- Да уж, набрал он сволочи, - вздохнул по-Харрада, вспомнив страшную находку на лесной тропе. - Так что лучше бы этой лампаде поднебесной притухнуть так же скоренько, как она и зажглась.
- Да кто б не рад! - закивала Махида, утирая ладошкой нос - тоже, поди, Гатиту-покойницу вспомнила. - Только звезды-то далеко, руками не дотянешься; вот и нету на них аманта.
- А ежели б был? - снова не удержался от вопроса Харр.
- У-у-у! Был бы звездный амант - он уговорил бы ее с неба сойти, хоть в глубь озерную, хоть в прорву ненасытную, куда неуправных неслухов кидают. На худой конец - припрятал бы за тучку-облачко.
Харр почесал за ухом. Заковыристое словцо свербело у него в памяти, точно в носу перед чихом. Амант. У простого люда он его не слыхивал. Но вот где... И тут память подсказала: так именовали своих полюбовников стоялые караванницы.
Но тогда как понять: "стенной амант"? Прямо на стене городской он, что ли?..
- Садись, господин мой. Махида вынесла из своего жилища толстую плетенку, швырнула на землю. - Готова похлебка, а до утра стылого еще ох как далече... Подхарчимся впрок, а там поглядим, кто первый сомлеет.
Харр, присаживаясь, даже крякнул и руки потер - уж оч-чень радужная открывалась перед ним перспектива.
- Сговорились, значит, - он принял от нее тяжелую дымящуюся чашу на подчашнике и еще малюсенькую чашечку-хлебалку - помогать себе, если что на дне останется. - Стало быть, гожусь я тебе в аманты, а?
Она так и подскочила, всплеснув руками - хорошо, котелок успела возле очага примостить. Бросилась к выходу, сунула встрепанную голову в узкий створ - не подслушивает ли кто? Ид соседних хижин доносились неразличимые голоса, тоненько верещал младенец, где-то цокали деревянные колотушки. Обычный шум караванного становища, где никому нет дела до соседа.
- Ты чего всполошилась? Боишься, уведут меня у тебя из-под носа?
Она неожиданно злобно сверкнула на него косым глазом - видно, отразился зеленый луч:
- Ну тебя-то я никому не отдам ни добром, ни по-худому, - уверенно возразила она. - Да и сам не уйдешь. А вот называть себя званием господарским - грех. Смотри, друг сердечный мой смоляной, прилипчивый, как бы тебя неуправным не объявили! В нашем стане, как в любом законном сельбище, три аманта - у нас это ручьевый, лесовой да стеновой. Других быть не может.
- А не у вас?
- В Межозерном стане - сам понимаешь: озерный, луговой и моховой, в Серогорском - ветровой, огневой да белорудный. А звездного нигде нет, это я тебе точно говорю. Между прочим, я сама в подданных у лесового аманта состою, он у нас наиглавнейший, - добавила она с гордостью.
Странно все это было слушать - аж голова кругом шла.
- А с чего это ты меня никому не отдашь? - игриво проговорил он, чтобы перевести разговор на понятное.
- Так ты ж мне еще ничего не подарил!
Ах ты, шельма, скряжная! Только он и таких видал-перевидал.
- Сказано - завтра!
- Да чем завтра-то разживешься, господин мой? Вот ежели в лихолетцы подашься, так сразу щитовые получишь. Да тебе и пути другого нет. Ишь, нож-то у тебя какой длиннехонький, тебя с ним враз возьмут!
Он задумчиво почесал правую бровь - вот тебе и свобода! От его движения роившиеся стрекозы прянули в стороны, отражая крылышками звездный свет.
- Как же мне в лихолетцы-то идти, ежели сама знаешь, каковы они нравом?
Махида криво усмехнулась:
- Зато ты ж лучше всех будешь!
Тоже мне утешила. Он досадливо отмахнулся от назойливой мухи-стрекозы, выплясывающей у него перед носом замысловатый насекомый танец. Раздалось злобное жужжание, и летучая тварь мгновенно оделась туманным облачком, точно завернулась в ватный кокон; изнутри он начал наливаться бледным светляковым мерцанием.
- Не трожь мою пирлипель! - заверещала Махида. - Она же счастье приносит!
- Это я тебе теперь буду счастье приносить, - заверил ее Харр по-Харрада, тихрианский странствующий менестрель.
II. Сам себе рыцарь
Город - если это можно было назвать городом - разочаровал Харра раньше, чем он успел добраться до массивных зеленых ворот. Хижины и шалаши самых различных конструкций (жилище Махиды было еще одним из наиболее благоустроенных) образовывали невероятный и местами совершенно невыносимо пахнущий лабиринт, в котором его обитатели скрывались раньше, чем он успевал спросить дорогу. Чуткий слух музыканта уловил, что из плетеной хибары, кое-где помазанной глиной, доносится мелодичное позвякивающие. Он невольно задержал шаг. Бряканье прекратилось, и в дверном проеме показалась подслеповатая бабка с ниткой ракушечных бус. Харр решил, что на первый раз и это сойдет.
- На что, старая, сменяешь свое сокровище? - спросил он, наклоняясь к ее уху.
Бабка довольно долго стояла, вперив остекленелый взгляд в пряжку на его штанах, потом медленно поднесла ко рту указательный палец и принялась выразительно его жевать.
- Ага, - сказал Харр, - понял. Ты пока это припрячь для меня, а я как что-нибудь добуду, так вернусь.
Бабка внезапно швырнула ему бусы под ноги - хорошо, пыль да палая листва лежали толстым слоем, ничего не разбилось - и юркнула обратно в хибару.
- Я сказал - вернусь, долг отдам, - заверил Харр, пригибаясь к черной дыре входа.
Оттуда донесся тоненький вой.
Вот бестолковая хрычовка, всю округу на ноги подымет!
И точно, подняла. Два охламона с зеленоватыми тарелками, которые они прижимали к животам, выросли у него на пути. Рыжеватые волосы, спускавшиеся до самого переносья, и бегающие глазки цвета стоячей гнилой воды напомнили ему мордочки горных обезьянок. Против таких и меч обнажать невместно, да и начинать пребывание в городе с драки совсем не хотелось.
- А ну, брысь! - лениво проговорил он и выставил вперед кулак.
Первый кинулся охотно и доверчиво, Харр крутанул кулаком, делая обманное движение, а левой приложил недотепу в ухо - тот безмолвно сунулся мордой в пыль. Другой оказался серьезнее и выхватил было нож, но это не прошло Харр, расставив ноги, перехватил его запястье и изо всех сил дернул на себя и вниз, так что нападавший головой вперед влетел ему точно между колен. Харр стиснул его, так что заскрипели голенища высоких белых сапог, и обеими руками врезал по тощему заду - надо сказать, мяса на гузне совсем не было, аж руки об кость отбил. Отпихнул горемыку и пошел прочь, не оглядываясь понимая, что эти не только не нападут, но и не пикнут.
Наконец добрался он до городской стены и, петляя и спотыкаясь на кореньях и пнях, пошел вдоль нее, похлопывая ладонью по чуточку влажной, старательно отполированной поверхности. Такой камень попадался и на Тихри, говорили, что берут его в неведомо где расположенных Медных Горах; раза два Харр видал вырезанные из него нагрудные знаки, один раз - чашу, но чтобы стены из него класть - о таком и мечтать было немыслимо. Но - вот она, стена, да еще и без единой трещинки, и узор прожилистый, витиеватый, точно нарисованный. Дивно.
Так, дивясь, и добрался он до ворот. Видно, никогда они не запирались даже створки не были навешаны - а представляли собой две прямоугольные прорези в стене, первая, узкая и высокая, была увенчана золотой короной, сопряженной из тонких обручей со звездою на тоненьком шпиле, вторая была пошире, и над нею в таком же широком окне безмолвно застыл громадный колокол. Два золотых рога с широкими четырехугольными основаниями и загнутыми в разные стороны концами поразили его еще вчера, когда он разглядывал все это сверху.
Харр покрутил головой, не переставая изумляться обилию золота и бесценного камня, потом поддернул перевязь с мечом и шагнул в проем под сверкающей короной.
И тут же дорогу ему заступили двое. Он сразу понял, что эти - не чета прежним неумехам, а люди служивые и обученные, что видно по одинаковым прямоугольным щитам, зеленым кольчугам и плетеным круглым шапкам. Да и щиты-то были сплетены... Тут у него аж челюсть отвисла: и кольчуги, и голенища сапог - все было сплетено из узких полос того же зелено-узорчатого камня. Только двигались стражники так легко, словно камень был невесом, точно лист древесный. Ворожбой, что ли, камень мягчили?..
Пока он прикрывал рот и старался согнать с лица глуповато-восторженную ухмылку - в том-то ведь и радость странствий, чтобы поболее чудес повидать на коротком веку! - один из стражников бесцеремонно ткнул его в живот рукоятью короткого меча, как бы веля отступить; другой, не тратя лишних слов, большим пальцем указал на соседний вход. Харр только руками развел не знал обычая, так что не обижаюсь, да и вы за обиду не сочтите. Сам же, отступая влево, откинул полу кафтана, где за поясом был припрятан джасперянский нож. Если придется биться с двумя противниками, то неплохо, чтобы обе руки были оборужены, спасибо, Флейж научил. А что драться придется, он не сомневался - пока он шаг влево делал, те оба, как пить дать, мечи свои куцеклювые изготовили...
А ничего подобного. Когда он ступил в подколокольные врата, оба воина стояли, обернувшись к нему спиною, и вполголоса перебрасывались шуточками еще с тремя товарищами, почти неотличимыми от них в своих плетеных доспехах. Те и совсем небрежно службу правили: сидели на земле, прислонясь к нагретой солнцем стене.
- Эй, ты, закоптелый, - дружелюбно бросил один из сидевших, и Харр понял, что обращаются к нему. - Где щит-то потерял?
Он повернул голову - небрежно, но не заносчиво:
- Пропил! - и лучезарно улыбнулся.