— Но...
Рудольфо поднял руку.
— Никаких но. Конечно, шестьсот песет на дороге не валяются, но я не разорюсь.
— Рудольфо...
— Дружище, если ты еще скажешь хоть слово, я подумаю, что ты меня не простил. Иди сюда, выпьем по рюмочке коньяка...
Это было ужасно: Рудольфо отказывался выслушать правду, а принуждать его Джордж не собирался и потому только невнятно пробормотал:
— Я бы предпочел кофе...
Рудольфо пошел на кухню, чтобы отдать необходимые распоряжения, а Джордж взгромоздился на высокий табурет у стойки и закурил. Когда Рудольфо вернулся, он сказал;
— Ты получишь свои деньги. Мы дадим телеграмму в Лондон...
— Для этого тебе придется поехать в Сан-Антонио.
— Что ж, поеду. Как ты думаешь, когда может прийти перевод?
Рудольфо пожал плечами.
— Дня через два-три. А то и через неделю. Неважно. Я могу подождать.
— Ты славный малый, Рудольфо.
— Но я страшно обозлился. Ты знаешь, со мной такое бывает.
— И все равно я тебя люблю.
Кофе принесла Розита, невольная виновница случившегося. Джордж смотрел, как она ставит на стол крошечные чашечки, и думал о том, что в такую историю влипать ему никогда не приходилось. А еще он подумал — с легким замиранием сердца, — что теперь отпадает нужда просить Рудольфо еще об одном одолжении. Поскольку Селина — его дочь, незачем ее устраивать в гостиницу «Кала Фуэрте».
Селину разбудила Пёрл. Она где-то охотилась всю ночь и теперь, утомившись, искала удобное местечко, чтобы поспать.
Вернувшись в Каса Барко через террасу, кошка легко поднялась по лестнице на антресоли и бесшумно вспрыгнула на кровать. Селина открыла глаза и увидела перед собой белую усатую мордочку. Ярко-зеленые с черными зрачками глаза Пёрл так и светились от удовольствия. Она скомкала простыню, устраивая себе гнездышко, прижалась всем своим мягким пушистым тельцем к Селине и заснула.
Селина свернулась калачиком и последовала ее примеру.
Во второй раз ее разбудили более бесцеремонно.
— Эй, пора вставать! Уже одиннадцать часов. Подъем!
Кто-то энергично тряс ее за плечо; открыв глаза, она увидела Джорджа Даера, сидящего на краю кровати.
— Пора вставать, — повторил он.
— Умм?
Кошка, приятно теплая и тяжелая, была еще здесь. Перед Селиной смутно маячила казавшаяся громадной фигура Джорджа в синей хлопчатобумажной рубашке. Вид у него был мрачный, и у Селины екнуло сердце. По утрам она бывала не в лучшей форме.
— Вставай.
— Который час?
— Я же сказал. Скоро одиннадцать. Нам надо поговорить.
— О!
Селина заставила себя подняться и пошарила рукой в поисках исчезнувших подушек. Джордж нагнулся, поднял их с пола и сунул ей за спину.
— А теперь послушай, — сказал он. — Я был у Рудольфо...
— Он еще злится?
— Нет, не злится. Наоборот. Рудольфо и, соответственно, вся деревня считают, что ты моя дочь. А знаешь, почему они так решили? Потому что им сообщил об этом пьяный таксист, черт бы его драл.
— О! — сказала Селина.
— Вот именно. О! Это ты ему сказала, что я твой отец?
— Да, — призналась Селина.
— Господи, зачем?!
— Чтобы он согласился меня везти. Я сказала: «Мой отец с вами расплатится», и это подействовало.
— Кто тебе позволил?! Запутывать ни в чем неповинного человека...
— Это вы о себе?
— Да. Теперь я по уши влип.
— Я и подумать не могла, что он раззвонит на всю деревню.
— А он этого и не делал. Сказал одной Розите, девушке, которая убирает у Рудольфо в баре. А Розита сказала Томеу. А Томеу сказал своей матери. А Мария в здешних краях — Служба накопления и распространения информации.
— Понятно, — вздохнула Селина. — Мне очень жаль. Но разве нельзя сказать им правду?
— Пока нельзя.
— Почему?
— Потому что местные жители... — Джордж тщательно подбирал слова, — весьма строгих нравов.
— Тогда почему прошлой ночью вы оставили меня у себя?