Он скинул на пол провонявшую потом одежду, повалился на трудовое девкино ложе и, едва прикрыв чресла ласковой шкуркой, захрапел на добрые десять дворов.
Пробудился он от щекочущего ноздри запаха - со двора тянуло жареным мясом, обильно приправленным незнакомыми пряностями. Первое, что бросилось ему в глаза, - ведерный кувшин, стоящий возле постели, и только потом - сама хозяйка дома, сидящая на пороге, подставив лицо солнышку. Три ряда новеньких блестящих бус отягчали ее шею.
По тому, как чутко обернулась она на слабый шорох, как кинулась к нему ластушкой, как заплескались по его телу тревожные ладони - не ласкали, а бережно выискивали следы недавнего смертоубоища, - Харр почувствовал что-то новенькое: кажись, перестала она видеть в нем гостя захожего, обнимала как мил-друга ненаглядного. Повысила в звании, одним словом. Харр запустил пальцы под туго заплетенные косички, заглянул в чуть косящие лютиковые глаза:
- Ну как, допросил тебя амантов малец?
Нижняя, и без того сочная губа выпятилась, носик, блестящий, точно обжаренный желудь, забавно сморщился:
- Так это кто кого допрашивал...
Харр только головой покачал:
- Ох, стервушка, малолетка не пожалела!
Махида так и вскинулась - взыграла профессиональная честь.
- А я что делала? Токмо и жалела. Погоди, он еще ко мне по воле вольной придет-прибежит, как подрастет чуток... - и запнулась, спохватившись.
- Да ладно, не оправдывайся, - он притянул ее к себе, и это движение тут же отозвалось в каждой пяди его тела памятью о недавних боевых тяготах; и тут же, как тень от блеска оружного, из той же самой боли-бремени поднялся неподвластный разуму черный хмель самой что ни на есть звериной похоти. И почему это каженный раз после драки вот так разбирает, ну прямо хоть к ножнам прикладывайся?
Но только ножны, слава Незакатному, не потребовались - Махидушка была уже под боком, стелилась, шелопутная, точно травушка шелковая...
Все путем. Чести не навоюешь - сласти не сподобишься.
Только вот со второй переменой на застолье любострастном заминка вышла не ко времени припорхнула Мади:
- Во всем стане кличут... Ой.
- На дворе погодь! - гаркнула на нее подруженька.
Похоже, не впервой было рокотанщиковой внученьке вот так пичугой пуганой вон вылетать. Может, и прав был ее сивый дед, что заказал ей дорогу на блудный двор?
- Ладно уж, - сказал Харр, натягивая порты. - Самой, поди, не терпится амантовыми подарениями похвастать! Эй, умница, иди, полдничать будем.
Мади появилась как ни в чем не бывало, даже не покрасневшая, уселась на привычном месте, глядя сладкоголосому рассказчику в рот - не за угощением пришла, за сказками.
- Ну, так что там во стане твоем сказывают? - упредил он ее - пусть сама язычок разомнет.
- Что ты, господин Гарпогар, звезду-лихолетицу пригасил, что войско несметное порубанным по воде спустил, что дары бесценные за то от всех трех амантов получил...
- Как же! - взвилась Махида, за минуту до этого готовая похвастать небывалым богатством, в котором была хоть и малая, но и ее личная и вполне заслуженная доля. - Держи карман - дары! Горстка грошиков да урыльник с вином прокисшим...
Про грошики-то он, между прочим, впервые услышал.
- И по воде, право дело, не всех-то спускать было надобно. Пару-другую и в куст можно было закинуть, до утрева. Махиду уже понесло, удержаться она не могла. - А сейчас мы бы их достали - в проулках-то, поди, ни одного поганца пришибленного не осталось!
- Уже подобрали, - вздохнув, согласилась Мади. - В одном тупичке только и нашли вроде, так там несколько старух сцепились...
- Стойте, стойте, девки. - Харр потряс головой, стараясь представить себе, о чем речь. - На хрен мне дохлые подкоряжники?
- Тебе, может, и в лишку, а я за амантовым столом не сиживаю, так что стащила бы их к свинарям, мне за то к Белопушью, может, цельная свиная нога перепала бы. А не то и поросенок.
- Не понимаю, - искренне признался Харр. - Что, свинарям мертвяки прислуживают?
Обе подружки так и прыснули.
- Во-во, прислуживают, - подтвердила Махида, утирая губы тыльной стороной ладони. - В котле поганом. Свинари их порубят и чушкам наварят. Не пропадать же добру.
Слава Незакатному, пополдничать он не успел. А то прибирать бы Махиде свою халупу...
- Это кто ж у вас моду такую завел - людей свиньям скармливать?
Мади по обыкновению округлила золотые свои безмятежные глаза:
- Но ведь это не люди, господин мой! - и это таким детским, чуточку назидательным тоном, каким она могла бы сказать: "аманту надо кланяться" или "не сопливь два пальца - для этого зеленый лист надобен".
Харр почувствовал, что звереет.
- Я, между прочим, тоже не с неба свалился, из лесу пришел, даже хуже того - из болота поганого, бескрайнего; так что, может, и меня сонного порубить да скотине стравить, чтоб жиру поболе нагуляла? А? Кто человеком родился, тот человечьим прахом стать должен, потому как одинаково солнце светит и сыну амантову, и подкидышу лесному. Равны они перед богом Незакатным. В людской судьбе своей они рознятся, это правда, и от рождения до смерти каждый волен себе дорогу выбирать, но уж если пресекся путь его, нечестивый или праведный, - верни кости земле, чтоб солнце ясное их не видело, тленьем смрадным не гнушалося; смерти ночь предоставлена...
- А как же рыба? - невинным голосом спросила Махида. - Сам же принес, сам и потребил. А в ручье-то кто не топ!
Харр прикусил язык - а ведь права была девка. И медвежатинкой он лакомился, а медведь, с тех пор как на нем ездить перестали, совсем одичал, из лесу выкатывался и не токмо скотинку да ящеру придавливал, а и человечинкой пробавлялся.
Оттого что немудреная задачка засела в мозгу, как орех ядреный, который пальцами не расколоть, Харр рассвирепел окончательно.
- Ни ручью, ни рыбине слизкой ума-разума не дадено! - рявкнул он, остервенело вбивая левую ногу в правый сапог. - А человека бог на то и тварью мыслящей сотворил, чтобы он честь и совесть имел, чтобы он видел глупость несусветную в обычаях стародавних, чтоб имел понятие о том, что такое грех непрощаемый...
Он вдруг осекся, потому что сторонней мыслью оглядел и оценил себя как бы глядючи чужими глазами. Да солнцезаконник, и только! И как слова-поучения у него складно полились, просто диво! Никогда за собою такого не числил. Сказки-байки сказывал, это был его хлеб; но вот проповеди читать, да кому девкам куцемозглым! Срам. На каждой дороге свои законы-обычаи, и не ему их перекраивать; вот и тут - наскучат ему Махидины ласки-милости, встряхнется он, как горбатый кот, ручей переплывший, и снова айда в дорогу, и на кой ляд ему заботой маяться о том, что у него за спиной остается!
Он рванул с распялочки почищенный камзол, так что невидимые днем пирли посыпались вниз, расправляя спросонья свернутые крылышки.
- Чтобы духу свинины в этом доме не было! - он выкатился на улицу, пожалев только, что не было в халупах тутошних навесных дверей: так бы хлопнул, что живая кора от стволов отскочила бы.
Махида тревожно засопела, прислушиваясь к тому, как затихают чавкающие по непросохшей грязи Шаги мил-друга ненаглядного.
- Ох, Мадюшка, отвадишь ты моего...
- Ты ж сама про рыбу удумала!
- Что я скажу, то мне ночью простится. Разговорчивый он больно, так я ж не встреваю! Вон надумал: равные все под солнышком. Ха, держи карман! Выходит по-евоному, если в Лишайном лесу сучка подкорежная кутенка синюшного скинет, так он равен будет тому младенчику, какового ты, к примеру, родишь?
Мади вздрогнула, точно ее кольнули под ребрышко.
- А я о птенчиках-пуховичках думаю: если вылупятся они у зарянки-звонницы в Лишайном лесу - и в гнезде на твоем дереве; так ведь не только солнышко теплое, ты сама, Махида, не отличишь, какой откуда...