- Они называются пастухами, дядюшка, - поправила его Польгара.
- Это одно и то же. А если приглядеться, то и слова-то похожи как близнецы.
- Но "пастухи" звучит все же куда приятнее.
- Приятнее! - фыркнул Бельдин. - Овцы тупы, дурно пахнут и отвратительны на вкус. И те, кто всю жизнь посвящает этим тварям, - либо дефективные, либо извращенцы.
- Ты с утра в прекрасной форме, - отметил Бельгарат.
- Нынче великолепный день для полетов, - широко улыбнулся Бельдин. Известно ли вам, что в такие солнечные деньки от снегов мощным потоком поднимается приятнейшее тепло? Однажды я взлетел так высоко, что у меня перед глазами замелькали мушки.
- Но это глупо, дядя! - резко оборвала его Польгара. - Очень опасно взлетать высоко, когда воздух такой разреженный!
- Все мы время от времени делаем глупости, - отмахнулся Бельдин. - А какой вид открывается с высоты! Это что-то невероятное! Летим вместе - я тебе покажу.
- Неужели ты никогда не повзрослеешь?
- Сильно в этом сомневаюсь и даже надеюсь, что ничего подобного со мной не произойдет. - Он поглядел на Бельгарата. - Советую вам спуститься на милю или около того и разбить лагерь.
- Но ведь еще рано.
- Отнюдь. Как бы не поздно. Вечернее солнце пригревает - это ощущается даже здесь. Снег начинает подтаивать. Я уже видел целых три снежных лавины. Если ошибиться в выборе места ночлега, то можно спуститься вниз много быстрее, чем вам хотелось бы.
- Мысль интересная. Мы последуем твоему совету и заночуем там, где ты укажешь.
- Я полечу впереди. - Бельдин пригнулся и распростер руки. - Ты и вправду не хочешь меня сопровождать, Пол?
- Не глупи, - отрезала Польгара.
И Бельдин, издав замогильный хохот, взмыл в небо.
Путники разбили лагерь на самом горном хребте. Хотя им и досаждал нестихающий ветер, но схода лавины здесь можно было не опасаться. Гарион дурно спал. От порывов ветра, вволю резвящегося на ничем не защищенном пространстве, их с Сенедрой палатка сотрясалась и гудела, не умолкая. Гариону казалось, что он вот-вот уснет, но этот гул пробирался, казалось, и в самые его сновидения. Он то и дело беспокойно ворочался.
- Тоже не можешь уснуть? - раздался из холодной тьмы голосок Сенедры.
- Это все ветер...
- Постарайся о нем не думать.
- Да я и не думаю, но у меня такое ощущение, будто пытаюсь уснуть внутри огромного барабана.
- Утром ты был очень храбр, Гарион. Когда я услышала о чудовище, насмерть перепугалась.
- Мы и прежде разделывались с чудовищами. Со временем ты привыкнешь.
- Боже, неужели нам никогда это не прискучит?
- Такова участь всех могущественных героев. Сразить парочку монстров перед завтраком - что может быть лучше для аппетита?
- Ты переменился, Гарион...
- Не может быть.
- Да, милый, это так. Когда я впервые встретила тебя, ты ни за что не сказал бы ничего подобного.
- Когда ты меня впервые встретила, я воспринимал все слишком серьезно.
- Но разве ты не относишься серьезно к нашему путешествию? - почти с укоризной спросила Сенедра.
- Разумеется, отношусь! Просто не хочу сосредоточиваться на маленьких неожиданностях, неизбежных в любом путешествии. К тому же нет решительно никакого смысла переживать по поводу того, что уже случилось...
- Ну что же, если заснуть мы все равно не можем... - Сенедра нежно обняла мужа и поцеловала его - с величайшей серьезностью.
Ночью сильно подморозило, и когда путешественники проснулись, снег, накануне вечером угрожающе подтаявший, вновь затвердел. Теперь можно было двигаться в путь, не опасаясь обвала. Поскольку основной удар снежной бури, отбушевавшей накануне, принял на себя горный кряж, на караванном пути снега почти не было, и путники быстро продвигались вперед. Уже к середине дня они миновали зону вечных снегов и тотчас же окунулись в весеннее тепло. Высокогорные луга радовали глаз цветами, которые слегка клонились под свежим ветерком. Ручейки, сбегающие с ледников, весело мчались по сверкающим на солнце камушкам, а лани ласковыми взорами провожали Гариона и его спутников.
В нескольких милях ниже границы вечных снегов им стали попадаться овечьи гурты - животные усердно поглощали на своем пути все подряд, жуя траву и ароматные цветы с одинаковым аппетитом. Все приглядывающие за ними пастухи облачены были в одинаковые белые балахоны без каких-либо украшений - сидя на камнях, они предавались мечтательному созерцанию окрестных красот, в то время как псы их прекрасно справлялись с работой.
Волчица спокойно трусила рядом с Кретьеном. Уши ее то и дело вздрагивали, а янтарные глаза настороженно следили за овцами.
- Не советую, сестренка, - сказал ей по-волчьи Гарион.
- Сестра и не собирается делать ничего такого, - ответила волчица. Волчица и прежде встречалась с этими зверями, да и с людьми и собаками, которые их оберегают. Украсть овцу легче легкого, но тогда собаки выходят из себя, а их гавканье портит аппетит. - На волчьей морде появилась самая настоящая улыбка. - Правда, сестра может заставить этих зверюшек побегать. Всем надлежит знать, кто хозяин в лесах.
- Брат опасается, что наш вожак будет недоволен.
- Увы, - согласилась волчица. - Возможно, вожак чересчур много о себе понимает. Сестра отметила в нем эту особенность.
- Что она говорит? - с любопытством спросил Закет.
- Подумывает - не погонять ли овечек, - ответил Гарион. - Нет, не затем, чтобы убивать, а просто порезвиться. Думаю, ей хочется немного поразвлечься.
- Поразвлечься? Странно звучит, когда касается волка...
- Ничуть. Волки частенько играют друг с дружкой, к тому же у них весьма утонченное чувство юмора. Лицо Закета сделалось задумчивым.
- Знаешь, что пришло мне на ум, Гарион? Человек считает себя властелином мира, но все прочие существа, соседствующие с ним, относятся к его величию с полнейшим равнодушием. У них своя жизнь, свое общество и, полагаю даже, свои разнообразные культурные традиции. Ведь они же не обращают на нас никакого внимания, правда?
- За исключением тех случаев, когда мы причиняем им неудобство.
- Какой сокрушительный удар по моему императорскому достоинству! - Закет криво улыбнулся. - Мы с тобою - самые могущественные люди во всем мире, а волки смотрят на нас лишь как на источник досадных неудобств.
- Это урок смирения, - согласно кивнул Гарион. - Смирение благотворно для души.
- Возможно...
Уже вечерело, когда они добрались до пастушеского стойбища. Поскольку подобные поселения гораздо реже перемещаются с места на место, нежели походные лагеря путешественников, порядка и размеренности здесь было куда больше. Просторные, натянутые на прочные каркасы из крепких шестов, шатры образовывали некое подобие улиц, даже вымощенных плотно пригнанными бревнами. Загоны для овец располагались в конце каждой такой улицы, а один из горных ручьев перегораживала бревенчатая плотина, образуя сверкающий на солнце небольшой прудик, откуда брали воду, чтобы поить животных. В уютной долине, где раскинулось поселение скотоводов, уже сгущались вечерние тени, а в безветренном недвижном воздухе поднимались синеватые столбы дыма от костров.