- Ну-ка, я попробую, - Коля мощным ударом крупнокалиберного башмака вышиб дверь наружу и тут же прыгнул в открывшийся проем вместе с Серегиным "Интерармсом". Я тут же вспомнил, что мой "ПМ" безнадежно отсырел.
- Товарищ подполковник, дайте-ка пожалуйста вашу пушку.
Остапенко проснулся, но пробуждение было безрадостным. Он мало что соображал, кровь запачкала его не слишком высокий лоб, а не чересчур мудрая голова оказалась сильно ударенной. Однако товарищ подполковник недюжинным чутьем просек, чем дело пахнет, и протянул мне свой "Смит-Вессон". Можно было теперь выскочить вслед за Николаем.
Как выяснилось, враг был уж не столь силен. Видимо рассчитывал, что останется только добить тех, кто попробует вылезти из взорванной и горящей машины. А поскольку подорвались мы аккуратно, то сейчас нам с Колей противостояла лишь пара чуваков местного "болотного" производства, которые стреляли с правой обочины дороги из кустарника. У одного, правда, имелся автомат или скорее даже пистолет-пулемет, а второй, кажется, пользовался в своих неблаговидных целях крупнокалиберным револьвером.
- Маков, прикрой-ка меня.
Я выбежал из-за машины и поспешил к краю дороги. Чтобы уйти с линии полета чужой пули, прыгнул вперед, а затем как колбаска скатился в обочину. Тот чувак, что с пистолет-пулеметом, хорошо открылся мне, по крайней мере, в просвет между ветвями кустарника я видел даже его клетчатый головной платок. Меня же прикрывало какое-то поваленное деревцо. Точность огня у его машинки без выдвинутого приклада была немногим больше, чем у остапенковского "Смит-Вессона".
Поэтому я дернул затвор и положил длинное дуло пистолета на мертвое дерево. Подождав, пока неприятельские пули отщелкают кору рядышком с моей горячей головой, стрельнул пару раз. Отдача была не по-"макаровски" мощной, но все же увод ствола оказался небольшим. В ответ на мои действия пулеметчик затих, а второй неприятель, тот, что с револьвером, бросился улепетывать по кустарнику, иногда мелькая развесистой мотней.
Коля рванулся было вдогонку, но я остановил его.
- Да пускай улепетывает нахрен - всех паскуд не перестреляешь. Это же наймит из аборигенов, он тут все ходы-выходы знает.
Мы навестили второго стрелка. Тот явно скопытился. Пуля сорок пятого калибра "Уэйдкатер" разворотила ему шею, перерезав магистральные пути организма. В набежавшей луже крови отдыхал пистолет-пулемет. Кажется, "Беретта М12".
- И чего ему от нас понадобилось? - Баранка стал неторопливо рассуждать. - Может денег на калым не хватало? Раззуделся "гондурас" и пришлось отправиться на нехорошее дело, - оправдал добряк-Коля неблаговидный поступок местного жителя.
- У каждого свои проблемы, впрочем у этого лежачего гражданина они уже в прошлом. А у нас нет. Поэтому мы пойдем к машине. Если рация еще не скапустилась, надо бы полицию вызывать.
Остальные наши "геологи" к этому времени почти очухались. Бледный и злой Серега, который припрыгивал на одной ноге, сразу набросился на Баранку. Отчего, дескать, тот забрал его оружие, оставив биться с противником голыми руками. Остапенко уже пытался общаться по уоки-токи с каким-то местным начальником.
А Сандомирский лежал на дороге, прикрытый курткой Дробилина. Тот неловко перевязывал голову ученого.
Похоже, Роберт Юрьевич пострадал больше других и, пребывая сейчас без сознания, был решительно ко всему равнодушен.
Клякса-морда еще раз возникла перед мысленным взором.
"Для него открылись ворота обратной стороны. Здесь он мудрый, а там он котенок. Вылетаю ему на помощь."
В пространстве моего черепа что-то встрепетнулось, перед глазами еще больше стемнело, очертания Сандомирского исказились в этакую грушу, с раздутой пупырчатой макушкой, небольшим тельцем и крохотными ручками-ножками. Голова его лопнула и открылся тоннель, в который нырнул мой взгляд, как электрон, устремляющийся вдоль перепада напряжений. Стало совсем сумрачно, лишь какие-то сгущающиеся искорки мельтешили прямо по курсу. И тут мой пытливый взор-электрон был выброшен обратно словно натянутым резиновым жгутом. А что-то похожее на солнечный зайчик, стрельнуло из точки меж моих глаз и затем юркнуло в этот самый тоннель.
Сразу зажегся дневной свет. Опять пыльная иракская дорога, перевернутая покореженная машина, Сандомирский с кое-как замотанной головой. Его побитое тело несколько раз вздрогнуло.
- Надо искусственное дыхание сделать, - каким-то птичьим голосом вякнул Дробилин.
- Похоже повреждены шейные позвонки, держите ему голову прямо, произнес дельное Колесников и тут же перешел на противный тон. - Эй, майор, чего молчите-то? Я спрашиваю, зачем стреляли из "Смит-Вессона" товарища подполковника?
До чего мне надоел пристебай Серега. Если говоришь с ним по-человечески, то он вначале весело с тобой общается, затем просто развязным становится. Если начальственно покрикиваешь, как Остапенко, то у Колесникова голос сразу подобострастным делается, "исполнительским", с холопским подхихикиванием. С Колей же Маковым наш лейтенант - сама строгость.
- Кажется, жопе слова не давали. Старший лейтенант Колесников, надеюсь, вы еще не служите в багдадской полиции. Как-нибудь разберемся без вашего участия.
Серега оценил мое злобное настроение и отвалил в сторону.
Экспедиция неблагополучно заканчивалась. Через час появился вертолет скорой помощи, унесший проигравшего Сандомирского. Через четыре часа подъехал тягач аварийной службы, который перевернул вездеход и, гудя мощным дизелем, стал буксировать его прямо в гараж советского посольства в Багдаде. Наша команда на полицейском джипе тянулась следом, зорко надзирая, чтобы кто-нибудь из вороватых иракских жителей не вздумал карабкаться внутрь пострадавшей амфибии.
Остапенко остался "ждать хорошей погоды" в советском посольстве, вернее в багдадской резидентуре Комитета. Другие же члены нашей "геологоразведочной" команды с ветерком отправились на родину, до выяснения дальнейшей судьбы нашего оригинального предприятия.
Единственной жертвой первой поездки оказался Роберт Юрьевич Сандомирский, доктор физических наук. С ним я всего разок потолковал и даже не успел обсудить, а что странного обнаружилось в моем магнитном поле, когда я вернулся после болотной вылазки. Пожалуй, такой разговор кое-что бы прояснил. С другой стороны профессор Сандомирский мог и заложить меня, приняв за чужого агента или проверяльщика, которого надо опередить. Сообщить об моем чрезмерном интересе и особых сведениях хотя бы Петровичу.
Так или иначе в багдадской больнице душа и тело Роберта Юрьевича разлучились из-за травм, несовместимых с жизнью.
Остапенко рассказывал потом, что навещал ученого незадолго перед финалом, тот будто бы обрел речь и все повторял: "Передайте Фролову, ворота Вавилона открываются, ОТВЕРЖЕННЫЕ скоро придут к нам... Апсу не из их числа, он был прежде них... Фролов поймет". "Нет, - качал головой подполковник, - все-таки бредил наш профессор, даже майор Фролов не поймет. Ворота какого Вавилона? Такого государства ведь давно уже нет."
По словам подполковника, Сандомирский все просил, чтобы какой-то дух, то ли бес, то ли джинн покинул его. А спустя несколько минут после того как врач зафиксировал смерть, мышцы мертвеца непроизвольно сократились и он бросился прямиком в окно, где и застрял, истекая бесполезной уже кровью.
Все это подполковник рассказал, когда мы прежней командой, естественно за исключением Сандомирского, снова прибыли в Багдад - что случилось четыре месяца спустя.
А пока что нам предстояло еще вернуться на родину, над просторами которой уже властвовал новый генсек, наш многолетний Председатель.
И, надо сказать, по возвращении мы встретили Лубянку в приподнятом настроении.
6. (Москва, зима 1982 - 1983 гг.)
- Ну, теперь, Глеб, можно плечи вместе с погонами расправить, обрадовал меня генерал-полковник Сайко, под начало которого меня перекинули из арабского отдела после иракской командировки. - К Председателю можно по разному относиться, но он из прагматиков, а не из хреновых догматиков, и в голове у него не каша. Проблем, конечно, много накопилось. Академики все эти годы записку за запиской направляли, как исправления экономики производить, но Суслов их всех под сукно совал, а Леня вообще, наверное, ими попу вытирал.
- Академиков много, все хотят отличиться, и записок много, - заметил я. Сайко вообще умеренную критику не зажимал и даже приказывал, чтобы я имел свое мнение не такое как у него.
- Я думаю, пора брать то, что китайцы, например, отработали. Свободные экономические зоны, концессии, долгосрочные совместные проекты почему нет. Пускай иностранцы ввозят технологии, капитал, дрессируют наших работничков. На Крайнем Севере, где нефтяные месторождения осваивать удовольствие дорогое, это бы пригодилось. Лет через пять партнеры начнут, конечно, навар снимать, но и тогда - половину нам отдай. А годков через десять погнать их поганой метлой.
- Годков пять назад такие разговоры вы все-таки не вели, даже со мной, товарищ генерал-полковник.
- Да, Глеб, новая жизнь же начинается. Разумное пора сеять. Берия Лаврентий Павлович тоже бы на это пошел... Но для начала надо бы дисциплинку наладить. Без дисциплинки в России никуда, иначе сразу вольница, гуляй-поле. Так и встарь было, чуть царь нравом помягче, воеводы давай мздоимством заниматься, купцы негодное барахло поставлять, дьяки в казну пытаются руки запустить, всякие разбойники по большим дорогам гробят и грабят проезжих. Чем больше у страны просторов, чем жиже население, тем больше надзора должно быть. Я не свирепый, ты же знаешь, Глеб, но многие наши сограждане только плетку понимают. В рабочее время застукаем товарища рабочего, например, в винном отделе, сделаем ему сперва предупреждение, а во второй раз в ЛТП сунем или на "химию". Мудро?
- Еще бы. Руками и ногами - за... Однако, разрешите уж выяснить, Виталий Афанасьевич, как там наша поездка на юг? Небось, признана провальной? Аппаратуру повредили, Сандомирский отлетел наверх, местного трудящегося насмерть кокнули...
- Знаю, знаю, что ты отличился, жизнь отдал за правое дело, по счастью не свою, а чужую и вредную, еще мину заметил, вездеход из болота вытянул. Остапенко с Маковым в своих рапортах твои подвиги расписали. В общем, вел себя как отличный офицер госбезопасности. Пока что не поздравляю, но тебя выдвинули на награждение... Это что касается твоей незаурядной личности, теперь насчет провала или продолжения операции. Поскольку дело архизакрытое, скажу только для твоих ушей. Понял, ни гу-гу. Хотя Бореев громы с молниями мечет из-за того, что вы извели ему способного сотрудника, тем не менее результаты вашей совместной работы признаны высоким начальством чрезвычайно занимательными. Американцы вас тоже заметили, раз попробовали убрать. И пускай с теорией не все понятно, практика дает повод для оптимизма. Моряки же пользовались охотно силой ветра, даже когда не знали, что она возникает из-за перепадов атмосферного давления.
Сайко даже усмехнулся промеж щек своему удачному сравнению. Часы пропищали шесть часов и он выудил из шкафчика початую бутылку армянского коньяка.
- И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву... Закусывать - это неблагородно, Глеб.
- Виталий Афанасьевич, я так понял, что речь идет об оружии, которым мы еще не умеем пользоваться как следует.
- Научимся, мой прозорливый. Когда стреляешь, у автомата тоже есть отдача, но ты же не подставляешь зубы под приклад... Тут другая проблемка выросла. Проверкой установлено, что двое из американской группы - это наши фрукты, доморощенные. Джо Рифмэн и Лиз Роузнстайн, иначе выражаясь, Иосиф Рейфман и Елизавета Розенштейн, муж с женой. Он выехал в 1976 году, она в 1978 г. Оба имели отношение здесь ко всяким заразам, микробам, вирусам. Дружили ли Ося и Лиза с ЦРУ еще в Союзе, кто их выпустил отсюда - сейчас этим занимаются в Пятерке.
У меня замерзло все внутри, и чтобы бледность лица не стала заметной, я, быстро испросив разрешения, закурил. Впрочем, в этот момент генерал-полковник сосредоточенно разливал.
- Да, головотяпства у нас хватает, Виталий Афанасьевич. Впрочем, у иракских товарищей тоже. Как же они на свою арабскую родину пустили граждан еврейской национальности?
- Пускай с этим делом Хуссейн разбирается. А вот тот парнишка, который у нас занимается проверкой, наверняка выведет на чистую воду наших советских головотяпов, а может даже и взяточников. Майор Затуллин, слыхал про такого?
- Да вроде бы, какие-то знакомые звуки.