Сарина все больше убеждалась, что любовь Чена и Мэй – это роковая любовь. Чен и Мэй оба во власти темных сил. Плотская любовь между хозяином и слугой испокон веков допускалась в Китае, если только женщина не считалась «плохой», чем могла понизить статус мужа и его потомков.
Позволяется это или нет, но двадцатидвухлетний Чен никогда не сможет жениться на Мэй, потому что он уже обручен с Лао Куатай – старшей дочерью Лао Хунханя, владевшего большой чайной плантацией по соседству с имением Во. Назначить официальный день свадьбы было лишь делом времени. Единственное, что мог сделать Чен, – так это поступить с Мэй так же, как его отец двенадцать лет назад поступил с Ли, – взять в наложницы.
– Мисс Пейдж, – раздался у нее над ухом чей-то шепот.
Сарина от неожиданности чуть не оступилась. Прижав указательный палец к губам, Чен поманил ее к себе.
Он взял ее под локоть и быстро провел через холл в ее спальню.
– Теперь вы все знаете, – произнес он по-прежнему шепотом, и Сарина кивнула. – Как лунный свет открыл вам нашу тайну, так он же сообщил мне о вашем присутствии.
– Вы пришли из опасения, что я могу рассказать вашему отцу о том, что я видела? – спросила она тоже шепотом.
– Я знаю, что вы скорее будете верны ему, чем мне, – ответил Чен, – но я также надеюсь, что вы, возможно, сохраните наш секрет. Я пришел сюда, мисс Пейдж, не для того, чтобы умолять вас ничего не говорить отцу, а для того, чтобы вы не думали плохо о Мэй.
– Не думала плохо о Мэй? – вздрогнув, повторила Сарина и обрадовалась, что он так заботится о репутации девушки.
– Она служанка, приученная во всем подчиняться воле хозяина. Но вам следует знать, что она никогда не приходила ко мне, как прислуга, по приказу, а только по своей воле и из любви ко мне. Она любит меня, и я тоже ее люблю, но она осталась нетронута и чиста.
Значит, их любовь вовсе не плотская. Не сумеречная страсть, остывающая при дневном свете.
– Не бойтесь за нас и, более того, не жалейте нас, – добавил он. – Мы знали о всех преградах, прежде чем решились переступить границу, нас разделяющую.
– Как давно вы тайно встречаетесь? – спросила Сарина.
– Два года, – ответил Чен. – Мэй было всего десять лет, когда ее отец продал ее в Кантоне нашей семье как кухонную прислугу. Он был бедным фермером, а Мэй – младшей из двенадцати детей. Хотя ее учили петь и она одна из самых почитаемых певиц города, именно в нашем доме, а не в чайных Кантона звучит ее волшебный голос. Я просыпаюсь каждое утро от ее чудесного пения, и последний звук, который я слышу перед сном, – это песни, которые она поет в музыкальной комнате моим родителям. От кухонной прислуги она поднялась до прислуги в гостиной, а в прошлом году стала личной служанкой моей матери, и это настоящая честь, потому что Мэй всего восемнадцать.
Сарина была благодарна Чену за рассказ, но все же не удержалась и спросила:
– Но, Чен, вы же обручены с кем-то?
Он опустил глаза.
– Я знаю, что должен следовать воле отца и жениться на женщине, которую он для меня выбрал. Это гложет меня день и ночь. Думаете, я не понимаю важности этой женитьбы? Наши семьи смогут укрепить могущество своих предков. И как послушный сын, я должен склониться перед этой традицией, мисс Пейдж, но в моем сердце живет только Мэй и будет жить вечно.
– Если вы ее так любите, почему вы не ходите вместе с нами в музыкальную комнату? – спросила Сарина. – Во всяком случае, вы находились бы рядом с ней и могли слушать, как она поет.
– Но как же мне усидеть на стуле, сохраняя уважительное молчание, когда Мэй поет о нашей невозможной любви? – воскликнул он. – Как мне вынести слезы на ее щеках, зная, что они снова прольются при нашем очередном расставании? Как мне удержать себя от желания обнять ее и успокоить обещаниями, которые я не могу выполнить? Нет, мисс Пейдж, находиться рядом с ней на глазах у других – это слишком большой риск.
Силы внезапно покинули Сарину, и она опустилась на стул. Несколько минут никто из них не произносил ни слова, затем Чен потянулся к ней и взял за руки.
– Могу ли я надеяться, что наш секрет в надежных руках, мисс Пейдж? – спросил он.
Сарина кивнула.
– Конечно, Чен. – Даю вам слово, что сохраню это в тайне.
Он благодарно прижал к губам обе ее руки.
– Да благословит вас Бог, мой друг, – прошептал он взволнованно. – Теперь я не сомневаюсь, что могу называть вас другом.
Он закрыл дверь так быстро, что Сарина даже не сообразила, что осталась одна. Она медленно принялась раздеваться. Устав настолько, что даже не смыла с лица рисовую пудру и румяна, она с горестным вздохом упала на кровать, ожидая, когда сон сотрет тревожащие ее образы, яркой чередой мелькающие в ее мозгу.
Она спала урывками, пробуждаясь и вновь проваливаясь в тяжелый сон. Огромная рука поднимала гигантский серебряный чайник, в котором она находилась, и выливала содержимое в золотую с синим фарфоровую чашку. Вокруг нее плавно покачивались серо-зеленые волны, искушая нырнуть под безмятежную поверхность чая. Но ветер вдруг переменился и начал взбивать на гребнях волн кружевную пену. В воздухе с легким хлопком лопались крошечные пузырьки. Волна накрыла ее с головой, и Сарина глотнула чай. Он был крепкий и горячий и обжег ей язык.
Чай становился все горячее. Еще немного, и он закипел, бурля пузырями и шипя, словно кто-то развел под ним огонь. Пар поднимался ввысь, обжигая Сарине щеки и вызывая слезы в глазах. Она заморгала и, слабея, поплыла к краю, как вдруг почувствовала, что кто-то плывет рядом с ней.
Сквозь влагу, затуманившую ей глаза, она не могла разглядеть лица этого человека, но прикосновение его руки давало прохладу и успокоение. Она задрожала, потому что эти руки, коснувшись ее плеч, скользнули по равнинам и холмам ее тела. С невыразимой нежностью они ласкали ей грудь, а затем прошлись вдоль живота все ниже и ниже. Ее ноги послушно раздвинулись. Сарину бросало то в жар, то в холод.
Ледяные губы искали ее поцелуя, и пар поднимался от их прикосновения. Они вместе нырнули под поверхность волн. Все глубже и глубже увлекаемые в спираль водоворота, они медленно кружились, опускаясь в темноту, – кусочек льдинки и ее раскаленное тело. Она вздохнула, ощутив, как ледяное лезвие пронзило ее, и, раскинув руки, окончательно сдалась, позволив своей душе распасться надвое.
Она проснулась от приятного ощущения: солнечные лучи давно наступившего утра разбрызгивали тепло по ее коже. Пока сон постепенно не развеялся, она не могла пошевелиться, но мозг уже начал твердить свое. Как он посмел вернуться в ее жизнь, когда она полагала, что навсегда забыла о нем? Как он посмел вторгаться в ее сны и во сне вторгаться в ее тело, как он это дважды делал наяву? Прижав ладонь к щекам, она ждала успокоения и чувствовала, что над ней снова жестоко надругались.
За завтраком у нее совсем не было аппетита, и весь день она не могла сосредоточиться. Чувствуя себя немного виноватой, она привела Лань Тай маленьких учениц в три часа вместо четырех и, снедаемая неотвязными мыслями, направилась к себе в комнату. Сарина упала поперек кровати и бесцельно смотрела в потолок, пока в обычный час не появилась Ин Хань, чтобы одеть ее к ужину.
Она мрачно сидела за столом, играя палочками, и нетронутый кусок жареной свинины покоился в ее чаше на горке остывающего риса. Есть все еще не хотелось, и она знала, что, если даже попытается проглотить мясо, оно застрянет у нее в горле и она задохнется. Утомительная трапеза тянулась медленно. Сарина сделала маленький глоток самшу, надеясь, что никто не заметит ее очевидной апатии. Несколько раз она ловила на себе озабоченный взгляд Чена, но за столом, как обычно, все молчали. Когда подавали десерт, Сарина почувствовала, что Ли смотрит на нее, и повернула голову, чтобы ответить на ее взгляд, но изящное личико под рисовой пудрой и арабской тушью осталось абсолютно бесстрастным.
Сразу после обеда Сарина извинилась и сказала, что пойдет к себе.
– Вы себя плохо чувствуете? – спросил Во, проводив ее до дверей и выходя вслед за ней из столовой. – Вы не притронулись к еде.
– Да, простите, – извинилась она, – но я очень устала и совсем не хочу есть.
– Может быть, прислать поднос вам в комнату и вы поедите позже?
Она покачала головой.
– Все, что мне нужно, – это немного поспать.
– Вы плохо спали ночью?
Эти вопросы начали раздражать ее.
– Боюсь, я все еще не привыкла к бамбуковой подставке для головы, – поспешно соврала она. – У меня от нее болит шея.
Он с упреком посмотрел на нее.
– Разве я не предлагал вам попросить перьевую подушку, если подставка для головы покажется вам неудобной?
– Я надеялась, что справлюсь с такой ерундой, – смущенно улыбнулась она.
– Вас можно похвалить за упорство, Сарина, – хмыкнул он, – но лучше бы вы согласились на маленькое поражение и спали спокойно.
– Я попробую в последний раз сегодня ночью и, если ничего не получится, обещаю утром попросить подушку.
– Отлично, договорились.
Казалось, он был доволен собой и проводил ее до подножия лестницы.
– Пусть боги даруют вам спокойный сон, которого вы так ждете, мой прекрасный лотос, – сказал он.
Но несмотря на его молитвы, Сарина снова лежала в постели без сна. По комнате блуждали темные тени, и, даже закрыв глаза, она видела их сквозь веки. В каждой из них она узнавала Дженсона, который манил и соблазнял ее, выполняя данное когда-то обещание. Неужели он вновь вкрался в ее жизнь, чтобы мучить и причинять боль? Всякий раз, приблизившись к ней, он соблазнял ее и исчезал. Если б он только мог остаться! Пока он не вторгся в ее сны, она считала, что сможет в любой момент отправить его в свое прошлое, ведь мир и покой дают только время и расстояние.
Ночные часы тянулись медленно. Тяжело вздыхая, она ворочалась с боку на бок в поисках удобного положения и провалилась в тягостный, короткий сон, лишь когда первые розовые лучи утреннего солнца заскользили по полу ее комнаты.
Днем, когда девочки легли спать, Сарина вышла из летнего домика и села возле крыльца на траву. Солнце согревало ее, а аромат азалий наполнял сладостью воздух. Ее веки отяжелели, и вялость охватила все тело. Уступая этой приятной слабости, она свернулась на траве калачиком, положила руки под голову и закрыла глаза.
Щекотно! Она поморщила нос. Решив, что это муха, Сарина машинально отмахнулась от нее, но ее продолжали щекотать. Она осторожно приоткрыла один глаз и, вскрикнув от неожиданности, сердито оттолкнула руку, водившую тонкой травинкой по ее щеке.
– Вы лежали с таким безмятежным видом, что я почти ненавидел себя за то, что беспокою вас, – сказал Дженсон, широко улыбнувшись, – но теперь, когда вы проснулись, я очень даже рад.
– А вы не хотите спросить меня, рада ли я?
– Вы рады?
– Не думаю, что вас интересует мой ответ.
– Как вам это удается, Сарина? – спросил он, усаживаясь на траву рядом с ней. – Днем девушка с Запада, вечером – с Востока. Вам это не кажется странным?
– Конечно, нет. Я меняю одежду, но остаюсь тем же самым человеком.
– Интересно, – размышлял он, покусывая травинку, которой только что щекотал ее.
– Неужели? – съязвила она. Как всегда, она мгновенно настраивалась с ним на обмен колкостями, но сегодня Дженсон, казалось, был настолько поглощен собственными мыслями, что потерял интерес к такой игре. Вспомнив их недавний разговор и то, как внезапно он покинул ее, Сарина не могла понять, зачем он снова нашел ее. Озадаченная, она смотрела, как ветер шевелит прядь посеребренных волос у него на лбу, и боролась с желанием убрать ее на место. Чтобы избавиться от искушения и занять руки, она стала обрывать крошечные лепестки с головки клевера.
– Я разволновал вас, Сарина? – спросил Дженсон.
– Вы преувеличиваете.
В ответ он запрокинул голову и рассмеялся. Как ей нравился его глубокий, гортанный смех, когда из уголков глаз разбегались крошечные морщинки и зубы сверкали белизной на смуглом красивом лице. Но она старалась не признаваться себе в этом. По крайней мере пока.
– Так зачем же вы здесь, мистер Карлайл? – требовательно спросила она, не в силах более смотреть на него.
Смех сразу умолк.
– Нам с Шукэном нужно обсудить некоторые дела, – ответил он, – и я предпочитаю встречаться с ним здесь, а не тащиться в его городскую контору. – Он заложил руки за голову и глубоко вдохнул ароматный воздух. – Так же как я люблю море, Сарина, я люблю проводить время за городом. Здесь есть такие места, которые дают мне особое чувство свободы, неведомое горожанам. – Он бросил на нее вопросительный взгляд. – Вы понимаете, о чем я говорю, Сарина, или ваши ноги теперь перебинтованы, как и у других здешних женщин?
Его вопрос снова рассердил ее.
– Вы же сами знаете, что это не так.
– Но есть много способов заковать себя, не прибегая к услугам бинтов.
– Что вы хотите сказать?
– Только то, что мне будет стыдно за вас, если вы выберете ту жизнь, которую предложил вам Шукэн.
– Но он открыл передо мной новый мир, – возразила она.
– Неужели? – Он смерил ее скептическим взглядом. – Он показал вам окрестности вокруг имения?
– Нет.
– Вы ездили в город?
– Нет.
– Знакомились с семьями соседей, живущих рядом?
– Нет.
– Значит, вы весь день учите его дочерей английскому языку, – с жаром произнес Дженсон, – вечером наряжаетесь, как изнеженная наложница, чтобы поужинать с его семейством, слушаете домашнее музицирование и говорите мне, что по-прежнему свободны?
– Конечно, я свободна! – нетерпеливо воскликнула она. – Почему вы всегда стараетесь вывести меня из себя?
– Наверное, это мой способ поддерживать ваш тонус.
– У вас на все найдется ответ, правда? – Кипя от негодования, Сарина села.
– Я ведь уже говорил, что отвечаю за вас, разве не так?
– Но я не нуждаюсь в вашей опеке.
– Конечно, не нуждаетесь, – со злостью произнес он. – Теперь у вас есть Шукэн.
– Прекратите! – крикнула она.
– Вам больше по нраву, если я замолчу? – рассердился он. – Скажите мне, Сарина, чего бы вы хотели? – Он наклонился над ней и прижал ее руки к земле. – Хотите, чтобы я прошептал вам что-нибудь? Или чтобы я просто смотрел на вас? – Он приблизил лицо, щекоча ей щеки теплым дыханием. Его взгляд ласкал ее тело так, словно он касался его руками. – Так лучше, Сарина? – хрипло прошептал он.
Она закрыла глаза, чувствуя, как знакомая нега обволакивает ее.
– Поцеловать тебя, Сарина? – тихо спросил он. – Ты ведь этого хочешь?
Она ощутила прикосновение его рта. Ее губы приоткрылись, влажные, ожидающие.
– Да, ты хочешь. Она едва дышала.
– Но у меня дела, и я уже отнял у тебя достаточно времени.
Сарина в изумлении открыла глаза и увидела, что Дженсон встает. Униженная, она осталась лежать на траве. Гнев и стыд сжимали ей грудь. Он снова нанес ей удар ее же оружием, подчинил своей воле, а она, как дурочка, сыграла роль сгорающей от желания девушки, послушно уступающей ему. Она села и отряхнула травинки, прилипшие к платью. Может, таким способом он наказывает ее? Она глядела на его удаляющуюся фигуру, кипя от ярости и желания.
К ужасу Сарины, когда они в привычный час появились с Во в столовой, напротив ее места за столом сидел Дженсон. В середине ужина он повернулся к Во и спросил, может ли он после концерта пригласить Сарину на прогулку по парку. Сарина со стуком положила палочки и бросила на Дженсона уничтожающий взгляд, но он этого будто не заметил. Она посмотрела на Во, чье обычно бесстрастное лицо не скрывало недовольства, уверенная, что он откажет Дженсону в его просьбе.
Во озабоченно наморщил лоб и сказал:
– Боюсь, в этом случае тебе придется возвращаться в город в тот час, когда становится небезопасно, мой друг, – сказал китаец.
– Меня это не беспокоит, – ответил Дженсон и нахально подмигнул Сарине. – Ради столь восхитительного общества стоит рискнуть.
– Конечно, сад очень красив в вечерний час, но днем ты смог бы полнее оценить его великолепие.
– Ну, Шукэн! – В голосе Дженсона послышался упрек. – Мисс Пейдж уже знает, как сад выглядит днем. А если тебя беспокоит ее безопасность в этот час, то уверяю, со мной ей ничто не грозит.
– Я в этом не сомневаюсь, – согласился Во, натянуто улыбнувшись.
Дженсон в притворном удивлении поднял бровь.
– Тогда, может, тебя волнует моя безопасность? Но мисс Пейдж, по-моему, не способна причинить мне зла.
Сарина вся кипела от бешенства, но язвительность Дженсона, похоже, поставила Во в весьма затруднительное положение. Пожав плечами, он решил положить конец этому разговору:
– При таком упорстве, мой друг, я теперь понимаю, почему тебе удается большинство рискованных начинаний. Конечно, ты можешь сопровождать мисс Пейдж в прогулке по саду, но не задерживай ее допоздна. У нее есть три очень важные причины, чтобы как следует выспаться.
Сарина посмотрела на Во. А она имеет право сказать хоть слово? Им не приходит в голову спросить, хочет ли она идти гулять с Дженсоном? Опять он все решил за нее. Трудно представить, что ждет ее в тенистом саду за стенами этого дома. Она заерзала на стуле. Мысли путались, тело наполнилось ожиданием, словно тысяча бабочек внутри нее, покидая кокон, неистово били бархатистыми крыльями. Чуть позже, дрожа от мрачных предчувствий, она нехотя оперлась на предложенную Дженсоном руку и вышла с ним из музыкальной комнаты.
Каменные светильники, расставленные через равные промежутки, освещали им путь крошечными бутонами пламени. В чернильной глубине ночи вспыхивали светлячки, а звезды чертили для них в вышине небесное послание. Влажная трава, как душистый ковер, смягчала шаги, и Сарине захотелось сбросить туфли и пробежаться босиком по ее мягкой губке. Чуть покачивающийся от ветерка жасмин окутывал Сарину ароматной пеленой и успокаивал волнение в груди. Они медленно брели по саду, и Сарине было все труднее не поддаваться очарованию ночи.
Она бросила украдкой взгляд на словно высеченный из камня профиль Дженсона и подумала: сможет ли она когда-нибудь его понять? Он перехватил ее взгляд, и Сарина поспешно отвела глаза.
– У тебя хмурый вид, – заметил он. – Ты могла бы хоть притвориться, что тебе здесь нравится.
– Но мне действительно здесь нравится, – возразила она.
– Разве ты не знаешь, что женщины на Востоке должны всегда радостно улыбаться, независимо от того, что они на самом деле чувствуют? – продолжил он, не обратив внимания на ее слова. – Боюсь, ты не сможешь стать хорошей наложницей, моя дорогая. Сарину словно хлестнули кнутом.
– Я не собираюсь становиться наложницей! Он снова бросил на нее скептический взгляд.
– Ты уверена?
Дурные предчувствия внезапно охватили ее.
– Конечно, тебе еще предстоит научиться доставлять удовольствие мужчине, – продолжал он, – но поскольку ты с легкостью усвоила азы этой роли, есть надежда, что и дальше все пойдет неплохо.
Она была благодарна темноте, скрывшей краску, прихлынувшую к ее щекам.
– Вы, без сомнения, самый наглый из мужчин, которых я когда-либо встречала, – сказала она.
– А ты много встречала мужчин, способных соперничать со мной в этом? – съязвил он.
Она резко остановилась.
– Я замерзла, – солгала она. – Пожалуй, я лучше вернусь в дом, если не возражаете.
– С какой стати мне возражать? – ответил он. – Я волен совершать такие прогулки в любое время, когда захочу.
Она больше не стала слушать. Подобрав подол длинного белого платья, она повернула в противоположном направлении. Мгновение спустя он догнал ее.
– Ты знаешь, что у Шукэна самое большое имение в Китае? – спросил он, словно ничего не случилось. – Когда-то, четыреста лет назад, землю его предкам подарил император, и каждое последующее поколение лишь добавляло к ней новые наделы. Ты выбрала себе самого состоятельного благодетеля из всех возможных, Сарина, так же как и самого могущественного. Именно сочетание богатства и могущества делает таких людей, как Шукэн, одновременно и бесценными друзьями, и опасными врагами.
– Зачем вы мне все это рассказываете? – прервала она его.
– Чтобы ты хоть что-нибудь узнала о своем покровителе.
– Вы говорите загадками.
– Вовсе нет, – настаивал он. – Просто я хочу тебя предостеречь.
– Предостеречь меня? – недоверчиво переспросила она. – От Во Шукэна? Я не нуждаюсь в ваших предостережениях, мистер Карлайл. Мне незачем бояться человека, который добр, великодушен и любит меня, – всего этого вам не понять! Если меня и нужно от кого-нибудь предостеречь, так это от вас!
Они вышли на усыпанную гравием дорожку и направились к дому, где стояла оседланная лошадь Дженсона. Он взял в руки поводья и снова отпустил их. Повернувшись к Сарине, он положил ей руки на плечи и притянул к себе.
– Сарина, я знаю, что ты мне не веришь, – сказал он, – но я отвечаю за тебя и хочу видеть тебя целой и невредимой.
Она молчала, не шевелясь, и изо всех сил старалась ничего не чувствовать. К ее удивлению, он взял в ладони ее лицо. Затем нагнулся, и его губы коснулись ее волос, скользнули по дугам золотистых бровей и замерли, прежде чем поцеловать веки, прикрывающие золотистые глаза. Она против воли вздрогнула, а он уже целовал ей щеки, нос, подбородок. Сарина нетерпеливо ждала, когда он наконец коснется ее рта. Дженсон, казалось, заколебался и отклонился назад, чтобы посмотреть на нее. Она затаила дыхание. Сердце ее гулко забилось. И затем его губы приблизились.
Поцелуй стал крепче. Дженсон прижал ее к себе, сильные руки гладили ее тело. Она обвила руками его шею и запустила пальцы в густые волосы, и они растаяли в жарких объятиях. Он снова и снова возвращался к ее губам, впиваясь в них в страстном поцелуе, словно ставил клеймо, вынуждая Сарину все плотнее прижиматься к нему.
Он разжал объятия так внезапно, что Сарина чуть не задохнулась. Она потянулась к нему, но он уклонился. Схватив поводья, Дженсон взлетел в седло и стукнул ботинками в бока лошади. Копыта застучали по гравию, и лошадь понеслась галопом по дорожке. Вскоре и лошадь, и всадник слились в единую тень и пропали из виду.
Ошеломленная и разочарованная, Сарина слегка покачивалась в дрожащем свете фонарей. Затем кончиками пальцев провела по щеке, которой мгновение назад касались его губы и где сейчас было мокро от слез.
Во стоял у окна, устало опустив руки. На его окаменевшем лице живыми остались лишь глаза. На щеке дергалась жилка. Он до боли сжал зубы, затем рот скривился в болезненной улыбке.
Слегка прихрамывая, к нему подошла Ли. Она развязала пояс его халата и почувствовала, как Во вздрогнул, а тело его снова напряглось. Он казался статуей из слоновой кости, застывшей, нечувствительной, и только тепло ее пальцев могло возродить живой ток крови в его охладевшем теле. Она терпеливо ласкала Во, бормоча нежные слова, которые могли возбудить его. Наконец он повернулся к ней, и она почувствовала, что он против воли начинает отвечать на ее искусные ласки.
Во молча стоял, позволяя ей разогреть и подготовить его. Он не видел свою наложницу: у него перед глазами в дрожащем свете фонарей стояли две обнявшиеся фигуры. Она провела языком по его телу, лаская, гладя и увлажняя.
Во застонал и, подавшись вперед, обхватил себя за плечи. Ли работала языком. Его прикосновения становились все чаще, крепче и сильнее. А когда она скользнула длинным золоченым ногтем в складку его ягодиц, Во содрогнулся, и она поняла, что он готов.
Во грубо толкнул ее на пол и, прежде чем Ли успела раздвинуть ноги, чтобы принять его, вошел в ее тело. Погрузившись в ожидавшее его тепло, он закрыл глаза, представляя, как женщина с золотистой кожей и золотистыми волосами открывает ему свои золотистые бедра. Растрачивая свое семя и любовь, он выкрикнул ее имя.
Прижатая к полу тяжестью его тела, безмолвная свидетельница его лицемерия, Ли повернула голову набок и заплакала.