева снова появились два трубача и сыграли что-то громкое. Смех и выпивка сразу прекратились, когда между трубачами появился еще один человек. Он держал в руке флаг. На черном полотнище не было никаких боярских символов.
— На смерть! — невнятно пронеслось среди тысяч зрителей.
Когда улыбающийся Илья уже поднимался на свой холм, Ион спросил:
— Какое еще оружие ты возьмешь, князь?
Влад указал на Стойку, который держал то, что было ему необходимо.
— Коготь дракона. Меч моего отца. Именно им я буду драться, чтобы вернуть отцовскую корону.
Меч передали ему, и он вложил его в ножны.
Грегор вручил ему копье.
— Вот ваш шампур, господин, — произнес он. — Не хватает только валашской баранинки, чтобы надеть на него.
Влад взглянул на Иона.
— Есть у тебя для меня еще какой-нибудь совет напоследок, старый друг?
— Есть, — последовал ответ, и от волнения Ион даже закашлялся, — Не дай себя убить.
— Я постараюсь.
Трубы пронзительно взвизгнули. Серебристая фигура всадника сдвинулась и начала спускаться по склону противоположного холма. Влад тихо тронул Калафат. Она тоже пошла.
— С Богом, князь! — прокричал Ион, выдвинувшись вперед. — Дерись как твой отец, как черт, как дьявол!
Два всадника спускались в гробовой тишине, воцарившейся над долиной. Влад слышал лишь резкие вскрики ласточек, которые набрасывались на добычу, едва различимое журчание воды в ручье да шелест знамен на ветру. Когда он спустился и оказался рядом со своим драконом, зрителей словно взорвало. Они начали кричать, повторяя два имени:
— Дан! Дан! Дан!
— Дракула! Дракула! Дракула!
Потом, словно по чьему-то приказу, голоса резко стихли. Влад смотрел на человека, от которого его отделяло шагов сто, не больше. Это был воевода Валахии, его двоюродный брат и враг. Заходящее солнце освещало Владислава, доспехи горели на нем огнем.
Потом Влад обернулся на восток и посмотрел в небо.
— Пусть солнце за него, — прошептал он. — Но с моей стороны комета.
Громкий крик снова вернул его к действительности. Владислав ударил коня шпорами, и земля комьями вылетела из-под копыт. Держа пику наперевес, Влад слегка прикоснулся к бокам Калафат.
Даже человек мог бы за десять секунд преодолеть расстояние, которое разделяло их. Лошади, приученные к галопу, сделали это за две секунды. Солнечные лучи сверкнули на доспехах, на концах копий, отороченных сталью. Щурясь от солнца, Влад нашел цель, изготовился к удару.
Он никогда еще не бил так сильно. Когда металлический наконечник копья врезался в щит противника, покрытый металлом, звук от удара получился громкий, резкий, пронзительный. Потом наступила тишина и все вокруг стало тонуть в красноватой дымке. Его собственный щит расплющился от удара. Его вывернуло из рук Влада. Угол щита размозжил ему палец, несмотря на кольчужную перчатку. Ноги князя потеряли стремена. Он лежал на спине Калафат, потом съехал на один бок, уперся ступнями в землю. Поначалу зрителям казалось, что он готов подняться, но Влад упал и сильно ударился лицом о твердый, сухой грунт.
Он ни на мгновение не закрыл глаз, видел лица людей, сгрудившихся на холме, их широко раскрытые рты, но самого крика не слышал. Все плыло перед ним, подернутое мутной, рыжеватой вуалью, напоминающей ржавчину. Он видел черный флаг, поднятый на ветру. Его полотнище как-то странно плыло, точно скользило.
Земля вздрогнула. Влад почувствовал ее содрогание, к нему вернулся слух. Он различил отдаленный шум, крики, близкое фырканье лошади. Сверкающая тень выросла между ним и солнечным диском, находившимся на западе. Он повернулся и увидел наконечник копья, впившийся в землю как раз в том месте, где он только что находился. Когда его кто-то вытащил, он был запачкан землей. Тот, кто сделал это, отъехал. Дракула снова почувствовал, как земля под ним содрогнулась от топота копыт. Липкий кусок грязи упал ему на лицо, и это вдруг помогло Владу прийти в себя. Исчезла краснота, заслоняющая зрение. Звуки стали яснее.
— Дан! Дан! Дан!
Никто больше не выкрикивал имя Дракулы. Это заставило его подняться на колени. Он смотрел на ослепительное пятно, которое удалялось от него, видел, как оно постепенно приобрело очертания всадника и коня, как они остановились под знаменем с орлом. Всадник подал знак, и оруженосец стал спускаться к нему с холма. Он подъехал и передал что-то своему господину.
Потом человек в сверкающих доспехах — его двоюродный брат — опустил предмет, который только что получил из рук оруженосца. Теперь Влад понял, что это такое. Металлический шар, унизанный острыми иглами, на цепи длиной с человеческую руку.
— Булава, — громко произнес он, и это название оружия заставило его вспомнить о другом.
Пока кузен разворачивал коня и неторопливо ехал в его сторону, Влад выпрямился и выхватил из ножен меч. Он с радостью увидел, что его падение никак не повредило Коготь дракона. К счастью, он не погнулся и не сломался.
Влад все еще стоял на коленях. Он никак не мог подняться и был способен только держать меч под углом перед собой. Владиславу пришлось довольно низко наклониться, чтобы нанести удар. Он раскрутил тяжелый шар на цепи и со всей силы направил его вниз. Владу пришлось отклониться и опустить меч, чтобы булава не переломила его. Шар ударил в гарду, заставил князя наклонить руку, но все-таки он удержал клинок.
Владиславу пришлось отступить. Он прервал атаку, поехал по большому кругу, чтобы снова разогнаться, опять ударил коня шпорами. Влад сумел использовать передышку, которую противник, сам того не желая, ему предоставил. Он встал на ноги, которые уже крепко держали его, сбросил наваждение, туман в глазах окончательно исчез.
Когда всадник снова поехал на него, раскачивая шар по широкой дуге, он сделал шаг навстречу ему, а не назад. Меч сверкнул над ним, зажатый в здоровой руке, закрытой перчаткой. Влад ударил мечом в цепь, а не в шар, который запросто мог переломить лезвие. От большой амплитуды и силы, с которой ее раскачивали, а также по причине тяжести шара, висевшего на ней, цепь закрутилась вокруг меча. Влад подождал, пока она затянется плотно, что было силы потянул Коготь дракона на себя и вырвал всадника из седла.
При падении ремень, которым булава прикреплялась к запястью всадника, лопнул, и оружие выпало, когда Владислав оказался на земле. Он кое-как удержался на ногах, сделал несколько слабых шагов вперед и попытался извлечь меч из ножен. Ему почти удалось это сделать, когда Влад вспомнил, что держит уже двумя руками свой собственный меч. Потом на ум ему пришел один мастерский удар, которому научил его швабский наставник. Это был прием, который особенно любил немец. Он и назывался по-немецки «мортшлаг» — «смертельный выпад».
Дракула снял руку с рукоятки меча и перенес ее на лезвие, положив под тем самым местом, где на меч накрутилась цепь. Затем он высоко поднял руку с оружием и ударил гардой прямо в шлем Владислава.
Опять все стихло. Владу казалось, что ничто и никто не шевелится вокруг него. Единственным звуком, который нарушил воцарившееся молчание, было поскрипывание цепи. Она соскочила с меча, металлический шар упал и врезался в землю крупными зубцами. Только вслед за этим упал на колени и Владислав. Он сжимал меч, так и не вынутый из ножен.
Рукоятка Когтя дракона все так же торчала из пробитого шлема. Владу пришлось напрячься, чтобы повернуть ее и вырвать из тисков искореженного металла. Потом он снова перевернул оружие, взял его в руку. Противник не двигался. Его голова склонилась на грудь. Влад приподнял ее, осторожно упер кончик меча в шлем под забралом и слегка ударил. Забрало поднялось.
Глаза его кузена были открыты, и Влад увидел, что они почти такие же зеленые, как и его собственные, но безжизненные. Пока он смотрел на мертвого Владислава, сильная струя крови хлынула у того со лба и заполнила глазницы, сделав их из зеленых красными.
В конце концов тело рухнуло на бок. Влад опустился на колени. Он воткнул меч в землю и оперся на него, почти повис на гарде, с одной стороны погнутой, с другой — прямой.
Только теперь князь осознал, что зрители кричат его имя:
— Дракула! Дракула! Дракула!
Он огляделся вокруг. Казалось, все как один скандировали это слово. Солдаты его армии и противники. Он поднял голову. Ласточки проносились в вышине, скользя между ним и кометой, поблескивающей в отдалении, совершенно равнодушные ко всем человеческим делам.
— Влад! — Ион оказался рядом с ним. — Влад! — прошептал он.
Он помог другу подняться. Подбежали остальные самые близкие соратники. Илья держал в руках знамя с драконом и радостно размахивал им. Грегор вел за повод Калафат. Стойка поднес князю флягу с вином, и он с наслаждением отпил из нее. Когда силы вернулись к нему, он кивнул, и все они пошли на холм, тот самый, который находился между двух других, где располагались недавно враждовавшие армии, бойцы которых теперь хранили молчание. Победители пошли к тому месту, где колыхалось на ветру черное знамя.
Прежде Влад не видел ее, потому что она была слишком мала. На древке с черным знаменем, на самом его верху, поблескивал золотой обод, простой, ничем не украшенный, кроме единственного изумруда величиной с яйцо чайки.
— Корона твоего отца, князь.
Албу сель Маре вышел вперед. Теперь он говорил с Владом по-другому. Высокомерие и пренебрежение исчезли из его взгляда. Их как корова языком слизнула.
— Конечно, это еще ничего не значит, пока архиепископ не увенчает тебя ею, пока ты не будешь помазан на княжение в соборе Тырговиште.
— Это значит все, — веско ответил Влад.
Он протянул руку, взял корону, поднял ее над головой и крикнул так громко, чтобы слышали все:
— Я объявляю, что возвращаю себе трон своего отца и титул воеводы Валахии!
Со всех сторон послышались радостные восклицания. Они доносились с холмов, на которых располагались обе армии, и даже со стороны бояр, в центре которых стоял Албу сель Маре, во всяком случае от той их части, которая осталась здесь.
Влад хорошо видел, что после гибели Владислава кое-кто немедленно уехал, чтобы предложить свои услуги другому претенденту на трон, но он едва ли задумывался сейчас над всем этим. Дракула неожиданно повернулся и уткнулся лицом в грудь Иона.
Мало кто мог увидеть это. Их окружало очень много людей. Возгласы, аплодисменты, праздник — все продолжалось. За все то время, что они были вместе, Ион никогда не видел, как Влад плачет. Он просто прижал его к себе и поверх его головы смотрел на Албу сель Маре и бояр, стоявших рядом с ним. Слезы туманили его собственные глаза, но он хорошо видел, что никто из них не посмел усмехнуться.
Княжеский дворец в Тырговиште.
Пасхальное воскресенье 1457 года,
девять месяцев спустя
— Готово, Ион?
— Да, мой князь. Все, что я мог сделать.
— Вот и хорошо. Будущее, как известно, в руках Божьих, и нам оно неведомо, так ведь? — Влад усмехнулся и снова взглянул сквозь решетку, вставленную в самом центре двери.
Илона оторвала взор от большого зала, который виднелся внизу, за узким оконцем, и посмотрела на князя.
— Ты весел сегодня, — заметила она.
— Почему бы нет, — ответил Влад. — Разве архиепископ моего государства, глава православной церкви не короновал меня суверенным правителем Угро-Валахии, а также герцогств Амлас и Фагарас?
Влад произнес свои титулы, имитируя скрипучий и гнусавый голос архиепископа, и Илона рассмеялась.
Он повернулся к ней.
— И разве под сердцем у женщины, которую я люблю, не шевелится мой наследник, мальчик конечно?
— Ты не можешь знать этого точно, — произнесла она и прислонила руку к животу, почувствовав там шевеление. — До сих пор у тебя были только девицы.
— Видишь, Ион, она сама провела восемь лет в монастыре, поэтому ей и кажется, что я тоже все это время прожил монахом.
Она стукнула его по руке, однако ее не слишком заботило, что он делал в те годы, когда они были разлучены. Он вернулся к ней, хотя в это уже никто не верил. Теперь князь снова принадлежал ей, и время разлуки казалось Илоне таким же коротким, как один день.
Он поморщился, улыбнулся, снова взглянул за решетку.
— Там собрались мои друзья, самые знатные люди моего государства. Они пришли, чтобы вместе со мной отпраздновать коронацию, разделить мое счастье, порадоваться за меня и по случаю Воскресения Христова.
— Друзья?
— Конечно. Разве не друзья помогают человеку достичь того, что он желает? Они собрались здесь, чтобы поступить именно так.
Илона снова положила руку на живот и охнула.
Влад отвел ее к креслу.
— Отдохни, моя звезда. Пусть Ион стоит и подсчитывает, сколько у меня друзей.
Тремблак занял место Илоны. Они с Владом смотрели в тайное оконце. Это была еще одна хитрость, которую Дракула позаимствовал у турок. Люди говорили, что именно таким образом Мехмет наблюдал за заседаниями дивана, своего совета.
Внизу, в большом зале княжеского дворца, собрались члены такого же совета, только валашского, называемого «сфатул домнеш», с женами, а некоторые — со старшими сыновьями. Даже если в самом начале празднования их и заботило, наблюдает ли за ними воевода, то они давно уже позабыли о своих опасениях, будучи уверены в том, что тот занимался государственными делами.
Кубки наполнялись мгновенно, сколько бы гости ни осушали их. Жонглеры и акробаты показывали им свое умение. Музыканты, приехавшие из поместья Дракулести, находящегося в долине Аргес, играли непрестанно, исполняя народную музыку тех мест на флейтах-тилинках, струнных кобзах и длинных трубах-тарготах, обладающих глубоким, звучным тоном.
Бояре почти не обращали на них внимания, предпочитая предаваться собственным громким разговорам. Они шумно обменивались мнениями, конечно лишь тогда, когда их рты не были забиты пищей.
Слуги одно за другим выносили блюда с угощениями. Тут были соловьи на вертелах, нашпигованные специями, фаршированные пшеницей, свинина во всех видах и на все вкусы — кровяная колбаса, ушки, крошенные в соусе, пятачки, наполненные мясом поджелудочной железы, считавшимся изысканным деликатесом, жаркое с хрустящей, поблескивающей корочкой.
Если за столами и наступало затишье, то только затем, чтоб бояре и члены их семей утолили голод, отрезав кусок аппетитной щечки с головы борова, которую водрузили на специальном помосте в самой середине зала. Постепенно шум становился все громче. Из приглушенного бормотания он превратился в непрекращающийся гул. Подвыпив, благородные мужи щипали за мягкие места девиц, которые подносили кушанья, не обращая внимания на собственных жен, занятых едой.
— Ты говоришь, друзья. — Ион усмехнулся. — Я не вижу здесь ни одного друга, разве только тех людей, которые, по крайней мере, еще не сделались твоими врагами.
— Ты очень циничен, Ион. Можно подумать, что это тяжелая жизнь сделала тебя таким.
Влад протянул руку. Его палец скользнул вдоль длинного шрама на щеке друга, потом поднялся, откинул густую прядь волос и успел коснуться края клейма, скрытого под ней, прежде чем Тремблак откинул голову.
— Воевода!.. — Ион отступил на шаг и пригладил волосы.
Он ненавидел, когда его князь был в таком игривом настроении. Это почти всегда означало, что должно случиться что-то такое, на что он не сможет не среагировать.
Странный громкий крик, донесшийся снизу, заставил их снова приникнуть к оконцу. Какой-то очень крупный, в три обхвата, человек с толстой бычьей шеей взобрался на стол, за которым сидел в самом центре зала, и попытался исполнить на нем нечто вроде танца, так как музыканты играли весьма приятную музыку. Ее обычно исполняли во время моканеаски.[9] Влад услышал, как деревянный стол заскрипел под ним, перекрывая восторженные крики и смех.
— Осторожно, Албу! — Влад нахмурился.
На его лице появилось облегчение, когда огромный человек шутовски поклонился всем присутствующим и спустился на пол.
— Наш великий развлекает сам себя.
— А почему бы ему не веселиться? Под твоим покровительством он чувствует себя куда как уютнее, нежели при твоем предшественнике, узурпаторе. Все думали, что его ждет смерть за измену, но ты только сделал его богаче.
— Конечно. Албу сель Маре обладает таким влиянием в этой стране, которое уступает только моему собственному. Подобные люди должны быть…
Он внезапно прервал свою речь, повернулся и спросил:
— Как я выгляжу, Илона?
Ее возлюбленный был одет в камзол столь темного цвета, что можно было бы посчитать его черным, но, когда он поворачивался на свет факелов, расшитый бархат отливал красным. Камзол был сшит намеренно свободным, чтобы скрыть широкие плечи и грудь князя, развившиеся от непрестанных упражнений с оружием, его фалды спускались чуть ниже колена. На ногах Дракулы были толстые чулки с узкой черно-малиновой полоской. Единственным украшением на камзоле был дракон величиной с ладонь, вышитый серебряной нитью на левом плече. Чешуйчатый хвост закручивался вокруг шеи, крест святого Георгия, исполненный красным, виднелся на его спине.
За годы скитаний лицо Влада утратило ту мальчишескую мягкость и открытость, которая была свойственна ему прежде. Густые темные волосы тяжелой волной падали на его плечи и спускались до середины спины. Над крупным длинным носом как изумруды сверкали глаза, но их блеск не мог сравниться с сиянием драгоценного камня, который искрился в середине золотого обруча, украшавшего голову князя. Он переливался искрами посреди трех сотен жемчужин. Илона наверняка знала, что их именно столько, потому что собственной рукой прикрепила эти жемчуга. Шапка, сделанная из того же бархата, что и камзол, дополняла костюм и была украшена пышным страусовым пером.
— Ты выглядишь как князь, даже в самом малом, — сказала она и начала аккуратно вставать, но Влад предупредительно опустился перед ней на колено.
— Ты знаешь, — проникновенно сказал он, — я женился бы на тебе, если бы мог.
— На мне? — Женщина рассмеялась. — На дочери дубильщика? Нет, это невозможно. Ты не можешь так поступить. Брак — это еще одно твое оружие против них. — Она кивнула в сторону гудящего зала. — Князю следует связать себя с благородной дамой, которая находится там, за дверью.
— Ты говоришь о Елизавете? Если уж жениться на лошади, то я взял бы за себя Калафат.
Они рассмеялись.
— Возлюбленная князя должна иметь при себе светскую даму, которая возьмет ее под свою опеку, когда… — Он положил руку на ее живот.
— Да, так и есть. Это правда. Возлюбленная или законная жена — это не имеет значения, особенно если родится мальчик.
— Так и будет.
— Он сможет наследовать твою власть?
— Это закон Валахии. Здесь правили многие люди, которые были незаконнорожденными.
Он улыбался ей только глазами.
Илона рассмеялась за них обоих, потом вздохнула.
— А потом я буду вынуждена примириться с моей… лошадью.
Влад обернулся.
— Ион женится на тебе, — сказал он. — Разве нет, мой друг?
— Да, — кивнул тот. — Я снова предлагал ей это вчера, но она отказала мне в тысячный раз.
— Послушай, ты должна остаться с кем-то, когда меня не будет в живых, — строго заметил Влад.
Улыбка сползла с ее лица.
— Святая Тереза! Не говори так даже в шутку.
Она застонала, схватилась за живот.
Влад снова обратился к Иону:
— Позови ее прислужницу.
Он попытался помочь ей встать, но она остановила его.
— Нет, мой господин. Позволь мне остаться в этом кресле, пока ты не закончишь здесь все свои дела.
Женщина взглянула в сторону большого зала, потом снова перевела взгляд на Влада и увидела, как потемнели его глаза. Илона заметила в них что-то еще, похожее на выражение скрытой страсти, которую они отдавали друг другу наедине, какой-то особый голод, странное вожделение.
— Нет, — строго сказал он. — Я хочу, чтобы ты находилась в безопасности, у себя дома. Если небесам будет угодно, то я приеду к тебе завтра.
— Да будет так. Аминь! — взволнованно произнесла она.
В комнату вошла Елизавета. Она, как всегда, даже не потрудилась скрыть пренебрежение, отражавшееся на длинном, сухом лице, и вправду смахивающем на лошадиную морду.
— Мой господин звал меня?
— Да. — Влад поднялся и помог встать Илоне. — Отвезите госпожу обратно домой.
— Да, князь. — Елизавета присела, потом сделала шаг вперед.
Илона отпрянула, потянулась к нему и прошептала:
— Будь осторожен.
— Конечно, как и всегда.
Елизавета приблизилась, взяла Илону под руку и повела ее к двери. Возле нее дочь дубильщика остановилась. Ее возлюбленный стоял перед другой дверью и поправлял на плечах короткую иссиня-черную накидку.
Потом он обернулся к Иону и приказал:
— Открывай дверь, возвращайся на свой пост и жди моего сигнала.
Мгновение они пристально смотрели друг на друга, потом Тремблак поклонился.
— Да, мой князь.
Влад снова перевел взор на дверь и кивнул. Ион отодвинул три засова. Они были хорошо смазаны и потому открылись беззвучно. Дверь распахнулась, в комнату ворвался шум голосов и жар, точно из кузницы.
Влад прошел в дверь, Ион закрыл ее за ним, правда засовы не задвинул, повернулся и направился к Илоне.
— Я провожу тебя до дома, — предложил он.
— Ты должен остаться на своем посту, — ответила она, стараясь сдержать внезапную дрожь. — Я справлюсь сама.
Тремблак поклонился и отошел.
Елизавета раскрыла дверь, но Илона не торопилась пройти в нее.
— Я останусь, — решила она.
— Но воевода приказал, чтобы вы…
— Я только немного побуду здесь, а потом снова позову вас. Придвиньте кресло к двери так, чтобы было все видно, и оставьте меня.
— Но…
— Делайте так, как я говорю.
— Как госпоже угодно, — холодно произнесла Елизавета.
Она передвинула кресло на другую сторону комнаты. Илона медленно прошла за ней, поблагодарила и села. Когда дверь за Елизаветой закрылась, женщина наклонилась и отодвинула металлическую пластинку. Поначалу за решеткой царил лиловатый сумрак, потом появился свет. Ее князь спускался по ступеням в большой зал.
Люди, собравшиеся в зале, поначалу даже не заметили Дракулу — так тихо он вошел, так поглощены они были пиршеством. Влад заранее знал, что его в любом случае сразу узнают лишь немногие. За те полгода, которые прошли со дня его коронации, он только один раз созывал совет. Это случилось на следующий день после помазания.
Князь отослал бояр зимовать в поместья, оставив лишь смутные воспоминания о темноволосом молодом человеке, который пьет мало, а говорит еще меньше. Он был уверен в том, что они вообще вряд ли думали о нем за все это время, а если и вспоминали, то только сравнивая его с отцом, Драконом, не в пользу сына конечно.
Ион пересказал ему анекдот, который передавался из замка в замок. Мол, тот Дракул даже и без головы на голову превосходил своего отпрыска. В отце уместились бы два его сынка.
Бояре считали, что этим юнцом можно управлять. Если же он окажется упрямым, да еще и неблагодарным, то его вообще можно сместить. В стране, легитимно править которой мог даже незаконнорожденный, найти претендента на трон не составляло труда. Бояре легко отыскали бы какую-нибудь марионетку, которую можно дергать за ниточки, пока большие люди вершат большие дела к собственной выгоде.
Он знал, что его знать думала о нем. Когда князь проходил между столами и наливал в кубки вино из фляги, которую прихватил с собой, он, собственно, ничем не отличался от самого обычного прислужника.
Дракула думал об этой группке людей, которые очень мало беспокоились за свою страну и вообще никак не заботились о своем князе. Они преклоняли колени в церкви, а потом как ни в чем не бывало нарушали все заповеди. Бояре верили в то, что жертва Иисуса, принесенная им как раз в эти дни, — только сказочка для рабов, нужная для того, чтобы они не теряли надежды и вели себя смирно, пока их господа наслаждаются жизнью. Именно этим рабам нужно было то самое распятие в натуральную величину, которое висело в зале над камином.
В прежние годы Валахия служила перекрестком торговых путей. Все богатство мира стекалось сюда. Теперь же воры и разбойники шныряли по всем дорогам. По ним можно было проехать только в сопровождении маленькой армии. Самые главные преступники сейчас сидели за этим столом, их лица блестели от свиного жира и раскраснелись от вина.
«Именно они стоят между мной и моей мечтой, — подумал Влад, снова наполняя чей-то кубок. — Сегодня вечером я должен перешагнуть через них. Или нет?»
Он поперхнулся, внезапно почувствовав неуверенность. Чтобы поддержать себя, князь поднял голову и посмотрел туда, где должен был находиться Ион. У сводчатого входа в малый зал охранники бояр пировали с телохранителями Дракулы.
Тремблак заметил этот взгляд и вопросительно приподнял брови.
«Это надо сделать. Более того, все должны увидеть, как это будет сделано. Власть, которая не показывает себя, легко теряется. При турецком дворе я выучил не только стихи из Корана. Кроме того, я слишком долго ждал этой ночи и собираюсь в полной мере получить удовольствие от нее».
Князь снова взглянул на Иона, покачал головой, потом перевел взор на единственного человека, который наблюдал за ним с того момента, как только он вошел в зал. Это был гусляр, исполнитель былин. Он начальствовал над всеми музыкантами.
Влад мгновение поразмышлял о том, сложат ли когда-нибудь былину и об этой ночи, потом кивнул. Музыка оборвалась на полутакте, но никто этого не заметил.
Госпожа Удристе, сидевшая за главным столом, устала от бесконечных разговоров своего мужа об охоте, подняла глаза и встала. В прошлом году умер ее отец. Он был погребен со всеми почестями, в черном и красном, но с тех пор трижды являлся ей по ночам. Женщине казалось, что он хотел что-то сказать ей, о чем-то предупредить. Вот и теперь, глядя на Влада, боярыня подумала, что призрак опять пришел к ней, потом поняла, что перед ней князь, и потянула мужа за рукав. Он раздраженно обернулся, взглянул туда, куда она ему указывала, и что-то шепотом сказал соседу.
Шум голосов стихал. Кто-то еще шептался, потом все замолчали.
Влад стоял, ожидая. Голова его была опущена, на губах играла едва заметная улыбка. Князь выдерживал паузу. Ему казалось, что он слышит, как стучат их сердца.
Потом Дракула заговорил:
— Добро пожаловать, благородные бояре и прекрасные дамы, епископы Святой церкви. Добро пожаловать, мои верные подданные, которые приехали сюда, чтобы разделить со мной этот день, праздник, самый святой для любого христианина. Господь наш Иисус воскрес из мертвых и подарил нам вечную жизнь. Слава ему!
— Аминь, — эхом донеслось с разных концов зала.
— Я знаю, что все мы молились об этом дне, — продолжал Влад. — Я видел, как вы пригубили кровь Христову в соборе Бизиерика Домнеска. Восславим жертву Господню. — Он указал на распятие, укрепленное над камином. — Попросим Его простить наши грехи и о том, чтобы наша Валахия снова стала сильным и могущественным государством, освободилась от беззаконий, которые творятся здесь, делают ее бедной и слабой. Невозможно отъехать и на милю от собственного дома, чтобы не встретить на дороге разбойников. Пусть справедливость воцарится в нашей стране. Попросим Господа о процветании и богатстве, на которое мы имеем право. Пусть оно станет достоянием всех жителей нашей страны, а не отдельной кучки людей, не будет продано иностранным торговцам за гроши. Попросим о единой стране, которая будет управляться сильным князем.
Влад сделал паузу, окинул взглядом длинный стол, стоявший в центре зала, потом добавил тише и мягче:
— По крайней мере, именно за это молился я. А вы?
Он поднял флягу, встал между боярином и госпожой Удристе, которая первая заметила его, налил вина в их кубки.
— Разве ты не за это молился сегодня, Мареа Удристе?
Боярин, чья маленькая, узкая головка как-то смешно торчала из пышного горностаевого воротника размера на три больше, чем следовало бы, улыбнулся.
— Конечно, воевода, — ответил он. — За все это и за твое здравие, кроме того.
— Что ж, это только подтверждает твою преданность.
Влад наклонился, снова разлил вино в кубки.
— А ты, мой главный советник и судья, мой ворник Кодреа? Молился ли ты о справедливости столь же истово, как о собственном благополучии?
Боярин с грубоватым лицом, красным от вина, которое тяжелая нижняя челюсть, выдающаяся вперед, делала похожим на свиное рыло, кивнул.
— Как главный блюститель справедливости, мой князь, я не могу иначе.
— Конечно!
Влад подошел к центру зала, посмотрел через стол. Если человек, который только что отвечал ему, был дороден, то тот, который сидел напротив сейчас, — просто необъятен. Он занимал почти три места за столом. Жена же его захватила еще полтора. Этот вельможа был прозван Великим не только за свои заслуги.
— А ты, Албу сель Маре? — спросил Влад. — Были ли твои молитвы столь же чисты и благородны?
— Я думаю, вполне, — последовал ответ, в котором явно сквозила скука. — Надо сказать, я всегда получаю то, что мне требуется. Разве тебе неизвестно это, Дракул-а?
Он произнес просто «сын Дракула», но все присутствующие знали, что перед этим именем следует называть титул, а услышали только выразительное «а» в конце, на которое было сделано ударение. За столом кто-то хихикнул. Пока два человека, молодой и в годах, стройный и тучный, пристально смотрели друг на друга, улыбки, сдерживаемые до поры до времени, появились и на других лицах.
— Да, ты получаешь то, что хочешь, Албу Великий. — Влад тоже выделил последнее слово. — Конечно, это так. Недавно ты захватил два поселения. Они называются Глодул и Хинтеа. Или я что-то путаю?
— Они лежат на границах моих земель.
— Теперь да, конечно. — Влад склонил голову набок. — А люди, которые жили в этих поселениях, куда они делись?
— Не знаю. — Сель Маре щелкнул пальцами. — Не имею ни малейшего представления. Они исчезли. Это было очень удивительно.
— Ага, исчезли. В самом деле. Так же, как и золото из монастыря в Товаре?
— Нет. — Албу сель Маре наклонился вперед, его лицо осветила широкая улыбка. — Это золото находится у меня в подвале. Когда монастырь неожиданно сгорел дотла, мой христианский долг был сохранить его ценности.
Он поднял глаза, взглянул на распятого Христа и осенил себя крестным знамением. Смешки стали громче, теперь мало кто сдерживался.
Влад оглядел зал и тоже рассмеялся.
Илона приникла к оконцу. Она была потрясена. Да, князь иногда улыбался ей, но это было так редко! Женщине приходилось подолгу ждать его улыбки. Еще реже он смеялся и никогда не позволял себе этого с посторонними. Она сцепила пальцы на животе и снова почувствовала толчок и боль внутри.
Внизу смех внезапно сменился молчанием. Теперь Влад подался вперед и наполнил вином кубок.
— Что ж, тогда стоит выпить за него, Албу. За христианский долг.
Однако великий человек не шелохнулся и не взял кубок в руку.
— Ты не пьешь, мой господин?
— Я выпью, если ты выпьешь, — коварно улыбнулся Албу.
Влад указал на невысокие металлические подставки в форме виселиц, равномерно расставленные на столе. В каждую из них была вставлена свеча. Они горели и освещали небольшие куски мяса, подвешенные чуть ниже.
— Тебе не нравятся плоды такого дерева, мой господин? — спросил Влад.
Албу усмехнулся.
— Как ни верти языком, как ни изощряйся, а все одно, — произнес он. — Многие твердят, что могут угадать, есть ли яд в еде или в жидкости, но никто не убедит меня в этом лучше, чем сам человек, который предлагает питье. Если он выпьет, то яда нет. — Он указал на флягу в руках Влада. — Так ты будешь пить, князь?
— Конечно. А каков был тост? Ах да, за христианский долг и добродетели.
Влад поднял флягу и отпил из нее. Вино пролилось из широкого горла. Через мгновение Албу поднял свой кубок, хлебнул из него, потом поставил посуду на стол.
— Так, значит, долг, — негромко проговорил Влад. — Кстати, я хотел спросить тебя кое о чем, Великий. Да и всех вас. — Он снова обвел взглядом стол, потом и весь зал. — Скольким валашским князьям вы присягали за свою жизнь, обязывались служить по долгу, верой и правдой?
Бояре, сидящие за столом, да и все прочие, один за другим опускали глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом.
Только Албу и бровью не повел.
— Скольким князьям? — уверенным тоном переспросил он. — Я уж и со счета сбился. Может быть, десяти. Может быть, двенадцати. Трудно вспомнить точно. Они приходят и уходят.
Никто не рассмеялся на этот раз.
— Они приходят и уходят, — повторил за ним Влад. — А ты остаешься. Все вы остаетесь.
Он снова обвел взглядом зал, потом пристально посмотрел на крупного человека и произнес мягко, настолько тихо, что даже людям, сидевшим поблизости, пришлось наклониться, чтобы услышать его:
— А я вот слышал о тебе другую историю, Албу. Ты был здесь, в этом замке, когда умер мой брат Мирка.
Череда вздохов, похожих на свист змеи, пронеслась по залу. Все неотрывно смотрели на них двоих, а они уставились друг на друга.
— Это неправда, — ответил боярин.
— Вот как? — Влад наклонил голову. — Значит, мой информатор ошибся. Потому что он сказал мне, что ты был здесь, мой верноподданный Манеа тоже, как и блюститель справедливости Кодреа.
Он взглянул на этих бояр. Они сникли и невнятно отнекивались.
— Докажи это, Дракула. — Албу сель Маре откинулся на стуле, оглядывая зал.
Охранников нигде не было видно. Только человек тридцать бояр и несколько их сыновей, включая его собственных, но перед каждым из них лежал нож, а перед ним стоял Дракула — совершенно один. У него ничего не было — ничего, кроме фляги с вином.
Албу оценил ситуацию, снова наклонился к столу и улыбнулся.
— Докажи это, — повторил он.
Илона прижалась к решетке на двери и вскрикнула. Боль в животе повторилась, стала сильнее. Она знала, что ей следует позвать прислужницу, но не могла оторваться от всего того, что происходило внизу. Не сейчас, когда ее лев был окружен стаей шакалов.
— Что ж, интересно, смогу ли я? — негромко произнес Влад.
Он положил флягу, взялся за край богато расшитой алой камчатной скатерти, покрывавшей высокий стол, за которым сидели гости, и начал перебирать пальцами золотую бахрому.
— Возможно, что и нет, — продолжил князь. — Но если я не смогу доказать, кто именно был здесь, то, может быть, сумею сказать о том, как убили моего брата. Мне сказали, что он не был обезглавлен, как наш отец. Мирку подвергли мукам, над ним издевались, ему выжгли глаза, а потом живьем закопали в землю.
— Да, до меня тоже доходили такие слухи, князь, — ответил ему главный блюститель справедливости Кодреа, обеспокоенно поглядывая то на Албу, то на Дракулу. — Я обратил внимание на них и даже пытался разобраться во всем, поскольку это моя обязанность. Но полное расследование провести было совершенно невозможно, потому что гроб так и не нашли.
— Ты прав.
Влад осмотрел зал, кивнул Иону, а потом снова перевел взгляд на край скатерти, сжатый в руке.
— Гроб не был найден. До сегодняшнего дня.
Влад наклонился и дернул скатерть. Кубки, ножи, фляги и кувшины с вином, подсвечники, тонкие и раздвоенные вверху, как язык ядовитой змеи, — все сдвинулось, зашаталось, попадало на пол. Только тогда высочайшие гости увидели, что они трапезничали вовсе не за столом, а на гробе.
Началась паника, настоящий хаос. Со всех сторон слышались вскрики мужчин и женщин. Люди с ужасом откидывали лавки, падали с них, перекатываясь через голову. Осколки глиняных блюд и раздавленные свечи, выпавшие из канделябров, покрывали пол. Выкрикивая проклятия, бояре окружили своих жен. Почти все они сжимали в руках ножи.
Только Влад не пошевелился. Он стоял молча, спокойно и смотрел вниз.
Вдруг яростный рев перекрыл весь шум.
— Что ты хочешь доказать этим, Дракула! — кричал князю Албу.
— Я видел, что ты танцевал не так давно, сель Маре. — Влад поднял глаза. — Очень странно, что ты не знал, что танцуешь на той самой могиле, которую помог выкопать.
— Я не собираюсь выслушивать твои обвинения, — все так же яростно ответил ему боярин. — Миклош!
Он повернулся к сводчатой арке, которая вела в соседнее помещение, и приказал:
— Собирай людей. Мы уезжаем.
Все, кроме Влада, тоже обернулись к арке и увидели, что через нее прошел только один человек, одетый в белый камзол, на котором была вышита голова медведя — знак Албу сель Маре.
— Миклош! — возмущенно взвизгнул его хозяин. — Где все остальные?
Мужчина, появившийся под аркой, не ответил. Вместо этого он перевел взгляд с господина на собственный наряд, который постепенно становился красным от крови. Что-то выпало из-под его одежды. Он попытался это удержать, но не смог, рухнул на пол и угодил лицом в собственные внутренности.
Вскрики ужаса утонули в ровной поступи шагов. На галерее появились вооруженные люди. Послышалось напряженное пение натянутой тетивы. Все увидели тридцать отборных воинов, витязей Дракулы, как их называли. Они были одеты в цвета своего хозяина. Их черные камзолы с ярко-алыми вставками украшала вышивка — серебряный дракон, кусающий свой хвост.
Теперь, когда все мужчины, присутствующие в зале, оказались под прицелом, бояре медленно опустили ножи, а потом и вовсе бросили их, кто на стол, кто на пол.
Только двое держали в руках оружие. Это были Ион, у которого сочилась кровь, а он вытирал ее рукавом, и сам Дракула. Князь взял нож со стола.
— Кодреа, — позвал Влад.
Ворник вздрогнул и прильнул к жене.
— Да… мой князь, — пробормотал он.
— Ты говорил, что мог бы обстоятельно расследовать убийство моего брата, если было бы найдено его тело. — Влад положил руку на деревянную крышку гроба. — Так, может быть, ты поможешь мне сделать это прямо сейчас?
— Но… — Кодреа закашлялся. — Прошло больше десяти лет после того, как Мирка столь несчастливо… э-э… исчез. Что может?.. — Он робко показал пальцем на гроб.
— Если брата пытали, выжгли ему глаза, перед тем как живьем зарыть в землю, то следы этих преступных деяний можно обнаружить и сейчас.
— Какие следы, мой князь?
— Давайте посмотрим. Подними свой нож, Кодреа. Помоги ему, Ион.
Обливаясь потом от страха, ворник присел, потянулся вперед и с трудом взял нож. Влад воткнул свой кинжал в щель между крышкой и стенкой гроба.
— Ты начинай с другой стороны, — приказал он законнику.
Один за другим гвозди отошли. Ион стоял рядом с Кодреа и сделал за него практически всю работу.
Когда последний гвоздь был вытащен, Влад снова окинул взглядом зал, потом приподнял крышку и просунул пальцы в отверстие.
По всему залу немедленно разнеслась отвратительная вонь. Ее не могла издавать гнилая плоть. Могильные черви давно уже сделали свое дело. Скорее это был запах разрушения, упадка. Так разлагается недостаточно просоленное мясо.
— Гм… — Влад попытался поднять крышку еще выше. — Что-то приклеилось. Ион, Кодреа, будьте осторожны.
Втроем они подняли крышку. Едва она отошла, снова послышались вскрики — что-то поднялось вместе с ней из гроба. Все сразу поняли, что это две руки, но уже не человека, а его скелета. Пальцы обеих рук были присоединены к крышке, словно кто-то изнутри помогал снять ее с мертвеца. Потом неожиданно что-то оторвалось. Щелкнули кости, и руки упали в гроб.
Влад еще немного поднял крышку и взглянул на ее внутреннюю сторону. Один палец приклеился к ней.
Влад протянул руку, прикоснулся к нему, потом отделил страшную находку.
— Ногти! — произнес он, внимательно разглядывая ее. — Похоже, руки просто приклеились к дереву, и ногти выросли очень длинными. Видите? — Он поднял оторванный палец и показал его всем присутствующим. — Я знаю, что Мирка носил длинные ногти на правой руке. Ведь он хорошо играл на лютне. Но настолько длинными они не были.
Князь повернул кость и посмотрел сустав на свет.
— Как-то нелепо думать, какую прекрасную музыку когда-то извлекал этот палец, перебирая струны. — Он осторожно положил в гроб страшную находку, затем снова взглянул на обратную сторону крышки. — А вот эти царапины здесь, Кодреа? Какой можно сделать вывод, мой драгоценный блюститель закона, если рассмотреть их повнимательнее?
— Что… его похоронили живым, мой князь. — Глаза ворника расширились, нижняя челюсть дрожала. — Он пытался вырваться.
— Да, я согласен. — Влад кивнул. — Это весьма разумное заключение. Значит, теперь мы знаем, как умер мой брат, — продолжил он бодро, оглядывая зал. — А что было до того? Что еще ты заметил, ворник? Подойди ближе, оттуда тебе трудно рассмотреть подробности. Помоги ему, Ион.
Тремблак положил руку на шею Кодреа, подтолкнул его к гробу и наклонил вперед.
— Что ты видишь? — продолжал Влад. — Конечно, больше, чем мог видеть мой брат, это без сомнения. Хотя все, что было прежде на месте его глаз, высохло и растворилось. Остались только вот эта глубокая царапина, разбитая кость и черное пятно. Я сказал бы, что это похоже на следы от железного прута, раскаленного добела, который воткнули ему в глаз и держали так достаточно долго. Ты видишь это, Кодреа? Человек был ослеплен, прежде чем умер.
— Господь всемилостивый! — вскрикнул боярин, стараясь вывернуться.
Но не тут-то было. Ион был сильный, мощный, он крепко держал законника. По его знаку Илья и Стойка, тоже одетые в черное, приблизились к гробу, встали с двух сторон от ворника и взяли его за руки.
— В самом деле. — Влад подошел к большому канделябру на стене, в котором горел огонь, и поднес нож к пламени. — Бог и в самом деле милосерден, но Мирка Дракула не дождался никакой пощады. Поэтому ты ее тоже не дождешься.
— Нет! Нет! Нет! — завопил Кодреа.
Илья и Стойка наклонили его к гробу. Крик превратился в пронзительный визг, когда Влад довольно медленно прижал раскаленный нож сначала к одному глазу ворника, подержал его так несколько секунд, а потом приложил к другому глазу.
Двое зрителей, мужчина и женщина, лишились чувств и рухнули на пол. К ним вскоре присоединился и Кодреа. Он непрестанно кричал, прижимая ладони к глазам, точнее, к тому, что от них осталось.
— Забирайте его, — приказал Влад. — Гроб давно уже дожидается.
Двое мужчин схватили ворника за ноги и проволокли его по залу. Никто не пошевелился. Все вздрагивали при каждом ударе головы Кодреа о выступы лестницы. Эти звуки были единственными, которые слышались теперь — четкие, ясные, неумолимые.
Они были так же хорошо различимы и в комнате наверху. Илона прильнула к решетке и тщетно пыталась встать. Она никак не могла оторвать взор от сцены, разыгравшейся внизу, и от человека, которого она любила и, как оказалось, совсем не знала. Женщина вцепилась пальцами в решетку и сжала ее так же крепко, как, наверное, захлопывается над мертвым телом крышка гроба.
Постепенно все звуки стихли. Влад вытер об плащ лезвие ножа.
— А теперь… — произнес он.
— Нет!
Его прервал другой крик. Это кричал Мареа Удристе. Он вытащил короткий меч из-под сюртука, отделанного горностаем. Боярин находился в трех шагах от Влада. Он успел сделать только один шаг по направлению к князю, и две стрелы сразили его. Одна вошла ему в шею, другая — в грудь. Они были выпущены с десяти шагов из турецких луков, которые безошибочно били на пятьсот и потому не просто пронзили боярина. Стрелы свалили его в кресло и прикололи к нему. Он так и остался сидеть неподвижно. Глаза мертвеца были широко открыты от страшного удивления.
Влад слегка наклонился, разглядывая жертву, а Ион вдруг вспомнил об охоте, в которой они участвовали, когда были совсем юнцами. Вот так же Влад любовался кабаном, которого только что поразил ударом ножа.
— Разве ты не помнишь, Ион, — сказал он тогда мягким, даже ласковым голосом. — Надо смотреть им в глаза, когда они умирают.
Сейчас его князь неотрывно смотрел на человека, пришпиленного стрелами к креслу, потом распрямился и негромко проговорил:
— Жаль. Я приготовил ему кое-что получше, чтобы наградить… за верность.
Госпожа Удристе стояла за креслом с мертвым мужем и вдруг неожиданно поняла, что именно все время пытался сказать ей дух отца, который посещал ее ночами. Она хрипло вскрикнула, подалась вперед и бросилась на стрелы, которые насмерть поразили ее мужа. Грегор сделал шаг вперед, схватил даму и поднял ее. Она сопротивлялась, но он насильно вытащил ее из зала. Женщина захлебывалась рыданиями, но их было едва слышно, потому что ладонь витязя крепко запечатала ей рот.
— А что ты приготовил для меня, сын Дьявола?
Влад перевел взор на Албу сель Маре. Этот большой, могучий человек смотрел на него с явным вызовом.
Прошло несколько мгновений, прежде чем князь ответил:
— Кое-что достойное.
— Осмелишься ли ты сразиться со мной, Влад Дракула? Здесь, сейчас, на кинжалах!
Албу осторожно потянулся к поясу, где был спрятан нож. Все снова услышали, как прозвенела натянутая тетива, но Влад поднял руку и остановил лучников. Он держал так руку даже тогда, когда боярин вытащил кинжал.
— Осмелюсь ли? — повторил Влад вопрос Албу. — Возможно, и осмелюсь. Допустим, я убью тебя таким вот способом. Что это будет для меня значить?
— Ты докажешь, что родился мужчиной.
— В этом, я думаю, и так никто не сомневается. — Влад покачал головой. — Но тебе представится шанс уцелеть, в крайнем случае выпадет благородная смерть, а ведь за свое предательство ты не заслужил ни того ни другого.
Прежде чем Албу успел ответить, Ион шагнул к нему и сильно ударил рукояткой собственного кинжала по толстому запястью. Нож выпал из руки боярина.
— Тогда убей меня! — зло выкрикнул тот. — Отруби мне голову! Чего ты ждешь? Такую смерть я преподнес твоему отцу Дьяволу. — Он усмехнулся. — А он-то был настоящим мужчиной. Тебе не сравниться с ним.
— Значит, голову за голову, — ответил Влад. — Ты думаешь, что такова будет моя месть? — Он чуть помолчал и приблизился к Албу. — Нет, — проговорил князь как-то вкрадчиво. — Слишком много чести для тебя. Это было бы слишком быстро. Отмщение должно что-то означать, оставить след.
Он оторвал взор от лица Албу, перекошенного злостью и болью, и оглядел других людей, присутствующих в зале. Никто из них не осмеливался смотреть на него.
— Я не могу заставить вас любить меня, — сказал он. — И мужчины, и женщины сами решают, кого им любить, но вот боятся они по воле своего князя, делают это так, как ему нравится. Если вы будете достаточно меня бояться, то не осмелитесь предать.
Он повернулся к главному входу, где стояли четверо прислужников.
— Приведите ее, — приказал он им. — И принесите все необходимое.
Странный звук раздался в зале, полном испуганных людей. Все услышали глухие удары металла о камень, потом раздалось фырканье. В комнату ввели лошадь.
— Это Калафат, — объявил Влад, подошел к лошади и взял ее под уздцы. — Я езжу на ней с тех пор, как был заложником у турок. Она может быть быстрой как ветер, такой же смелой и отчаянной, как и сам сын Дьявола, который правит ею. — Он повернулся и погладил лошадь по носу. — Кроме того, Калафат способна двигаться очень аккуратно и неторопливо, если я прикажу.
Еще несколько человек спустились с лестницы. Они несли с собой веревки, ворот и большой деревянный шест. Солдаты, вооруженные алебардами, оттеснили людей на одну сторону зала, их товарищи быстро убрали из его центра столы, стулья, кресла и гроб. Здесь остались только Ион, скрутивший Албу, и Влад, державший под уздцы Калафат.
Князь внимательно наблюдал за тем, как прислужники делали то, чему он научил их. Они привязали веревки к шесту, а потом и сам шест — к седлу лошади.
Когда все было готово, он обернулся к человеку, который стоял рядом с Ионом.
— Надеюсь, Албу сель Маре, ты простишь нам нашу неловкость? Я только один раз видел, как это делается. — Влад рассмеялся.
Илона не могла отвести глаза и оторвать пальцы от решетки. Она не переставала изумляться тому, что видела, и даже не обращала внимания на мучительную боль. Князь не смеялся. Точнее, он не смеялся так, как она привыкла, был словно чужим. Ее князь, ее Влад не мог спокойно находиться рядом, когда Ион вытащил нож и сорвал одежды с огромного тучного человека, открыв его дряблое тело. Ее князь не мог опуститься на колени и встать между голыми, толстыми, испещренными синими узлами ногами этого толстяка, которого охранники сильно наклонили.
Она видела, как опустился кинжал, и ничего больше. Спина Влада заслонила от нее то, что происходило, но Илона слышала ужасный крик, который становился все громче, все страшнее по мере того, как другие участники действа опускали затупленный конец шеста, наклоняя его к огромному обнаженному телу.
Влад подошел к лошади и что-то шепнул ей на ухо. Когда Калафат медленно пошла вперед, Илона зажмурила глаза, чтобы ничего больше не видеть, но не слышать она не могла. До нее доносились неумолкающие стенания мужчин и женщин и низкий, глубокий рев Албу сель Маре, внезапно сорвавшийся на пронзительный визг.
— Моя госпожа! — сквозь крики и стон донесся до нее голос Елизаветы, полный ужаса.
Фрейлина не видела кровь, лившуюся внизу, в зале. Она смотрела на ту, которая собралась под стулом Илоны, подбежала, обхватила ее за плечи и попробовала поднять. Илона открыла глаза и снова увидела, как помощники Влада поднимают шест и напряженно тянут веревки.
Она слышала, как ее князь сказал:
— Это самая важная часть всего дела.
Он произнес это в тот момент, когда Албу сель Маре подняли на шесте и он стал скользить вниз. Прислужники схватили его безжизненно болтающиеся ноги и прибили гвоздями к шесту.
Илона не выдержала этого зрелища и упала. Она выскользнула из рук фрейлины, которая пыталась удержать ее. Бедняжка надеялась, что забвение наступит быстро, но успела еще раз услышать его голос, сильный, спокойный, легко перекрывающий пронзительные крики и стоны.
В зале Влад отвязал веревки от седла Калафат.
— Ты понял, как это делается, Ион? — спросил он.
— Думаю, да, мой князь.
— Тогда оставляю тебя продолжить все дело. Для его жены и сына лошадь не потребуется. Ради того, чтобы все шло быстрее, мы должны научить наших людей управляться с этим. Помести все семейство рядышком с нашим великим вельможей. Похоже, он еще жив. Это редкая удача для первого раза. Так что Албу увидит, как они умрут.
Влад сел в седло, развернул Калафат, взглянул на бояр, рыдающих на полу, затем проехал мимо них и огромного человека, поникшего на шесте. Он направлялся к страдающему Иисусу, распятому на кресте над камином.
— Христос воскрес! — возвестил он, прикоснулся каблуками к бокам Калафат и выехал из большого зала.
Погребальные песнопения наполнили комнату. Они тяжело, неумолимо давили на слух. Терпкий запах фимиама разъедал ноздри. Священник стоял около постели, раскачивая в руке массивную кадильницу, и читал предсмертные молитвы.
Он был одет во все серое. Этот цвет резко контрастировал с ослепительно белой рубашкой Илоны, уже четвертой, которую надели на нее. Кровотечение недавно прекратилось, и эта рубашка, в отличие от всех предыдущих, осталась чистой. Прислужницы подумали, что конец близок, убрали ее волосы, открыв бледное лицо, сложили руки Илоны на груди, вложили в них веточку розмарина и четки.
Служанки тихо плакали и молились. Не проронила ни слезинки только Елизавета, боярская дочь.
Послышался громкий стук, потом на лестнице прозвучали тяжелые шаги. Дверь с шумом распахнулась. Женщины увидели на пороге запыхавшихся мужчин, черные одежды которых были замараны кровью, вскочили с колен и прижались друг к другу.
Влад отчаянно вскрикнул, ринулся вперед и оттолкнул священника. Он сжал руки возлюбленной, вырвал из них розмарин, сорвал с головы розы, другие украшения и бросил все это на пол.
— Илона, — прошептал князь, прислонил голову к ее груди, а потом резко выпрямился. — Она жива! — воскликнул он.
— Да, мой князь. — Елизавета сделала шаг вперед.
— Тогда какого черта здесь делает эта ворона?! — Дракула указал на священника. — За какими объедками она прилетела?
— Меня позвали, и я пришел, — ответил тот невозмутимо. — Я не врач, но много раз смотрел на то, как жизнь покидает человека и он оказывается на краю смерти. Эта женщина находится как раз в таком состоянии, и мой долг состоит в том, чтобы приготовить ее к переходу в мир иной.
— Если вы не врач, то ваше мнение о том, что она вот-вот умрет, не имеет для меня никакого значения, — прервал его Влад.
Потом он взглянул на женщин и спросил:
— Лекарь приходил?
— Да, мой князь. Он приходил час назад, сделал все, что только мог, и ушел.
Влад взглянул на Илью, который стоял на пороге.
— Здесь есть одна опытная и мудрая женщина. Она живет на углу улицы Страда Скалойан. Ее зовут Марка. Приведи ее сюда.
Высокий, могучий человек поклонился и вышел.
— Вы послали за ведьмой? — Священник едва сдерживал возмущение. — Вы намереваетесь привести ее сюда именно сейчас, когда я стою здесь, произнося слово Божье?
— Она из старого цыганского рода, лечит травами и чудодейственными словами, умеет предсказывать судьбу. Именно это однажды привело меня к ней. Если такая помощь называется колдовством, то пусть так и будет.
Князь встал и подошел к священнику. Они были одного роста и, вполне вероятно, одного возраста, хотя густая борода служителя церкви заметно старила его.
— Я говорю вам, святой отец, что не побоюсь заключить договор с самим дьяволом, если он поможет Илоне выжить. Так что вам лучше уйти.
Однако тот не пошевелился и ответил все так же спокойно, с достоинством:
— Я не уйду, князь. Должен же остаться здесь хоть кто-то, кто защитит душу дитя Христова от сына Дьявола.
Елизавета ахнула. Стойка и Грегор шагнули вперед. Они были готовы исполнить приказ своего господина и наказать того, кто посмел бросить ему вызов, но Влад не подал им знака.
Он неотрывно смотрел на священника, потом спросил:
— Вам известно, что я сделал сегодня ночью?
— Я слышал. Кроме того, я имею возможность видеть. Кровь засохла у вас на лице, князь.
Влад поднял руку, провел по щеке, потом несколько мгновений смотрел на коричнево-красные хлопья, прилипшие к концам его пальцев.
— Это кровь Албу сель Маре, — сказал он. — Я могу приказать, чтобы такая же участь постигла и тебя.
— Я думаю, что вы не сделаете этого.
— Не посмею?
— Нет. Дракула убивает тогда, когда ему необходимо показать свою силу. У вас нет никакой необходимости убивать меня, князь.
Влад отстранился от священника, чтобы получше рассмотреть его.
— Да, это верно, — сказал он. — Ты понимаешь меня.
— Немного. Я наблюдал за вами. Я был солдатом в вашей армии в прошлом году, когда на небе появилась комета.
— Солдат и священник, вот как?
— Сейчас только священник. — Святой отец закрыл глаза. — Все то, что мне пришлось увидеть во время войны, заставило меня сделать этот выбор.
— Вспышки света на дороге в Дамаск?[10]
— Нет, мой князь. Обилие крови.
Влад мгновение внимательно смотрел на него, потом спросил:
— Как тебя зовут?
— Сейчас меня зовут брат Василий.
Внизу послышался шум. Дверь с улицы распахнулась. Заскрипели ступени, по которым кто-то поднимался.
— Ты заинтересовал меня, — произнес Влад, оборачиваясь. — Оставайся.
Илья ввел в комнату очень старую женщину. Ее платье было сшито из множества ярких лоскутов, на голове повязан платок, вышитый серебряной нитью. На нем поблескивали бесчисленные хрусталики маленьких зеркал. Каждое зеркальце нашивалось после удачного предсказания судьбы, все вместе они свидетельствовали о сильном пророческом даре колдуньи, а заодно и о прочих ее умениях, ради которых цыганку и призвали в эту комнату. За прорицательницей следовала девушка, одетая в том же стиле, но гораздо скромнее.
Обе присели перед Владом, перекрестились, увидев священника. Та, которая была старше и богаче одета, приблизилась к кровати Илоны. Она приподняла веки женщины, положила руку ей на лоб, потом на сердце и наклонилась, чтобы ощутить ее дыхание. Затем старуха повернулась к прислужницам и спросила их о чем-то на своем языке. Самая молодая из них, темная кожа которой явно выдавала в ней цыганскую кровь, что-то ответила и указала куда-то в угол. Женщина встала, подошла к бадье, стоявшей в углу, подняла крышку и некоторое время смотрела на то, что находилось внутри. Потом она положила крышку на место и снова сказала что-то девушке. Та кивнула, быстро вышла из комнаты и устремилась вниз по лестнице.
— Что?.. — Побледневший Влад тоже указал на бадью. — Что?! — закричал он, быстро прошел по комнате и схватил Елизавету за руки.
Она вскрикнула от боли, когда Дракула сжал ее пальцы.
— Князь, это… был ваш ребенок.
Влад отпустил ее и содрогнулся, словно его ударили. Брат Василий прошел мимо него, подошел к бадье, наклонился над ней.
— Я заберу его, — сказал он. — Эта чернавка видела ребенка. Все знают, что цыгане используют кровь и плоть нерожденных младенцев для приготовления своих дьявольских зелий. Я…
— Подождите. — Влад протянул руку и остановил его. — Я хочу взглянуть, — прошептал он.
— Но, князь…
Дракула пристально посмотрел на священника.
— Я хочу видеть, что мы с Илоной сотворили вместе и что Бог забрал у нас. Откройте! — Он кивнул на бадью.
Брат Василий вздохнул и исполнил его приказание. Оба они какое-то время смотрели на это.
Влад молчал, потом сказал:
— Это был сын. С черными волосами, как у всех Дракулести. — Он перевел взор на Илону, неподвижно лежащую на постели. — Я говорил ей, что в этот раз обязательно будет сын.
— В этот раз? — Священник снова закрыл бадью крышкой. — Вы и прежде грешили?
— Что значит «грешили»? — Влад обернулся к нему.
— У вас есть другие дети, князь?
— Да. — Влад кивнул, глаза его блестели от слез. — Две дочери. Это все, что мне известно.
— Вы не состояли в браке с их матерями, как и с этой женщиной?
— Вы же знаете, что нет.
— Это все грехи.
Все ждали, что буря гнева обрушится на священника за его высказывание, но ее не последовало.
— Вы думаете, что это наказание за мои грехи, когда столько их творится ежедневно?
— Я не могу претендовать на то, чтобы толковать желания Всевышнего. — Брат Василий покачал головой. — Не знаю, кого он выбирает, чтобы подвергнуть наказанию, и почему. Но, наверное, князь должен быть выше всех своих подданных и подавать им пример. С него и спрос больше.
— Грехи, — негромко повторил Влад, бросил взгляд на Илону и опять обернулся к священнику. — А если я искуплю свои грехи, то вернет ли Господь жизнь этой женщине?
— С Господом нельзя заключить сделку.
— Правда? — Влад покачал головой. — А мне казалось, что мы каждый раз поступаем так, когда произносим молитву. Мы говорим: «Я дам тебе то-то, Господи, а ты взамен пошли мне это». Или нет?
— Молитва — это всего лишь часть обращения к Всевышнему, — возразил священник. — Вы должны исповедаться, покаяться…
Влад быстро решился и шагнул вперед.
— Я готов, хотя не исповедался много лет. Ты будешь моим исповедником.
Священник отпрянул. Он был явно застигнут врасплох.
— Нет, князь, — ответил он. — У меня нет с собой ничего необходимого для этого. К тому же я новичок, не имею опыта. Потом, у меня приход.
— Ты всего лишь обретешь еще одного прихожанина.
— Но почему именно я? — Священник как-то обреченно пожал плечами.
— Ты — бывший солдат, жил обычной человеческой жизнью, поэтому тебе легче понять человеческие прегрешения. Кроме того, никто еще не отважился говорить со мной так, как ты, святой отец, с тех пор, как я был учеником придворной турецкой школы.
— Нет, я не могу.
Дверь внизу снова распахнулась. Послышались поспешные шаги. Лицо Влада побледнело, померкло. Тьма захватила его, когда он снова обратил свой взор к постели Илоны.
— Достаточно! — произнес он. — Хватит. Все решено. Я исповедуюсь вам и искуплю свой грех. Пусть с Господом нельзя заключить сделку, но готов поклясться вот в чем. Если моя Илона останется жива, то я больше никогда не буду иметь незаконнорожденных детей. Всевышний знает, как я умею держать свои клятвы.
В комнату вошла молодая цыганка. Она несла с собой ведерко, из-под крышки которого струился пар. Старшая взяла его у нее, подошла к постели, села. Она уложила голову Илоны себе на колени и поднесла ведерко к ее бескровным губам, что-то шепча при этом. Жидкость в основном пролилась на постель, но кое-что попало и по назначению. Илона вздрогнула, поперхнулась.
Брат Василий вздохнул. От него уже больше ничего не зависело.
— Нам остается только молиться, чтобы все, в чем наш князь поклялся Господу, осуществилось, чтобы эта несчастная молодая женщина осталась жива. Ее жизнь в руках Божьих, — сказал он.
Все, кроме священника, опустились на колени. Брат Василий поставил рядом с собой бадью, в которой лежал мертвый младенец, и снова поднял кадило. Раскачивая его, он довольно резко останавливался, встряхивал цепь, и сладковато пахнущий дым выходил наружу. При этом священник произносил нараспев слова молитвы, и все присутствующие вторили ему. Где-то недалеко церковный колокол прозвонил шесть раз.
Они все еще стояли на коленях, вознося молитву небесам, когда послышались удары, отбивающие семь часов. Уже на третьем ударе с постели донесся стон.
Влад мгновенно вскочил на ноги, быстро прошел по комнате, снова опустился на колени, теперь уже перед кроватью Илоны, и сжал ее бледные, безжизненные руки.
— Моя любовь, — негромко произнес он. — Вернись ко мне.
Ее глаза распахнулись.
— Мой князь, — вздохнула она.
Дракула видел, как внутренний свет озарил ее лицо, но потом веки снова сомкнулись.
Влад неотрывно смотрел на нее некоторое время, потом обернулся к старой цыганке, которая все еще держала на коленях голову Илоны.
— Она будет жить? — спросил он.
— Если вы того пожелаете, князь, — последовал ответ.
Священник приблизился к Владу.
— Она в руках Божьих, — напомнил он.
— И в моих, — добавил Влад и только теснее сжал руки возлюбленной.
— Отец, я грешен перед Господом и перед вами.
— Поднимитесь, князь.
— Нет, я останусь на коленях — сейчас, здесь. Во всяком случае, ради первого раза. Я не могу быть уверен в том, что нам еще раз выпадет такая удача — тихая часовня, роскошный ковер, постеленный под ногами. Сейчас, в самый первый раз…
— Тогда я тоже встану на колени, чтобы мы вместе могли возносить свои молитвы.
Мужчины встали на колени друг против друга у входа в алтарь. В этот час церковь была пуста. Паства уже приходила, пропела молебен, причастилась святых таинств и ушла, укрепленная верой, вдохновленная новыми чаяниями и надеждами. Влад не притронулся ни к освященной просфоре, ни к вину. С того момента, как он исповедовался в последний раз, прошло слишком много времени. Сначала надо было поговорить о грехах.
Христианские святые, испытывающие мученичество или блаженство, безучастно взирали на прихожан с фресок, украшающих стены церкви. Позади священника над алтарем висел Иисус, распятый на кресте. Страшные мучения отпечатались на его лице. Перед ним висело кадило, из которого плюмажем вздымался сизый дымок. Рядом стояла золотая чаша для причастия, которую Влад подарил церкви только сегодня утром.
— Князь! — произнес священник. — Прежде чем вы начнете, я обязан снова спросить вас, верно ли вы решили, что вам нужен именно я? Без всякого сомнения, воевода Валахии должен исповедаться главе церкви. Архиепископ понимает высшие цели государства, знает его дела. Ведь именно они составляют содержание ваших грехов. Я же — простой прислужник Господа, обычный человек…
— Который, однако, был солдатом?
— Да.
— А значит, грешником.
— Все люди рождаются во грехе, князь.
— Но ты убивал!
— Да, так и было. Надеюсь, Господь простит мне это.
— Ты любил женщин?
— Да. Ни один из самых обычных грехов не минул меня. Случались и необычные. — Он кашлянул. — Я охотился с ястребами.
— Ты считаешь, что это грех?
— Да, когда охота становится навязчивой страстью, а ты готов отдать все ради того, чтобы заполучить хорошую птицу.
— Тогда мы близки больше, чем можно было предположить. Кроме того, мы ровесники, разве нет?
— Почти, я думаю. Но…
— Мне вовсе не нужен состарившийся духовник, который давно уже забыл все желания молодости и думает только о вечности. Мне нужен тот, кто живет сейчас. Что же касается содержания моих грехов и тех обстоятельств, в которых они были совершены, то здесь все просто. — Влад наклонился вперед. — Я должен править.
— Вы правите.
— Нет. Я просто сижу на троне. Он стоит в самом центре страны, в которой столь мало законности, что ее невозможно сравнить ни с какой другой в мире. Я сел на этот трон, чтобы изменить такое положение. Это мой кисмет.
— Мне неизвестно такое понятие, князь.
— Это турецкое слово. В грубом переводе оно означает «неизбежная судьба», то есть предназначение, которое предписано свыше, дано Господом при рождении. — Он закрыл глаза. — В одном из пророчеств Магомета сказано: «Судьба каждого человека привязана к его собственной шее».
— Вы хотите сказать, что сами не властны над тем, что делаете?
— По сути, да.
— Но это вовсе не согласуется с учением нашей церкви, с нашей верой. У каждого человека есть выбор, возможность следовать добру или злу.
— Тогда, наверное, я отбился от христианства в том, что касается понимания этого. Ведь я знаю, в чем мое предназначение, что и как мне предписано делать. Я не могу поступать по-другому.
Священник облизнул пересохшие губы. Они оба видели, что в том, что касалось учения, между ними существовало противоречие, и у каждого были свои доводы. О том, кого Влад на самом деле почитал своим богом, ходило немало слухов. Его не просто так называли Дьяволом. Это было не только одно из его имен, прилепившееся с чьей-то легкой руки. Многие шептались, что его мать принадлежала к ненавистной всем католической вере, так что князь не мог считаться верным сыном православной церкви. Другие же шли дальше. Они уверяли, что в Османской империи Влад принял магометанство, именно поэтому турки и дали ему армию.
Однако учение Христово, как оно ни важно, на самом деле вовсе не было тем поводом, по которому они пришли сюда.
— Так в чем состоит кисмет? — спросил брат Василий.
— В том, чтобы служить Господу.
Священник сдвинул брови.
— Но это обязанность каждого. Каждый крестьянин верит в то, что он служит Господу, во всяком случае, должен верить.
— Это верно. Но если ты рожден Дракулой, то твоя судьба отличается от судьбы крестьянина. Я не могу просто превозносить имя Божье на словах и молиться о том, что касается моей жизни. Я должен быть ярким, искрящимся мечом Господним, разящим неотвратимо. Но чтобы делать это, я в первую очередь должен заточить свой собственный меч.
— Как?..
— Сделав три главных шага. — Влад поднялся с колен и уселся по привычке по-турецки. — В первую очередь я должен вернуть справедливость на эту землю. Начать надо с тех, кто угрожает мне больше всех прочих, — с бояр.
— Какая справедливость была заключена в том, что вы сделали с Албу сель Маре прошлой ночью?
— Он способствовал убийству моего отца и старшего брата. Этот человек заслужил свою смерть.
— Таким образом? — Священник содрогнулся. — Вы сделали все намеренно, чтобы унизить его, взять, как мужчина берет женщину, чтобы продлить его страдания.
— Нет. Хотя да! Но это только одна из целей.
— Каковы же другие?
— Однажды меня кое-чему научили. — Влад наклонился вперед. — И я на всю жизнь запомнил эту фразу: «Мы мучаем других, чтобы они не мучили нас».
— То есть вы стараетесь навести ужас на своего противника, прежде чем он поступит таким же образом?
— Да. — Дракула кивнул. — В то же время я предлагаю людям простой выбор. Подчиняться тому, кто помазан Господом, или быть наказанным. Более того, быть наказанным таким способом, который вполне дает представление о том, что ожидает грешника на небесах.
— Но разве Иисус не говорил о любви как о единственном пути к спасению?
Влад закрыл глаза. Он оперся рукой о ковер, чтобы удержать равновесие. Последнее слово, произнесенное священником, возродило в его памяти воспоминания о человеке, который тоже однажды проговорил его, понятное только Владу, на внутреннем дворе замка Токат.
Князь проглотил слюну, открыл глаза.
— Да, Иисус говорил так. Но я не властен над любовью людей, могу контролировать только их страхи. Любовь переменчива, зато страх устойчив и постоянен, как звезда на небе.
— То есть вы хотите заставить своих людей жить в страхе?
— Я хочу, чтобы они жили в определенности, осознавая место, которое отведено им в этом мире, созданном Господом. Люди обязаны без всякого сопротивления или сомнения подчиняться тем законам, которые я дам им от лица Господа. Да. — Влад кивнул. — Они должны вполне отдавать себе отчет в том, что будут наказаны, если откажутся подчиняться, причем таким образом, что другие, глядя на них, еще подумают, грешить или нет.
— За какие же проступки вы будете налагать наказание?
— За все.
— Что будет, если кто-то украдет корову?
— Его посадят на кол. Если вы просто отсечете ему руку, то получите бывшего вора, который теперь стал бродягой и нищим, потому что не может работать. А вор, посаженный на кол, станет примером.
— Насильники?
— На кол. Тебя возьмут так же, как взял ты.
— Подделка денег? Бунт? Мятеж? Мошенничество?
— На кол. На кол. На кол.
Священник поднялся с колен, сел и вздохнул.
Исповедь явно не получалась. Они о ней просто забыли.
— Неужто вы хотите осуществить все это?
— Обязательно! Валахия была одним из важнейших торговых перекрестков мира. Теперь повсюду считают, что мы — банда грабителей с большой дороги. Все богатства, которые могли бы быть нашими, уходят в другие места. Это обедняет нас, делает мою власть ограниченной, почти смешной. Кто будет считаться с князем-банкротом, который ничем не владеет? Видите эту золотую чашу на алтаре? Через пять лет я заменю ее на другую, украшенную драгоценными каменьями. Она будет символизировать благополучие Тырговиште. Каждый сможет прикоснуться к ней, и никто не посмеет выкрасть ее из храма.
— Боюсь, что этого не случится.
— Я клянусь вам, святой отец, перед ликом Христа. Так и будет.
Несколько мгновений священник пристально смотрел в зеленые глаза Влада. Он искал в них хотя бы отблеск напускной бравады или фанатизма, но видел только уверенность в собственных силах и решимость.
— Нельзя забывать еще и вот о чем, — продолжил он. — Даже если вы, князь, наведете порядок здесь, то есть еще кое-что и кое-кто. Я имею в виду некоторых людей, которых вы не можете контролировать. Они находятся за границами вашего государства и желают свергнуть вас. Что вы будете делать с ними?
— Я буду поступать таким же образом, так же наказывать тысячу раз ради того, чтобы это запомнилось.
— Вы имеете в виду…
— Я имею в виду, что вступлю в конфликт с саксонцами, которые контролируют Трансильванию, отсиживаясь в своих укрепленных городах — Брашове, Сибиу и других. Если они попытаются воспрепятствовать мне вести торговлю, как я желаю, — на кол. Кстати, такая судьба ждет любого валашского торговца, который осмелится торговать на их территории. Да, святой отец. — Влад кивнул. — Посадить на кол — это чисто германское наказание. Оно упомянуто в Кодексе Иглау[11] и применялось задолго до того, как я стал осуществлять такое наказание в Валахии. Турки научились сажать на кол у наших братьев-христиан.
— Кто бы ни делал такое, это омерзительно.
— Верно. Но если трансильванские саксонцы по-прежнему дают приют каждому, кто заикнется, что жаждет свалить меня, и строят заговоры, чтобы помешать мне осуществить то, что предписано свыше, то им не будет пощады. Я спущусь им на голову, как Ганнибал сошел с гор на Рим, призову к ответу огнем и мечом, посажу на кол сотни и тысячи.
В воздухе снова повисло молчание.
Князь и священник неотрывно смотрели друг на друга, потом брат Василий все-таки отважился спросить:
— А что потом? Вы умиротворите всех на своей земле, восстановите порядок или закон, как бы это ни называлось, ослабите саксонцев, которые узурпировали торговлю, снова сделаете Валахию богатой. Этим будет исчерпано ваше предназначение, князь? Вы сочтете его выполненным?
— Нет, — ответил Влад, и глаза его загорелись. — Это будет только начало. Меч заточен, но все еще лежит в ножнах. Меч Господа нашего и Коготь дракона сольются воедино, станут одним лезвием. Я нанесу такой удар, что любой грех, совершенный мною, будет отсечен, останется только искупление. — Он поднял руку, предупреждая вопрос. — Я знаю. Если мой кисмет, моя судьба неизменны, то как могут повлиять на это мои действия, да? Тут есть противоречие, но что поделаешь. — Он улыбнулся. — Таков уж я.
— Но чтобы очиститься от всех грехов… Лишь один путь обеспечивает полное прощение воину.
— Да, именно это.
— Крестовый поход, — произнесли они вместе.
— Да. — Влад кивнул. — Священная война. Я снова водружу крест Христов на собор Святой Софии в Константинополе.
Священник ахнул. Он думал о браваде, об одержимости, искал их в зеленых глазах князя, но не усмотрел, как ни вглядывался.
— Это невозможно, — едва слышно возразил брат Василий.
— Неужели? — спросил Влад. — Все говорили, что Константинополь неприступен, но Мехмет взял его.
— Но маленькая Валахия против… — В волнении священник остановился. — Как? Армия турок превосходит все население вашей страны, князь.
— Не совсем так. Не бойтесь, я вовсе не сошел с ума. Валахия станет наконечником копья, как и обычно, а весь христианский мир поднимется и двинется за нами.
— В этом ваше предназначение?
— Да. — Влад не мигая смотрел куда-то поверх головы священника. — Я знаю это с тех самых пор, когда жил заложником при турецком дворе. Тогда я получил у них неплохие уроки.
Темнота снова нахлынула на князя, но не смогла полностью загасить свет, который излучали его глаза.
— Я знаю Мехмета, человека, которого все теперь называют Фатих, то есть Завоеватель. Он не совсем то, что о нем думают. Поэтому его вполне можно бить, как это сделал в прошлом году Хуньяди у Белграда. — Темнота в глазах Влада сгустилась. — С Божьей помощью однажды и мой меч обрушится на его голову. Тогда… — Он замолчал.
— Что тогда?
— Тогда я смогу умереть счастливо, выполнив все, к чему предназначен, очистившись от всех своих грехов.
Снова повисло молчание. Оба смотрели в пространство, забыв о том, где находятся, о словах, которые были произнесены.
Потом священник наклонился.
— Единственная цель исповеди в нашей истинной вере состоит в том, чтобы вы могли двигаться вперед, освободившись от грехов. Исповедь очищает вас для… достижения ваших целей. — Легкая дрожь пробежала по телу священника. — Если вы вкусите милости Божьей, откроете свою душу, покаетесь и снова почувствуете на своих губах Тело и Кровь нашего Спасителя, то будете по-другому думать о путях достижения этих целей.
Влад поднял голову, поверх священника взглянул на Христа, распятого над алтарем, потом произнес только одно слово:
— Возможно.
— Вспомните, как сказано у Луки: «Тот, кто положил свою руку на плуг, а потом снова оглянулся, не заслужит Царствия Небесного». — Священник проглотил слюну. — Так что расскажите мне о грехах, которые вы совершили, и тогда мы сможем смотреть в будущее.
Влад покачал головой, слабая улыбка тронула его губы.
— Я даже не знаю, с чего начать…
Снаружи послышался шум. Кто-то взбежал по ступеням на крыльцо.
Князь обернулся на звук.
— Это за мной. Я должен идти. — Он снова встал на колени. — Пойдемте со мной, святой отец. Вы сможете судить о моих делах, попивая вино из фляги.
— Не мне дано судить, Влад Дракула, — строго ответил священник, когда Влад поднялся. — Это привилегия Господа.
— Это верно, — ответил тот, по-прежнему улыбаясь. — Но с Богом не выпьешь вина.
— Богохульствуете, князь?
— Да. — Улыбка Влада стала только ярче. — Простите меня, отец. Я грешил перед Богом и перед вами.
Дверь церкви распахнулась. Ион стоял на пороге, вглядываясь в сумрак. В конце концов он разглядел коленопреклоненную фигуру перед алтарем.
— Воевода! — произнес он и сделал несколько шагов вперед. — Пора.
Влад поднял голову.
— Я иду, Ион, — ответил он. — Мой духовник тоже отправится с нами.
— Какой духовник?
Влад обернулся. Глубокий сумрак, окутавший не только врата алтаря, но и его душу, теперь рассеялся.
— Это не имеет значения, — сказал князь, поднимаясь. — Он будет рядом, когда у меня возникнет необходимость в нем.
Сибиу — город в Румынии, в регионе Трансильвания, административный центр одноименного округа. (Прим. перев.)
Моканеаска — народный праздник в Валахии. (Прим. перев.)
Вспышки света на дороге в Дамаск видел Савл, гонитель христиан, будущий апостол Павел. См. Деяния апостолов, 9, 3. (Прим. ред.)
Кодекс Иглау — свод городских законов города Иглау, располагающегося на территории современной Чехии, датируется 1389 годом. (Прим. перев.)