Дикий мир...
Он заметил в толпе Дяхона и кивнул ему: отойдем, мол. Тот понял и начал выбираться. Перед Харром, праздничный наряд которого сразу бросался в глаза, с поклонами расступались, и он направился к озеру, сердитое дыхание которого долетало даже досюда в виде неуловимых для глаза брызг, покалывающих лицо. Харр немного поднялся по склону прибрежной крутой горы и уселся на замшелый валун, чтобы видеть под собой всю бухту, в узкую горловину которой с методичной яростью прорывались озерные волны, чтобы внутри нее уже кротко разбежаться прозрачными аквамариновыми кругами.
Подошел Дяхон и, кряхтя, опустился возле камня на землю - видно, повисшая в воздухе мокреть и пронизывающий ветер не по вкусу пришлись старческим косточкам.
- За что это ее? - не удержался от привычного любопытства вечный странник.
- А, полоумная была, язык за зубами держать не умела. Вишь, нагадала озерному аманту, что тот помрет вскорости. Тот, ясное дело, и ответил: а ты, мол, не дождешься... Вот и не дождалась.
Дикий мир, дикий.
- Что ж он полюбоваться-то не пришел?
- А то! С крыши и глядел. И моховой с луговым там же.
Харр про себя выругался: начальник стражи должен быть наблюдательней.
- А наши купчины где?
- А их еще утресь, как водится, тутошние менялы по домам своим растащили, там улещивают да охмуряют... только наши не таковские, поблажки не дадут. Тут все путем. С большой прибылью будут.
- Почему так? - равнодушно спросил Харр, которому торговые дела, в сущности, были как до светляка поднебесного.
- Дождь-то был тут не то как у нас - все посевы с луговин смыло, волна не дает лодкам на большую воду выходить, а в бухточке много ли наловишь? Вот и выходит, что запасы они быстренько растрясут, а по лихолетью караваны-то не часты. Вот и сообразили наши-то, что ныне горбаней грузить не цацками диковинными, а хлебной мукой да мясом вяленым стоит, и в самую точку попали! А уж чтоб продешевить...
- Ты вот что, - восхищаясь осведомленности и сообразительности собеседника, велел Харр. - Возьми вот три деньги да вечерком, гуляючи, присоседься к кому поболтливее из здешних. Бурдючок сообрази. А между делом проведай, кто из амантов для себя - или для отпрыска своего, в возраст входящего, - невесту приглядывает. Сможешь?
- А то!
- Ну тогда гуляй. - Дяхон проворно не по годам поднялся. - Эй, погоди-ка. Я ведь тут впервой, мне здешние обычаи неведомы. Как ты думаешь: ежели я скину балахон этот гребаный да туфли бабьи - не обидятся?
- Никак нельзя, воин-слав Гарпогар! Кто званием облечен, тот обычаи пуще прочих блюсти должен. Терпи.
Ну, строфион их долбани, долго же они думали, прежде чем такие почести изобрести! И по горкам не полазаешь, и в подземные ходы, как он намеревался, не заглянешь. Сиди тут на свежем воздухе да аппетит нагуливай, вот и всех радостей. Гостевую хоромину местные стерегут, а у его людей и мечи поотбирали, чтоб никаких свар с межозерной стражей по пьяному делу не случилось. Так что и забот никаких.
- Девку бы какую прислали, за казенный счет, - тоскливо проговорил он. Это-то хоть можно?
- А то!
- Ну вот и вели.
Дяхон удалился, а Харр еще долго сидел на ветру, вглядываясь в немилую его сердцу водную даль. Где-то там, на другом берегу озера, должно было бы расстилаться бескрайнее болото, но, если верить рассказам немногих очевидцев, после проливных дождей ни берега, ни болота не было и в помине, одна хлябь плескучая. Это навевало какую-то неосознанную тревогу; может быть, ему следовало возвратиться на то же самое место, где он впервые появился в этом уже начинающем надоедать ему мире? Этого он не знал. И как выбраться отсюда, тоже не ведал. Смутное ощущение, что это произойдет как-то помимо его воли, у него теплилось - его сюда переправили, значит, и забота о том, как назад ворочаться, не на нем, а на принцессе чернокудрой и своенравной сверх всякой меры. Только б она про эту заботу не позабыла...
А может, и по-другому все сложится.
Когда он вернулся к себе в гостевую хоромину, заказанная девка была уже на месте, не по-здешнему темнокожая и неохватная в бедрах под стать Махиде. Не иначе как Дяхон расстарался, сам выбирал. Стол был также накрыт, и застолье потекло не в пример вчерашнему: после каждого блюда - остановочка. А потешившись - опять к столу да чашам немерным. Где-то за полночь он, умаявшись, ненадолго заснул, а открыв глаза, обнаружил, что она сидит, поджав ноги, на постели и при слабом трепете светильников на рыбьем масле (запах которых был единственным, что отравляло ему сегодняшнюю ночь) разглядывает его чуть ли не благоговейно.
- Ты чего? - спросил он, невольно натягивая на себя верхнюю перину.
- Да вот скольких тут потчевала, а такой радости, как от тебя, ни от кого не видала...
- На том стоим, - самодовольно усмехнулся воин-слав Гарпогар. - В том и первая повинность истинного рыцаря перед дамою, чтоб не отпускать ее от себя, пока выше горлышка счастьем не переполнится.
- Ну и всех переполнял?
- Да вроде... - и тут по сердцу скребнул остренький коготок: ох, не всех ведь...
Он мотнул головой, отгоняя смущавшее его воспоминание, и поднял приятно млевшую руку, чтобы поиграть много-численными бусами, разлегшимися по необозримой, как разлившееся озеро, груди. Последним, на что наткнулись его пальцы, был жесткий плетеный ободок тоненького ошейника.
- Да ты что, телеска невыкупная? - изумился он. - За что?
- Не бери в голову, сладость моя, - промурлыкала она, наклоняясь к нему и зарываясь лицом в белоснежные его кудри. - Я ведь тешить тебя наряжена, а не слезу давить. Да и ночи почти не осталось...
- А ты не уходи, у меня еще одна впереди темнеется, вот ты и посветишь мне, как солнышко.
Она вдруг зашлась низким, басовитым хохотом:
- Ой, сказал! Где ж ты черное солнышко-то видывал?
А он вдруг изумился мысли, которая чуть было не сорвалась у него с языка: он ведь на своем веку видел уже три разных солнышка, не считая тех блеклых ночных, что гуляли над Бирюзовым Долом...
- Рассказала бы про себя, - торопливо проговорил Харр. чтобы не начать болтать лишнее. - Я ж не знаю, как и величать-то тебя.
- Мать Ласонькой нарекла, теперь вот Ласухой кличут... А вот про долю мою женскую ты тоже первый спросил. Только с чего бы?
- А дочка у меня на выданье, - с привычной легкостью соврал он. - Вот и вертится на уме, как-то у нее жизнь обернется. Тем паче, в своем стане женихов завидных нет, кто не в летах, кто домом не крепок. Наш амант стеновой и рад бы породниться, да малец у него еще соплив да своенравен... А тут как?
- Про Мохового не думай - сын один, да золотушный, потому как батюшка его мхами подземными вконец затравлен. Не жильцы оба. У Лугового девки две. Озерный сам холост, жену приглядывает, но только ты и думать о нем не моги: четырех жен в озеро спустил, рыбий хрящ!
- Да ты что? И ему позволили?
- А кто запретит? Он и сам, точно зверь-блёв, каженный раз слезами обливался: мол, самым дорогим жертвую! То рыбий недород - он первую свою сгубил; потом озеро зеленью гнилой пошло - он и вторую притопил; не помню уж, за что третью, а четвертую вот только что, чтоб лихолетье прекратить. Последняя-то жена нашей мудродейке сестрой приходилась, вот и разошлась вещунья, напредсказывала, да на свою же голову.
- Ну спасибо, упредила.
- Если что еще - спрашивай, я ведь много шепота межперинного наслушалась...
- Мне тот шепот ни к чему, у нас теперь всего одна ночь с добавочной утрешней, так что не будем отвлекаться!..
Больше и не отвлекались - все, что нужно было, начальник караванной стражи уже намотал на ус. Когда совсем рассвело и проворный телес втащил переполненный поднос с утренней снедью, прошептал Ласоньке на ухо:
- Я отлучусь ненадолго по службе, а ты отоспись, а потом приведи сюда менялу купецкого, у которого уборы женские да побрякушки всякие водятся.
Она радостно закивала; мол, будь спокоен, а я уж расстараюсь, поскольку чую - и мне перепадет... Перепало. Когда, вернувшись, он зашел в комнату, в глазах зарябило от блеска и пестроты украшений, разложенных прямо на заправленной постели. Харр выбрал для Махиды трехрядное ожерелье из лиловых озерных ракушек; нижний ряд был дополнен подвесками из некрупных рыбьих пузырей, крытых тоненьким слоем здешнего голубища - по нему, пока не просохло, насыпали рыбью чешую, которая влипла намертво и теперь переливалась звездным блеском; Мади он сразу присмотрел скромную ниточку неровных желтоватых жемчужинок, которые здесь никто за монетки не считал. А когда очередь дошла наконец до Ласухи, ожидавшей своего череда в углу, она сразу же наложила смуглые ладони на массивные наушные подвесы в виде огненно-алых колец, повитых золотой питью; оглянулась на Харра - можно ли?
Харр кивнул: можно. Подвесы оказались что-то непомерно дороги, но воин-слав торговаться не привык. Сделку обмыли за казенный счет, и меняла убрался довольный донельзя. Пребывание в Межозерье завершалось, и до Харра доносилось поцокиванье копыт последних горбаней, которых выводили из внутреннего дворика гостевой хоромины. Странствующий рыцарь, отоспавшийся и отъевшийся рыбой, которая на Тихри была так редка, что считалась исключительно княжеским лакомством, предвкушал роскошную ночь; собственно говоря, так и было - но до первых звезд. А потом все обрыдло. Он вспомнил узкую, как у кувшина, горловину залива, куда со свирепым напором старались пробиться серые озерные волны - проникнув туда, они сразу утишались и едва доплескивались до берегов, усмиренные, безопасные, огражденные поносной зеленоватой каемочкой спущенных в воду помоев.