Зоя. Не знаю…
Федор. А плотины строит! Потому что природа приказала. Вот и я вроде него. Я же строитель! Значит, мое дело строить. Ничего другого не умею и не хочу. Но уж свое ремесло знать положено.
Зоя. А тот мужчина с гитарой, он про тебя сказал: легко взлетать, когда за спиной крылья.
Федор. Опять детские слова. Крылья у бабочек. Да я и в институте был самый, середняк. Женька, и тот учился лучше… Сказать тебе откровенно, в чем дело?
Зоя. Скажи.
Федор. Вот ты пойми: они москвичи, и Женька, и тот, с гитарой. А я в общаге жил. Степухи на макароны не хватало! Мать в поселке под Костромой — с нее ж тянуть не будешь! Как распределение — ребята глядят, где поинтересней или к дому поближе. А я знаешь, что выбрал?
Зоя. Что?
Федор. Где червонец лишний пообещали и комнатуху через год.
Зоя. А зачем тебе был лишний червонец?
Федор. Матери надо было помогать… Вон он говорит — крылья, рассказать, как я взлетал.
Зоя. Ну, расскажи.
Федор. Распределился, приехал в свою захлюпановку — мне, говорю, комнату обещали. А как же, говорят, дадим через год — но при условии. И суют на этот год самый гнилой участок. А куда денешься! Пошел… Потом — базу строить за сто двадцать кэмэ. Семейного не загонишь, значит, опять ко мне: ты холостой. Я холостой — валяю. И все мои мысли — ну, от силы на неделю вперед, а то и на день. Приехал — значит, ищи угол. Морозы пошли — добывай тулуп, иначе не работник. А там дорогу снегом завалило. А там мужики запили… И вот так, на все дыры затычкой, я три года молотил. Потом оглянулся, перевел дух — оказывается, уже строитель, все про свою профессию знаю и ни хрена не боюсь… Вот такие у меня были крылья.
Зоя. А можно тебя спросить?
Федор. Ну?
Зоя. Почему у тебя настроение сперва испортилось, а теперь опять улучшилось? Федор. Настроение?
Зоя. Только не ври, ладно? Мне просто интересно.
Федор. Н-ну…
Зоя. Говори как есть, я пойму.
Федор /то ли в шутку, то ли серьезно/. Думал, раз уж так вышло, придется на тебе жениться. А это для всех моих планов — гроб. Уж больно девочка хорошая. Я бы тебя и на день боялся оставить одну. А строителю при юбке существовать никак нельзя. Вот и ломал голову…
Зоя. Ты бы за меня, правда, боялся?
Федор. Еще как!
Зоя. А действительно здорово, что ты сел рядом со мной.
Федор /подняв голову, зевая/. Чего не спишь? Спи.
Зоя /улыбаясь/. Ладно.
Федор. Давно проснулась?
Зоя /улыбаясь/. Давно.
Федор. Ты что — так и не уснула?
Зоя. Для тебя эта ночь самая обычная, но для меня-то нет.
Федор. Ну, почему, для меня тоже… /Зевает./
Зоя тихо смеется.
Федор. Сколько там времени?
Зоя. Не знаю. Посмотреть?
Федор. А, ладно, какая разница… Есть хочешь?
Зоя. Не. Я, вообще, не завтракаю.
Федор. Выгодная ты женщина!
Зоя. Сейчас в моде худощавые.
Федор. А мужчины какие в моде?
Зоя. Тут мода не меняется. Мужчина должен быть умный, добрый и нахал…
Федор. Ну, хоть на треть гожусь.
Зоя. На треть — это точно. Ты добрый.
Федор. Я? Спасибо. Но не надо меня придумывать.
Зоя. Скажи правду: какой мне сейчас надо быть?
Федор. Чего?
Зоя. Какой мне надо быть эти две недели, чтобы тебе со мной было хорошо?
Федор. Да ты что? Никакой не надо. Будь, и все. Вот ты тут, рядом — мне уже вот так.
Зоя. Правда?
Федор. Слушай, не морочь ты мне голову. И себе не морочь. Сядь вот сюда и сиди.
Федор. Да!
Попутчик /входя/. Не разбудил?