"Уцелеют" худшие. Итог: такое сообщество рано или поздно, но неминуемо, станет по своему характеру антисоциальным, маргинальным, паразитическим.
Вопрос второй. Игра сама по себе. Душеполезно ли играть? Нравственно ли лицедействовать? Один из аргументов, приводимых в ходе диспута ролевиками (ах, нет, пардон, они как раз, помнится, четко отделяли себя - толкинистов - от ролевиков. Отделяли? Четко?), как раз и сводится к театру. Мол, не осуждаете же актеров. Поговорим о театре. Напомню, что изначально вопрос ставился не о "хорошо" и "плохо" вообще (такой разговор беспредметен), а о совместимости "толкинизма" в самом широком смысле с Православием. Факт, что Церковь вообще не одобряет участия в зрелищах, увеселениях и прочих потехах известен. Я не буду, подобно толкинистам из группы "Эстель", жонглировать надерганными из Св. Отцов цитатами. Мне кажется, что данное утверждение очевидно не только для всякого воцерковленного православного, но и для любого непредвзятого и не зараженного полемическим азартом человека, хоть раз державшего в руках "Добротолюбие".
Сомневающегося читателя отсылаю именно к этому сборнику, а также рекомендую хотя бы самым поверхностным образом познакомиться с таким предметом как православная аскетика.
Традиционный православный жизненный уклад включал в себя далеко не только время пребывания в церкви. Православие обнимало все сферы человеческой жизни - труд и отдых, семью и общину, отношение к государству и праву и школу. Повседневный труд наполнялся глубокой символикой. То же и отдых. В устройстве православной жизни праздник, торжество так же неотделимы от Церкви, как и вся остальная жизнь. Традиционная Русская Православная культура удивительно цельна.
Православие обнимало своей полнотой все сферы проявления духа - от народных промыслов до вершин искусства: будь то литеретура, живопись, архитектура, поэзия. Феномен сугубо светской внецерковной "культуры" чужд Русской Православной цивилизации. Это явление не родилось из нашей крови и почвы. Оно занесено из погрязшей в ереси и лжеверии Западной Европы. Подобно заразе, оно просачивалась на Русь и в средние века, но ее обуздывали. И лишь безумие петровской реформы открыло дорогу агрессивному чужебесию. Мы привыкли к такой раздвоенности, к такому умалению роли и значения Православия в мире, в обычной повседневной жизни. Но привычное не значит естественное и нормальное.
Повторю: в собственном смысле любое светское зрелище, увеселение, развлечение ради развлечения, глубоко чуждо Православию. Но вопрос о театре, как об особой форме светского развлечения определен еще более ясно и недвусмысленно. Театр - это плоть от плоти языческих мистерий античности. Сколь бы он ни был "секуляризирован", по своей сути театральное действо - есть действо религиозного (причем язычески-религиозного) характера. Даже не говоря о собственно мистериях, обычные трагедии и комедии классического театра Др. Греции носили характер публичного религиозного действа. И именно от древнегреческого театра происходит театральное искусство Европы, которое было завезено в Россию в эпоху Петра.
Стоит ли напоминать, что даже безобидные маскарады русских народных гуляний Церковь осуждала как пережиток язычества. Что же до собственно театра, то ряд святых высказались по этому поводу более чем определенно.
Актёрство считается некоей формой одержимости. Причем одержимости, воспринятой по собственному желанию. Был период, когда на Руси актеров даже запрещено было хоронить на кладбищах.
Сам Св. Иоанн Златоуст в первом слове против иудеев говорит: "Знаю, что некоторые сочтут меня дерзким за то, что я сказал: нет никакого различия между театром и синагогою; а я считаю их дерзкими, если они думают иначе".
Но, чтобы не вступать в споры по поводу того, что считать мнением Церкви, а что - частным теологуменом, обратимся к документам, обладающиму в Церкви безусловным и абсолютным авторитетом - к решениям Соборов. Итак,
Актерство осуждено Стоглавым Собором.
18 Правило Святого Поместного Карфагенского Собора гласит: "Детям священников не представлять мирских позорищ (зрелищ), и не зреть оных. Сие же и всем христианам всегда проповедуемо было, да не входят туда, где бывают хуления".
И, наконец,
ПРАВИЛА СВЯТОГО ВСЕЛЕНСКОГО ШЕСТОГО СОБОРА, КОНСТАНТИНОПОЛЬСКОГО
50. Никто из мирян и клириков впредь да не предается предосудительной игре. Аще же кто усмотрен будет творящим сие: то клирик да будет извержен, а мирянин да будет отлучен от общения церковнаго.
51. Святый вселенский собор сей совершенно возбраняет быть смехотворцам, и их зрелищам, такожде и зрелища звериныя творить и плясания на позорищи. Аще же кто настоящее правило презрит, и предастся которому-либо из сих возбраненных увеселений: то клирик да будет извержен из клира, а мирянин да будет отлучен от общения церковнаго.
Таким образом, какую бы софистическую базу не подводили еретики под совместимось актерства и игры с Православием, их рассуждения прямо противоречат голосу Церкви и догматической Традиции. Отношение Церкви к игрищам и к лицедейству вполне определено.
Теперь перейдем к специфике РИ, к их отличию от театра. Существует целый ряд важных отличий. А именно:
1. В театре работает профессионал. Актер манифестирует роль вовне. Его задача - выразить внешнюю атрибутику персонажа. Другой вопрос, что это может требовать и внутреннего перевоплощения. Перевоплощение здесь средство. Цель - внешняя манифестация. В РИ внутреннее перевоплощение это именно цель. Зрителя нет.
Игрок играет чтобы самому ощутить себя персонажем. Здесь гораздо ниже уровень профессионализма, мастерства, но внутренний заряд, внутренняя мотивация лицедейства - гораздо выше. Роль здесь уже не маска на лице (для внешнего зрителя, наблюдателя), но, в самом безобидном случае, маска на душе. Здесь человек примеряет на себя не чужую личину, но чужую личность.
2. В театре действие детерминировано. Актер не меняет сюжета. Перед ним не встает вопрос выбора решения, он знает что и когда должен выполнить его персонаж. Игроку на РИ приходится в этом плане сложнее. Ему нужно постоянно делать за своего персонажа личный выбор. Актер, "убивая" не решает - "убивать" или не "убивать", это определено сюжетом. Игрок за своего персонажа делает этот выбор сам. Это требует гораздо большей вовлеченности в роль - не только эмоциональной, но и и умственной. Актер в театре моделирует персонажа в конкретных заданных условиях и обстоятельствах. Игрок на РИ не знает заранее обстоятельств. От него требуется гораздо глубже слиться с персонажем чтобы знать, как должен вести себя его персонаж в новых, непредвиденных условиях. Как поступать, как говорить, с каким выражением это говорить, как мыслить, как чувствовать. Актер играет, к примеру, царя на троне и в тронном зале. Это маска царя, царь-как-символ. Ролевик играет царя вообще - на троне, в походе, за едой, за мытьем рук, в ... самых нецарственных местах и положениях. Это живой человек, а не знаковый символ в драме. В результате - степень совмещения личности игрока и персонажа еще более повышается.
3. Актеру не надо стремиться к победе своего персонажа. Наоборот, ему приходится всякий раз своей волей обуздывать желание поступить иначе, не по сюжету. Ему приходится очень жестко контролироать тот фантом ("личность персонажа"), который он вынужден в себе создать. В отличие от театра, РИ имеет соревновательный момент. Хочется не только сыграть, но и выиграть. Причем, в желании выиграть воля игрока полностью сливается с волей персонажа. Даже играя изначально неприятного ему, "злого по определению" персонажа, игрок направляет свою волю на достижение его победы. Это невозможно без определенного уровня со-чувствия, со-причастности, со-участия - и, соответственно, хотя бы условного, но оправдания. В результате грань "он" - и "я на его месте" здорово размывается.
4. Длительность. Спектакль - это час - два, причем с неприменными перерывами (антракты, время выхода персонажа со сцены). РИ может продолжаться неделю без перерывов.
5. Наконец, хотя каждый сам выбирает себе профессию, но актер все-таки зарабатывает себе на хлеб (пусть даже с маслом и с красной икрой). Ролевик лицедействует ради самого удовольствия лицедействовать.
Итог: лицедейство на РИ глубже, чем лицедейство в театре и на народных карнавалах. Поэтому, если лицедейство как таковое признается занятием чуждым Православию, то к участию в РИ это относится в еще большей мере, нежели к театру.
Третий вопрос: ритуалы, обряды и таинства. Игра обладает удивительным свойством асимметрии Добра и зла. Суть явления проста: наигранный "герой" всегда более или менее пародиен. Наигранный злодей всегда более или менее симпатичен, хотя бы своей оригинальностью на фоне "скучных и праведных". К тому же не будем забывать, что РИ имеет соревновательный момент. Выиграть проще, если отбросить мораль, принять роль "плохого" персонажа. При этом не потребуется нарушать правил, подлость и предательство лягут на совесть условного фантома, а не игрока. Игрок за персонажа моральной ответственности не несет. Но побуждение и воля к победе у них общая. Опаньки.
Игры подсознательно приучают к полному нравственному релятивизму. Условность ролей, убеждений, самоидентификации начинает переноситься на жизнь. В этом причина исключительной "толерантности" ролевиков (что так ценится современным обществом!), которая на самом деле скрывает за собой теплохладность. Ролевик начинает с того, что "глупо ненавидеть Васю, за то, что он играет Саурона" (вполне разумная идея, правда?), но заканчивает он тем, что "глупо не подавать Васе руки, за то что он сатанист по жизни". Вообще это "по-жизни" на грани игры и реальности - наиболее интересный феномен с точки зрения нашей статьи - но об этом чуть позже.
Наиболее ясно эта асимметрия добра и зла на РИ проявляется в обрядах и ритуалах.
Предположим, отыгрывается христианский обряд. Возьмем крайний случай: причастие.
Что мы видим? Кощунственная пародия. Человек, не являющийся священноком, но в одеянии, более или менее напоминающем священническое, ведет "службу", читает "освятительные" молитвы. Причем, отметим: он не только совершает недозволенные ему совершать ритуалы, но и делает это с целью по сути развлечения. Остальная толпа участников подыгрывает "священнодействию", соучаствует в нем. Отметим, что в большинстве случаев соответствующие молитвы и обряды грубо искажаются или по незнанию, или по невозможности более адекватного моделирования. Но, даже если бы они не искажались, кощунство было бы не меньше. Не напоминает черную мессу сатанистов? Нет, это еще, конечно, не натуральный сатанизм. Тут нет осознанного желания именно надругаться. Но, кощунство с точки зрения православного верующего чудовищное.
Причастие - это, конечно, крайний случай. Но разве просто молитва и крестное знамение, совершаемое без веры, без сосредоточения с целью развлечения и забавы - не кощунство? Уместно вспомнить, что одной из причин сооружения иконостаса между алтарем и прочим пространством храма было то, что дети слышали и запоминали слова Евхаристического канона, а после играли в Евхаристию. Более того, до революции в Российской Империи даже были запрещены в театрализованных представлениях показ храмов, икон, изображение святых и т.д., то же распространялось на кинематограф.
Теперь рассмотрим противоположный вариант. Отыгравается сатанистский ритуал, черная месса. Все будто бы не в заправду. Ролевики смело переворачивают крест и призывают сатану. По игре, по-нарошку, "не взаправду".
Идея ясна? Поскольку зло само по себе не есть некая противоположная Добру изначальная природа, но есть искажение, глумление, уродливая "переделка" Добра, то игра в добро и зло оказывается игрой в одни ворота. Зло, антитрадиция, сатанизм не бывают "ортодоксальными", их нельзя исказить и профанировать, ибо сами по природе своей они есть искажение. Поэтому, совершая "игровую" черную мессу ролевеки ее совершают практически взаправду. А совершая "игровое христианское таинство" они приходят практически к аналогичному результату.
Используется крест в игрище в правильном положении, или в перевернутом - а результат почти что один: глумление над крестом.
Результат одинаковой (и вполне определенной!) направленности возникает совершенно независимо от того, что именно моделируется: Православие, католицизм, историческое язычество, "исторический" оккультизм, фэнтазюшная магия - игра все равно получается в одни ворота, хоть Саурона играй, хоть Франциска Асизского.
И еще один момент. Игра сняла психологический барьер. Она позволила глумиться над крестом, над таинством, человеку, который бы иначе этого делать не стал.
Пусть хотя бы из суеверного страха - но не стал. Игра своим "не-в-заправду" сломала барьер. Теперь уже - не так страшно и "взаправду". А ведь человек по природе своей существо общественное. Даже тот, кто внутренне чувствует, что не стоило бы играть такими вещами, невольно вовлекается. Это же роль: играй, отыгрывай, иначе ты портишь игру другим, ты выходишь из роли, ты не умеешь играть... И человек учится. Потом привычка возмет свое, и этот первый неприятный холодок "от непривычности" уже не будет тревожить душу.
Отсюда мораль: даже без каких-либо дополнительных рычагов РИ потенциальный источник сатанизма, уже просто в силу своей специфики. Но ведь и сами вполне реальные сатанисты не могут не заметить столь удобного способа пропаганды. И то, что изначально было опасной случайной возможностью, начинает реализовываться как естественная закономерность. Но об этом позже.
Когда ночью у костра народ в черных балахонах начинает ритмично скандировать:
"Черные боги, дайте мне силы
Тьма вековечная, дай мне силы
Чтобы угасло Добра сиянье
Чтобы весь мир оросился кровью",
то лично мне кажется, что уже все равно - игра это или не игра. (Между прочим, песня подлинная, специально написана для одной из игр по Кринну, конкретно - для отправления обряда черной богине Такхизис).
Но есть еще один момент. После игры такие песни (и конкретно эта в том числе) не умирают. Их продолжают петь - уже не персонажи, а люди вне роли, по-жизни. Их тиражируют на аудиокассетах. Они попадают к новым людям, не участвовавшим в той игре. Они приживаются... И многие из тех, кто поет вот эту самую песню, уже даже не знают ни о том, что она написана для игры "Кринн", ни о том, что это обращение к Такхизис. Песня обрела свой собственный, заключенный лишь в ее словах смысл. Призывание Вековечной Тьмы, "чтобы весь мир оросился кровью". Это сатанизм, господа. Сатанизм воочую, без всяких скидок и кавычек.
Вопрос четвертый, очень важный, но о котором всегда забывают. Говоря о проблемах, связанных с РИ почти все время останавливаются на самих игровых действах. Это самые яркие моменты ролевой жизни, и они естествнно в первую очередь привлекают внимание. Но ролевая жизнь далеко не ограничевается временем РИ. РИ - это дни, редко когда неделя. Ролевая жизнь длится годами, причем часто непрерывно. И вот именно в этой сфере - в жизни самой тусовки - мы и видим полномасштабную реализацию тех явлений, которые критики РИ порой не слишком обоснованно приписывают игровым действам. Вот ими и займемся.
По-жизненная квента. Выглядит это так: "на той игре я гнома играл, но на самом то деле по жизни я эльф". Настоящий. Странное убеждение. Будь оно полным - было бы легче. Его можно было бы легко определить как шизофрению и начать лечить.
Серьезно, стационарно и медикаментозно. Но игры сделали свое дело. Человек научился жить ролями. Когда это необходимо (например, на приеме у психиатра) он сыграет (!) роль нормального человека из этого мира. Оставшись с приятелями - снова вернется к роли эльфа. Он уже не вычленяет свою личность как таковую. Он растворился во множестве ролей. Через месяц он, возможно, поменяет "по-жизенную квенту" и выяснит, что на самом деле он не эльф, а трансформер. И это тоже станет частью его диссоциированного сознания. У таких людей странная вера. Они не умеют ни верить, ни не верить, они как-бы-верят. Они играют роль, и ощущают себя играющими роль, но в принципе не способны выйти из роли. Они могут только поменять одну роль на другую.
Понять нормальному человеку такой строй психики сложно. Надо увидеть. С простыми шизофрениками проще. Если он уверен, что он Наполеон, то он хотя бы в этом уверен. Его можно в чем то убедить, отталкиваясь от этой его хоть и паталогической, но оформленной убежденности. С "эльфом" не выйдет. Он как бы знает, что он эльф, он как бы знает, что на самом деле он не эльф, и эти две (иногда гораздо больше) убежденности не воспринимаются им как противоречащие друг другу. Обращаться к разуму и последовательности в суждениях бесполезно.