- Разрешите на мостик! - бойко крикнул штурман Гена Яловко, поднимаясь по вертикальному трапу.
- Добро! - отозвался помощник капитана.
Гена был одет несколько экзотически: шерстяная шапочка, кожаная меховая куртка-канадка, теплые брюки и... спортивные тапочки на ногах.
- Обморозишься!
- Бог не выдаст... - Гена шумно втянул свежий воздух. - Где оно, ясно солнышко? - Он нацелился секстаном и воскликнул: - Так я и думал!
- Что думал?
Но Гена уже спрыгнул вниз, к карте в штурманской каюте.
- Так я и думал, - повторил он, через минуту появившись на мостике. Сидите вы здесь, нахохлились, как сычи, и не знаете, какое историческое место мы проходим. - Он обвел нас высокомерным взглядом и, насладившись нашим замешательством, проговорил: - Сейчас, именно в эту минуту, мы пересекаем курс "Наутилуса".
- Капитана Немо?
- Хуберта Уилкинса!
Поскольку об этом человеке мы ничего не знали, Гена стал просвещать нас. Уилкинс родился в Австралии в семье фермера. С детских лет он был свидетелем беспощадных засух, когда земля превращалась в пустыню и люди умирали от голода. Он знал, что ледяные шапки Северного и Южного полюсов "делают погоду" обоих полушарий. И стал полярником.
Уилкинс решил исследовать Арктику на самолете. Он налетал тысячи и тысячи километров, но позднее для более детальных исследований решил использовать подводную лодку.
С большим трудом он выхлопотал у США субмарину, приговоренную по старости к уничтожению. На лодке стояли два дизеля по пятьсот лошадиных сил. Один из них двигал корабль по воде, другой заряжал батареи. Расчетная скорость определялась в надводном положении четырнадцать узлов, в подводном - десять. В действительности же лодка развивала гораздо меньшую скорость и имела очень маленький радиус действия, особенно когда шла под водой.
Отсутствие средств, спешка, а подчас и рекламный характер подготовки к трудному походу во льды предопределили грядущую неудачу.
12 августа 1931 года "Наутилус", как назвал Уилкинс свой корабль, вышел из Норвегии, держа курс на север. От острова Медвежьего он повернул к Шпицбергену и вошел во льды Арктики.
По пути то и дело выходили из строя двигатели, много времени уходило на их ремонт. Трагическим событием была потеря рулей глубины. Из-за этого лодка не могла погружаться. Основная часть исследований осталась невыполненной.
После этого похода не заходило и речи о каком-то новом плавании на "Наутилусе". Лодку пришлось затопить у норвежских берегов, так как она была слишком стара и немощна для суровых испытаний.
Умер Уилкинс в США в декабре 1958 года, и моряки американской субмарины "Скат", достигшие полюса и высадившиеся на лед 17 марта 1959 года, развеяли его прах по ветру. Так завещал человек, пытавшийся пробиться к Полярной звезде под водой...
Но ярче, притягательнее всего горела Полярная звезда для русских людей. Ведь к Ледовитому океану фасадом повернута вся Русская земля.
С полюса я однажды привез карту. В поездках по Арктике она служила мне верой и правдой. Эта непривычная, непохожая на другие карча. В центре ее Северный полюс. От него, как лучи, во все стороны разбегались меридианы, соединяя тонкими ниточками острова и архипелаги. На этой карте было видно, что не так уж далеки от нас Гренландия, Северная Америка, а Аляска как бы протянула руку Чукотке, чтобы поздороваться.
По этой карте легче всего было изучать историю арктических путешествий. Мысы, заливы, острова, моря носят русские имена. Степан Малыгин, Витус Беринг, Дмитрий Овцын, Дмитрий Стерлегов, Федор Минин, Дмитрий и Харитон Лаптевы, Василий и Мария Прончищевы и много других русских путешественников увековечены на славной карте Арктики. Эти имена стали для нас примером благородного служения цели, достижению ее они отдали жизнь, совершая свои деяния во славу Родины.
Мог же Георгий Седов избежать гибели! Благоразумнее было бы послушаться товарищей, советовавших ему не рисковать. Благоразумнее... И все же многие, потрясенные трагической смертью, встали на сторону Седова. Сказал же годы спустя поэт Николай Заболоцкий:
И мы пойдем в урочища любые,
И, если смерть застигнет у снегов,
Лишь одного просил бы у судьбы я:
Так умереть, как умирал Седов...
Наверное, вышел бы победителем из схватки со льдами и Владимир Русанов, если бы более основательно подготовился к своему походу. И тем не менее мы чтим его за целеустремленность и самопожертвование, так свойственные русским первопроходцам, шедшим по дорогам Арктики.
...Ровно гудел мотор. Нос катерка цепко держался за спину бегущей волны. Вода как бы скатывалась в рулон, оставляя позади губчатый белый след.
Близился вечер. Я сидел за штурвалом, следил за счетчиком оборотов и дрожащей стрелкой компаса, которая все время норовила сползти вправо. Впереди не было никаких ориентиров, чтобы держать по ним ровную прямую. Только четкая зеленая линия отделяла от океана сумеречно-голубое небо, где наверху начинала напряженно помигивать Полярная звезда.
Дима и Володя крепко спали, спрятавшись с головой в мешки. До плавания я видел их только дважды: в редакции и на вечеринке, когда нас провожали. Дома они пили пиво, танцевали, пели, рассказывали смешные истории. Ребята как ребята. В меру самонадеянности, честолюбия, упорства, снисходительности к старшим. Ну а как они поведут себя, если случится беда?..
Я вспомнил ребят из экспедиции "Комсомольской правды". Незадолго до своего знаменитого похода на лыжах к Северному полюсу группа Дмитрия Шпаро была у нас в редакции. С журналом в течение многих лет они поддерживали добрые отношения, и мы, старые "вокругсветовцы", дружили с некоторыми из них.
Мы собрались тогда в "вокругсветовской кают-компании" и разговорились о том, что же представляет собой экспедиция нынешнего дня.
Бессменный радист и соратник Дмитрия Шпаро Леонид Лабутин, не раздумывая, заявил, что прежде всего современные экспедиции имеют постоянную радиосвязь. Многие неудачи прошлого происходили от угнетающего действия неизвестности, неопределенности, ощущения забытости и рокового одиночества. Уникальная рация, сделанная Лабутиным, безотказно работала в пургу и мороз. Она и перекинула радиомост, по которому отправилась ледовая группа. По словам Леонида выходило, что радио играет сейчас чуть ли не решающую роль в любых экспедициях.
К техническому оснащению сегодняшних экспедиций нужно отнести и авиацию. Об этом сказал Дмитрий Шпаро. Именно самолеты рождали уверенность путешественников в своей безопасности. Все знали: что бы ни случилось, самолеты не оставят в беде.
В том памятном разговоре участвовал и общий наш любимец Валентин Иванович Аккуратов, превосходный человек и скромнейший из всех полярников, каких я знал. Мы вместе бывали в Арктике, много летали над Ледовитым океаном. Валентин Иванович первым привел к полюсу относительной недоступности самолет СССР-Н-169, которым управлял прославленный полярный летчик Иван Иванович Черевичный. Трижды садился он тогда на дрейфующие льды. Авиаторы и ученые жили в маленьких палатках, а вокруг расстилался недоступный белый мир, удаленный на полторы тысячи километров от земной тверди. Теоретики, предсказавшие мифическую Землю Гарриса, ввели их в заблуждение, никакой земли здесь не было. Зато белый медведь, которому, по прогнозам биологов, там быть не полагалось, нашел их. И это было очень некстати, потому что они верили биологам и не захватили с собой ружей...
Валентин Иванович говорил о своей работе так: "Штурман - как скрипач: день не поиграл, мастерство уходит. Летать надо, как можно больше летать".
И он летал всю жизнь. Он прокладывал самолету Михаила Водопьянова дорогу к Земле Франца-Иосифа, высаживал папанинцев, а потом тринадцать месяцев "дежурил" на острове Рудольфа, чтобы в любой момент прийти на выручку дрейфующей четверке. В годы войны Валентин Иванович водил самолеты в осажденный Ленинград, в дальние фашистские тылы к партизанам. А после снова полетел в сердце Арктики, туда, где не работал магнитный компас, где не слышно было радиомаяков, где тесно было меридианам и просторно полярным стихиям...
Двадцать два года Аккуратов занимал пост флаг-штурмана полярной авиации и, обладая столь высоким званием, продолжал все время летать. В его летной книжке записана уникальная цифра: двадцать четыре тысячи часов налета. Без малого три года прожил в небе этот человек.
Так вот, когда заговорили об авиации, Валентин Иванович полностью согласился с мнением Дмитрия Шпаро. Он напомнил, что известный японский путешественник Наоми Уэмура не смог бы в одиночку достичь на собаках полюса, если бы не был постоянно связан с авиабазой в Гренландии и самолеты не доставляли бы ему свежих ездовых собак, продовольствие, палатки и другие необходимые вещи. Да, он стал первым одиночкой, которому покорился полюс, а его экспедиция была пятым по счету удачным походом на собаках со времен Роберта Пири. Но именно благодаря самолетам.
Ребятам Шпаро тоже много давала предварительная авиаразведка. Еще не ступив на лыжи, они уже знали, что встретится им на пути: ровный припай, торосы, широкая полынья или изломанный лед...
Третьей отличительной чертой экспедиций сегодняшнего дня, по мнению "шпаровцев", является то, что они выполняют большие научные задачи.
В путешествиях прошлого далеко не последнюю роль играли рекордсменство, случайность, спортивная удача. Сейчас их главная цель - научные исследования. Группа Шпаро в какой-то мере повторяла опыт Алена Бомбара, в одиночку переплывшего Атлантику на надувной лодке "Еретик".
Бомбар писал: "Когда корабль тонет, человеку кажется, что вместе с его кораблем идет ко дну весь мир... И даже если он найдет в этот миг спасательную шлюпку, он еще не спасен, потому что он замирает в ней без движения, сраженный обрушившимся на него несчастьем".
Пожалуй, именно Бомбар, положивший начало целому ряду научных экспериментов, и вдохновил ребят на благородную цель - изучить подлинные возможности человека в труднейших условиях, дать практические рекомендации людям, которые могли бы оказаться в аварийной ситуации.
После своих походов они писали отчеты в Институт медико-биологических проблем, излагая наблюдения над выживаемостью человека во враждебной среде, над динамикой взаимоотношений между людьми. Они ставили, к примеру, конкретную задачу - установить, сколько времени можно пройти на лыжах по льду, используя тот запас продовольствия, который человек в силах унести с собой. Брали продуктов на двадцать три дня. Рюкзаки весили по пятьдесят килограммов. С каждым днем вес на килограмм уменьшался, но все равно идти было очень тяжело. Такую нагрузку, понятно, могли вынести лишь тренированные люди. Рацион из сублимированных продуктов хотя и восстанавливал силы, но каждый из участников тем не менее терял за эти дни в весе около пяти килограммов.
Потом зашел разговор о том, как возникла сама идея похода на лыжах к полюсу.
- Такая идея не могла возникнуть в тридцатых - сороковых годах, - сказал Дмитрий Шпаро. - Хотя вышла уже горбатовская "Обыкновенная Арктика", человек на Севере был еще редким гостем. Он бы не рискнул на подобный переход, так как внутренне не был готов к нему. Даже лет двадцать назад она не могла родиться. Полярники первых станций "Северный полюс", например, заботились лишь о том, как обеспечить себя всем необходимым, как перенести полярную ночь, как сделать, чтобы домики при разломах льдины не ушли под воду... Иными словами, такая идея не могла родиться у них чисто психологически. Каждому овощу свое время.
- Не мог в то время возникнуть и такой вопрос, - продолжал Шпаро, - кто лучше перенесет такое путешествие: уроженец Севера или наш брат, житель большого города? Каюру незачем приспосабливаться к Северу. Он здесь живет. На Севере его дом, земля, небо. А горожанин? Интеллигент? Сложился же образ неумелого, рассеянного, неловкого чудака... А нынешний молодой интеллигент большой работяга. В студенческом отряде он научился строить дороги, дома, штукатурить стены, управлять механизмами. Да и после института многие используют отпуск, работая на строительстве, чтобы иметь прибавку к зарплате. Мы своей экспедицией, кажется, доказали: чем более образован человек, тем больше вероятности, что он выживет. Казалось бы, математик, физик ничего общего с пургой или грузом в пятьдесят килограммов не имеет. Но он скорее приспосабливается к обстановке, принимает более логичные решения в случае опасности...
В той же "вокругсветовской кают-компании" зашла речь и о психологической совместимости. О ней в полный голос заговорили в последнее время, пишут в газетах, журналах, обсуждают эту проблему на научных конференциях.