148519.fb2
Я повесил трубку.
• • •
В ванной адвокат совершал очередной Большой Проблёв. Я вышел на балкон и воткнул в бассейн, дрожащим мешком воды в форме почки светившийся под нашими окнами. Я чувствовал себя Отелло. Всего несколько часов в городе, а мы уже заложили основу классической трагедии. Наш герой был обречен; он уже посеял всходы своей гибели.
Но кто он, Герой этой скверной драмы? Я отвернулся от бассейна и узрел своего адвоката, что выплывал из ванны, утирая рот полотенцем. Глаза его были ясные, стеклянные. «Мескалин, сука, – пробурчал он. – Хули его делают таким чистым? Бодяжили бы противорвотными порошками.
– Отелло применял драмамин, – сказал я.
Он кивнул, повесил полотенце на шею и включил телевизор.
– Ну да, слышал я про эти средства. А твой толстяк Арбакл использовал оливковое масло.
– Люси звонила, – сказал я.
– Что? – он обмяк, как подстреленный зверь.
– Я звонил портье. Она в «Американе, номер 1600 … просила перезвонить.
Он уставился на меня … вдруг зазвонил телефон.
Я пожал плечами и взял трубку. Прятаться ни к чему. Она нас нашла.
– Алло, ? сказал я.
Это был снова портье.
– Мистер Дьюк?
– Да.
– Мистер Дьюк, прошу прощения, нас разъединили минуту назад … но я подумал, что следует вам перезвонить, потому что я …
– Да что такое?
Кольцо сжималось. Сейчас этот гад меня обрадует. Что эта овца ему наплела? Я попытался сохранять спокойствие.
– Мы смотрим новости! – завопил я. – За каким хером ты меня беспокоишь?
Молчание.
– Чего тебе надо? Я заказывал лёд и выпивку! Где они? Война идет, ты слышишь? Люди гибнут!
– Гибнут? – переспросил он почти шёпотом.
– Во Вьетнаме! В телевизоре!
– А … да … да, – Ужасная война. Когда ж она кончится?
– Скажи мне, – вкрадчиво осведомился я, – что тебе надо?
– Да, конечно, – он переключился на свой обычный тон портье. – Я подумал, что вам надо сказать … потому что вы, я знаю, приехали на съезд полиции … у женщины, которая оставила вам сообщение, был очень расстроенный голос.
Он замолк, но я ничего не ответил.
– Я подумал, что вам следует об этом знать, – наконец сказал он.
– Что ты ей сказал?
– Ничего. Ничего не сказал, мистер Дьюк. Я просто принял сообщение.
Он замолчал.
– Но с ней было очень трудно разговаривать. Она … в общем… очень сильно расстроена. По-моему, она плакала.
– Плакала? – от мескалина мой мозг переклинило. Я не мог думать. – Почему она плакала?
– Ну … а … она не сказала, мистер Дьюк. Но поскольку мне известен род вашей деятельности, я подумал …
– Понятно, – выпалил я. – Слушайте, если она позвонит еще раз, будьте с ней помягче. Мы проводим исследование. Мы внимательно за ней наблюдаем.
Я почувствовал, как снова закрутились шестеренки в голове, слова находились сами собой.
– Она, разумеется, совершенно безобидна … никаких неприятностей не будет … Она находится под действием настойки опия, это контролируемый эксперимент, но я подозреваю, что нам понадобится ваше содействие.
– Конечно … разумеется. Мы всегда рады оказать содействие полиции … главное, чтобы не возникло неприятностей … для нас, я имею в виду.
– Не беспокойтесь, вы под нашей защитой. Главное, обращайтесь с ней, как со всяким человеком, попавшим в беду.
– Что? – он начал запинаться. – Ах… да, конечно-конечно. Я вас понимаю … да … то есть ответственность вы берете на себя.
– Разумеется, – сказал я. – Я теперь мне надо посмотреть новости.
– Благодарю вас, – промямлил он.
– Принесите лёд, – сказал я и повесил трубку.
Мой адвокат блаженно улыбался в телевизор.
– Молодец, – сказал он. – После этого они будут обходиться с нами как с проклятыми прокаженными.
Я кивнул и налил в бокал «Шивас ригал».
– Новостей по ящику не было уже часа три как, – сказал он небрежно.
– Этот дурила подумает, что мы наверно настроились на какой-то специальный полицейский канал. Тебе надо перезвонить ему и заказать конденсатор на 3000 ватт вместе со льдом. Скажешь ему, наш только что перегорел …