- Вы так думали? - переспросил Магистр. - Ну, тогда я не возражаю. И вообще дело не в названии, а в существе.
- Но от этого "существа" вы существенно пострадали, - хихикнул Нулик. Треугольный плот ударил вас по голове.
- К счастью, тупым углом, - успокоил его Магистр. - Впрочем, когда ударяешься головой об угол, тут уж некогда вычислять, сколько в этом угле градусов.
- Конечно, конечно, - согласился Сева. - При этом и муссоны с саваннами не трудно спутать.
Магистр возмущенно замахал руками:
- Ну нет! Этого я ни при каких обстоятельствах не забуду! Муссоны - это лесостепи... в тропических странах...
- Лесостепи - это как раз саванны, - возразил Сева.
- А я что говорю? - удивился Магистр. - Саванны - это лесостепи, а муссоны - ветры, которые все время меняют направление.
- Не все время, а только два раза в год, - уточнил Олег. - Летом муссоны дуют с океана, зимою - с суши.
Магистр посмотрел на меня озадаченно:
- Не кажется ли вам, что это несколько неудобно? Школьники поправляют Магистра!
- Не только школьники, - сказал я, многозначительно улыбаясь, - но и школьницы. Я это к тому говорю, что вы, помнится, весьма недоверчиво относитесь к женщинам-математикам.
- Ах, не вспоминайте об этом, - смутился Магистр. - То было какое-то непонятное заблуждение.
- От имени женщин охотно прощаю вас, - сказала Таня. - Ведь вы так мило признаете свои ошибки!
- Ах так? Вы меня прощаете? В таком случае, я признаюсь вам еще кое в чем. - Магистр понизил голос. - Только пусть это останется между нами. Видите ли, я так до сих пори не понял, кто были те женщины, с которыми я познакомился на карнавале.
Мы не оставили Магистра в неведении, и очень скоро, благодаря нашим объединенным усилиям, он узнал, что первой в истории женщиной-математиком была Ипатия, дочь весьма известного математика Теона. Жила Ипатия в Александрии в IV-V веках нашей эры. То была очень красивая, обаятельная и широко образованная женщина. В школе неоплатоников (последователей философа Платона) Ипатия преподавала математику, астрономию и философию. Она была прекраснымлектором и славилась красноречием. Кроме того, Ипатия была талантливой писательницей и к тому же деятельно участвовала в общественной жизни своего государства. В обществе ученых мужей она держалась как равная, с большим достоинством. Удивительная женщина! И кто бы мог подумать, что ее ожидал такой ужасный конец! Дело в том, что Ипатия была язычницей, и это навлекло на нее гнев христиан. Однажды, когда она возвращалась домой, разъяренная толпа по наущению епископа Кирилла напала на нее. Ипатию вытащили из повозки и растерзали...
При этом известии Магистр ужасно расстроился. У него даже слезы выступили на глазах, и я поспешно перевел разговор с Ипатии на Софи Жермен.
Софи жила на четырнадцать веков позже Ипатии, во Франции. Уже в юные годы она заинтересовалась математикой. Чтобы изучить труды великого Ньютона, написанные на латинском языке, Софи в совершенстве изучила этот древний язык.
- Ага! - воскликнул Магистр. - Так вот почему она приветствовала меня по-латыни!
Наставниками Софи Жермен в математике были многие известные ученые того времени и в первую очередь - великий французский математик Жозеф Луи Лагранж.
Софи Жермен интересовали самые разные вопросы, касающиеся и математики и механики. А прославилась она главным образом тем, что разработала теорию изгиба пластинок.
- Надеюсь, не патефонных? - озабоченно спросил Магистр.
Все расхохотались.
- Что вы, Магистр! - воскликнул я. - Ведь при Софи Жермен о патефонах и речи не было! Однако и патефонные пластинки можно рассчитывать на прочность по формулам Софи Жермен. И всякий, познакомившись с этими формулами, сразу поймет, что садиться на пластинки очень рискованно... Кстати, за труд о пластинках Софи Жермен получила премию Французской Академии наук.
- Замечательная женщина! - умилился Магистр.
- Совершенно с вами согласен, - поклонился я. - Учтите, что она была не только талантливым ученым, но и превосходным, отзывчивым человеком. Когда друг ее, знаменитый немецкий математик Карл Фридрих Гаусс, очутился в затруднительном материальном положении, Софи Жермен собрала нужную сумму денег и спасла его от разорения.
- А я даже не поблагодарил ее за это! - огорчился Магистр. - Ведь великий Гаусс - мой коллега... Однако что же было дальше?
- Дальше? Дальше вы очутились в гостях у нашей прославленной соотечественницы Софьи Васильевны Ковалевской. Как известно, Софья Васильевна родилась в Москве, но детство провела в имении отца, генерала Корвина-Круковского, в селе Палибино, Витебской губернии.
- Несчастный генерал, - вздохнул Магистр. - Нуждался, вероятно, бедняга!
- Почему вы так думаете? - удивился я.
- Как "почему"? Ведь у него даже не было денег, чтобы оклеить детскую комнату обоями! Иначе, зачем бы он пустил вход учебник математики?
- Уверяю вас, бедность здесь ни при чем, - возразила Таня. - А математические обои сыграли огромную роль в жизни маленькой Софьи.
- Читая ежедневно свою "стенгазету", она изучила высшую математику, добавил Олег. - Ведь это были лекции крупнейшего русского математика профессора Остроградского.
- Скажите какая одаренная девочка! Сама разобралась в лекциях Остроградского! - сказал Магистр, растроганно покачивая головой.
- И все же, несмотря на всю свою одаренность, поступить в университет Ковалевская не смогла, - продолжал я. - Ведь в царской России женщины туда не допускались. И вот девятнадцатилетняя девушка покидает родину. Она едет учиться за границу, к замечательному математику Карлу Теодору Вильгельму Вейерштрассу.
Вейерштрасс принял ее недоверчиво. (При этих словах Магистр смущенно заерзал на стуле. "Что делать, - успокоил я его, - ведь и великим людям свойственно ошибаться!") Желая отделаться от Ковалевской, знаменитый ученый предложил ей решить несколько труднейших математических задач, которые и законченным-то математикам не всегда под силу.
- И она с ними справилась? - спросил с надеждой Магистр.
- Блестяще справилась! Тогда Вейерштрасс согласился стать ее учителем, и ему не пришлось в этом раскаиваться. Софья Васильевна стала известным профессором математики. Правда, не в России, а на чужбине - в столице Швеции, Стокгольме.
- Ковалевская, как и Софи Жермен, тоже была удостоена премии Французской Академии наук, - напомнил мне Олег.
- Да, да, и, ввиду большой ценности представленной ею работы, премия даже была увеличена. А через год Ковалевская получила еще одну премию, на этот раз Шведской Академии наук... А вы говорите, женщины и математика - две вещи несовместные...
- Конечно, это было безответственное утверждение! - признался Магистр. Но согласитесь сами, разве нестранно, когда солидная женщина все время вертит над головой какой-то шарик на ниточке?
- Но в этом шарике все дело! - воскликнул я. - Софья Васильевна как раз за то и получила обе премии, что исследовала вращение твердого тела вокруг неподвижной точки! Магистр задумался.
- Так, так, так... Допустим... Ну, а роман? Роман, который она мне подарила с такой трогательной надписью? Разве солидный математик станет писать романы?
- Но что же в этом плохого? - спросил Сева. - Ковалевская была разносторонним человеком. Помимо математических трактатов она писала повести, романы, пьесы...
- Хорошо, хорошо! - замахал руками Магистр. - Вы меня убедили: я познакомился с тремя замечательными женщинами-математиками. Но четвертая... как ее...Гортензия. Она-то уж наверняка никакого отношения к математике не имеет!
Вынужден вам возразить, - сказал я. - Гортензия Леппо была первоклассным вычислителем. Ее имя навсегда связано с кометой Галлея.
Магистр расхохотался:
- А я-то думал, что в приветствие вкралась опечатка и что телеграмма не от Галлея, а от Галилея.
- Никакой опечатки! - заверил я. - Эдмунд Галлей, близкий друг Ньютона, вычислил орбиту кометы, которая появилась в 1682 году. И комета эта справедливо названа его именем. Оказалось, что это та самая комета, которую астрономы наблюдали еще в 240 году до нашей эры. Вскоре после Галлея французскому астроному и математику Алексису Клоду Клеро удалось вычислить период обращения этой кометы. Оказалось, что она должна возвращаться к нам через каждые 76 лет...