- Но, Герман, если страна исчезает с карты, в игру ее не вернешь. Когда я закончу с Италией, от нее останется лишь запись в компьютере, и ты уже не сможешь купить ее.
- Послушай, мальчик мой, - холодно процедил Герман, - ты что, намерен силой удерживать меня здесь?
- Кажется, это ты просил меня о встрече, а не я тебя.
- И очень сожалею об этом.
- Семь дней, дедушка, и Италия будет стерта с карты мира.
- В такой срок это неосуществимо.
- Вообще-то я планирую завершить работу через четыре дня, просто учитываю возможность всяких непредвиденных обстоятельств.
- Из всех преступников самые отвратительные те, кто воспринимает красоту исключительно как объект разрушения.
- Пока, дед.
Дойдя до двери, Герман все-таки не выдержал. Обернувшись, он взмолился:
- Ну, зачем тебе это? Почему ты не хочешь оставить все как есть?
- Красота относительна.
- Ты что, не можешь подождать следующего раза? Почему ты не хочешь отдать мне Италию?
Но Дун лишь ухмыльнулся в ответ:
- Дедушка, я знаю, как ты играешь. Если ты получишь сейчас Италию, ты захватишь весь мир - или я тебя совсем не знаю. И игра закончится.
- Разумеется.
- Вот поэтому-то я и должен уничтожить Италию - пока это в моих силах.
- Но почему именно Италию? Почему ты не стремишься разрушить какую-нибудь другую империю?
- Все потому, дед, что расправа со слабым противником, как правило, не приносит удовлетворения.
Герман вышел, и дверь за ним тихонько скользнула на место. Он добрел до трубокоммуникаций, и вскоре труба доставила его на родную станцию. Дома, посреди комнаты, по-прежнему висела голограмма земного шара, и по-прежнему преобладающим цветом был розовый. Герман остановился и обвел взглядом картину. Он уже собирался было снова лечь в постель, как вдруг прямо у него на глазах огромная часть Сибири изменила цвет. Он больше не злился на глупости Дуна. Мальчишка пытается рассчитаться с ним за нелегкое детство, за ту религию, которой его пичкали в юности - во всем этом он винит своего деда. Но каким бы талантом мальчишка ни обладал, он в принципе не успеет расправиться с Италией. Компьютер строго придерживается реального хода времени. Как только до воссозданных компьютером итальянцев дойдет, что творит персонаж Дуна, диктатор, вступят в действие вековечные законы взаимодействия правительства и населения, а это ничто не пересилит. Ему придется продавать, и тогда Герман выкупит страну обратно. И быстро исправит нанесенный ущерб.
Англия снова восстала, и Герман отправился спать.
Проснулся он от какого-то странного удушья и с удивлением обнаружил, что плакал во сне. Почему? Но тщетно, как он ни пытался припомнить, что же ему приснилось, сон упорно ускользал от щупальцев мозга. Он помнил только то, что каким-то образом сновидение было связано с его бывшей женой.
Он подошел к компьютеру и выключился из игры. Бернисс Хамбол. Компьютер вызвал на дисплей фотографии, и Герман начал просматривать их, отмечая, как менялась жена день ото дня. Тогда она была прекрасна, и компьютер пробудил старые воспоминания.
Бракосочетание было каким-то целомудренным и чрезвычайно простым возможно, уже тогда религия пустила корни в Бернисс, чтобы позднее пышным цветком распуститься в ее дочери.
В свадебную ночь они впервые разделили ложе, Герман даже рассмеялся, вспомнив, как это было - Бернисс, такая мудрая и искушенная жизнью девушка, превратилась вдруг в маленькую девочку, признавшись мужу в своей неопытности в делах подобного рода. Нежно и осторожно Герман провел ее через таинства любви. Когда все закончилось, она спросила его:
- И это все?
- Спустя какое-то время ты научишься получать удовольствие, - ответил он, более чем уязвленный тоном ее вопроса.
- Ну, это не так ужасно, как мне казалось, - сказала она. - Повтори-ка то же самое еще разок.
Они все делили пополам. Все-все, кроме игры. А тогда Италия переживала нелегкие времена. Он начал ложиться в постель все позже и позже, стал меньше общаться с ней - он не мог говорить ни о чем, кроме как об Италии, да о внутренних проблемах этого маленького, но изумительного мирка.
Когда они развелись, никого другого у нее не было. Чтобы удовлетворить внезапный приступ любопытства, он заглянул в социологический банк данных. Он совсем не удивился, когда компьютер сообщил, что она так больше и не вышла замуж, хотя вернула себе девичью фамилию.
Неужели в их совместной жизни было что-то настолько примечательное, что она так и не смогла выйти замуж во второй раз? А может быть, причина заключалась в том, что в своей жизни она могла довериться только одному мужчине, но, доверившись, вскоре поняла, что супружество отнюдь не ее идеал - тем более что секс ее мало интересовал.
Ее боль отравила дочь; боль дочери передалась Дуну. "Бедный мальчик, подумал Герман. - Вот что значит грехи отцов". Однако, как это ни печально, развод был неизбежен. Чтобы удержать жену, Герману пришлось бы пожертвовать игрой. А ведь в мировой истории не было ни одного примера - реального ли, выдуманного - той красоты, что воплотила в себе его Италия. По ней писались диссертации, а студенты, изучающие альтернативную историю, отзывались о нем, как о величайшем игроке всех времен. "Достойный соперник Наполеону, Юлию и Августу". Он прекрасно помнил эту цитату, как и слова одного профессора, который буквально на коленях умолял его о встрече, пока тщеславие Германа наконец не взыграло и он не согласился. "Герман Нубер, никакая Америка, никакая Англия, ни даже Византия не сравнятся с вашей Италией. Она образец стабильного развития, искусного управления и мощи". Это была наивысшая хвала, тем более что слетела она с уст человека, который всю жизнь посвятил изучению истории настоящей Европы и который, как и всякий подлинный исследователь, с фанатичным шовинизмом относился к изучаемой эре.
Дун. Абнер Дун. Что случится с пареньком, когда он наконец поймет, что дедов дар творца нерушим и вечен?
Герман встрепенулся. Оказалось, он задремал у компьютера. Ему снилось примирение. Абнер Дун обнимал его и говорил: "Дед, ты строишь чересчур хорошо. Ты строишь на века. Прости мое неверие".
Даже во сне - это Герман понял, когда проснулся - его неотступно преследовала мечта о покорении всех и вся.
На дисплее крутилась голограмма Бернисс. Он стер ее и загрузил Италию.
На империю обрушился мощный шквал революций. Революция бушевала даже на родных землях, на Итальянском полуострове. Герман вытаращился на карту, не веря своим глазам. Прошла лишь ночь, а в стране вовсю кипят неизвестно откуда взявшиеся революционные страсти.
Такого в истории никогда не было. Неужели компьютер свихнулся? Наверное, произошел какой-то сбой. Практически все империи когда-нибудь да имели дело с восстаниями, но таких размеров ни одно восстание не достигало - это была всеобъемлющая, всемирная революция. Даже армия ударилась в мятеж. Противники Италии не преминули воспользоваться ситуацией и, как стервятники, накинулись на страну, терзая ее со всех сторон.
- Грей! - заорал Герман в телефон. - Грей, ты видел, что он сотворил?
- Да, но что я могу поделать? - с гадкой гримасой осведомился Грей. Мои служащие, те из них, кто играет, все утро только и делают, что обсуждают Италию.
- Как это у него получилось?
- Послушай, Герман, по-моему, игры - это твоя прерогатива. Я даже правил не знаю. Кроме того, у меня уйма работы. Ты встретился с ним?
- Да.
- Ну и?
- Он мой внук.
- А я все гадал, скажет или нет.
- Так ты знал?
- Само собой, - ответил Грей. - Мало того, я добыл его психологическую карту. Неужели ты думаешь, что я позволил бы тебе встречаться с ним один-на-один, если б не был уверен, что он пальцем тебя не тронет?
- Пальцем не тронет? А как насчет тех ходячих свай, которые по его приказу сделали из меня котлету на прошлой неделе?