- Вы не знали, что у вас есть еще один сын?
- Нет! Конечно, нет. Еще один сын? Но от кого?
Ее сочувствие тут же улетучилось.
- От кого? Вы так забывчивы? Или у вас было так много женщин, что вы не можете вспомнить всех? - Элиза тоже начала ходить по кабинету, пытаясь дать какой-то выход вспыхнувшему в ней гневу - и страху. Не станет ли и она спустя годы одной из женщин, забытых Киприаном? Ей не хотелось в это верить, но перед ее глазами, в двух шагах от нее сидел ее дядя... Она обхватила голову руками и выплеснула на него всю свою ярость и весь свой ужас: Неужели на свете могут быть еще внебрачные Хэбертоны? О господи...
Он весь как-то съежился, втянув голову в плечи и сунув стиснутые руки меж колен.
- Никто никогда не говорил мне, что я... что она...
Сэр Ллойд поднял на племянницу глаза, являя собой воплощенное страдание, и Элиза вспомнила Обри после травмы. Он потерял способность ходить и был несчастным и растерянным. Обри понимал, что ведет себя постыдно, но ничего не мог с собой поделать. Со вздохом она пересекла комнату и опустилась на плюшевый коврик перед дядей.
- Киприан мстит вам за то, что вы бросили его и его мать. За их последующую участь! - Она помолчала. - Вы знаете, кто его мать, дядя?
Он знал. Элиза поняла это по его глазам. Но он упорно не желал признать очевидное.
- Этот человек наверняка лжет. У него есть какие-нибудь доказательства? Ты говорила с его матерью?
- Она умерла.
- Что? Сибил умерла?
Сибил. Почему-то, обретя имя, эта женщина стала для Элизы как-то реальнее и ближе.
- Он сказал, что она была дочерью викария. О дядя Ллойд! Как вы могли соблазнить дочь викария?
- Я не знал! Я... я был молод - мне не было еще и двадцати - и очень глуп. Я... я приехал на каникулы и... и вообразил, что влюблен в нее.
Какая боль пронзила сердце Элизы, когда она слушала это признание! Сибил, Киприан, а теперь и дядя Ллойд - все пали жертвами безумия страстей. И она не в лучшем положении. Может быть, она уже носит ребенка Киприана. Неужели от нее отречется семья? И Киприан никогда не захочет узнать правду? И его ребенок вырастет, презирая собственного отца? И... захочет отомстить ему?!
О боже, она не вынесет, если история так чудовищно повторится снова!
- Но я не знал, что она родила, - почти прорыдал дядя, схватив Элизу за плечи. - Она говорила, что знает женщину в соседней деревне, которая... помогает девушкам, попавшим в беду. Я дал ей денег... - Он запнулся, увидев потрясенное лицо племянницы. - Это неважно. Теперь неважно. Но скажи мне, Элиза... - Он до боли сжал ее плечи. - Он - этот человек, мой... мой ублюдок... он не обидит Обри? Он вернет мне сына целым и невредимым? Элиза сбросила руки дяди и вскочила на нот. Слышать, как он называет Киприана ублюдком, тут же называя Обри своим сыном, было выше ее сил.
- Они оба ваши сыновья. Киприан не виноват в обстоятельствах своего рождения. Это ваш грех. А что касается его планов насчет Обри... - Она, помолчав, вздохнула. - Я знаю только, что он не обидит его.
- Но я хочу, чтобы мой сын вернулся!
Элиза зло взглянула на дядю, почти радуясь в этот момент, что Обри с Киприаном. Ллойд Хэбертон не заслуживал сына - ни одного из них.
- Киприан намерен воспитать Обри так, как воспитывался сам: научить его выживать в трудных условиях. Чтобы он стал сильным. Стал борцом.
- Но он не имеет права! И потом, Обри - калека.
- Вы забываете, что они братья, - заметила Элиза, с трудом удержавшись, чтобы не сообщить о выздоровлении Обри.
- Он хочет выкуп? Да?
- Нет. - Она опять вздохнула, на нее внезапно навалилась страшная усталость. Она повернулась к двери, но дядя перехватил ее:
- Должен быть какой-то путь, чтобы вернуть Обри. Этот человек должен хотеть чего-то, Элиза. Он ничего не говорил?
Элиза покачала головой, чувствуя, как гнев уступает место печали.
- Мне очень жаль, дядя Ллойд, но он ничего не говорил ни о выкупе, ни о какой-либо другой компенсации. Я не знаю, чего хочет Киприан Дайр. И никогда не знала.
21.
Элиза выбралась из ванны, завернулась в толстое мохнатое полотенце и босиком прошлепала в спальню. Ее мать стояла у окна, глядя в безлунное зимнее небо. На улице стоял лютый холод, но в комнате Элизы было тепло. Тепло сейчас и на острове Олдерни, подумалось ей. Она решительно отогнала непрошеную мысль и слабо улыбнулась повернувшейся к ней матери.
- Ох, Элиза. - На лице Констанции Фороугуд на протяжении всего этого вечера дрожала счастливая улыбка, а глаза были подернуты влагой готовых пролиться в любую секунду слез. - Ты не представляешь себе, дорогая, как мы тревожились за тебя.
- Мама! - Элиза обняла мать со всей силой любви, которую она чувствовала в эту минуту к своим близким. Как же благословил ее господь! У нее были родители; были Перри и Леклер; были все ее дяди и тети. И ее дом. Она могла бы продолжать этот список бесконечно. А вот Киприан - и великое множество подобных ему - были лишены такого благословения. - Я люблю тебя, мама, - прошептала Элиза. - Люблю тебя и папу. Больше, чем вы можете вообразить.
Щекой она ощутила, как мать улыбается сквозь слезы.
- Я знаю, дорогая. Но ты только начинаешь жить! Тебе еще предстоит так много узнать о любви - о том, какой сильной она может быть. Любовь к мужу. Любовь к своему ребенку. - Констанция Фороугуд отстранилась и посмотрела дочери в глаза. - Я люблю тебя больше всего на свете. И... и я вижу, что ты изменилась, - добавила она с беспокойством. - Ты не хочешь со мной поговорить?
Элиза сразу поняла, что она имеет в виду. Неужели это так заметно? Но она притворилась, будто не понимает, и высвободилась из объятий матери.
- Изменилась? Полагаю, что да, - ответила она, сосредоточенно вытирая руки и ноги. Надела теплый фланелевый халат, сунула ноги в мягкие розовато-лиловые ночные туфельки и занялась поисками гребня. - Я чувствую себя куда более здоровой. Знаешь, у меня не было ни одного приступа, хотя я почти все время находилась на открытом воздухе! Доктор Смэлли будет поражен!
- Ты похудела...
Элиза покосилась на мать:
- Но я еще и окрепла. Мне даже не нужна больше комната на первом этаже. Когда столько времени проводишь на воздухе, на корабле...
- Элиза, ты должна мне все рассказать, - перебила ее мать с непривычной настойчивостью. - Я твоя мать, и неважно... неважно, что тебе пришлось вынести в руках этих людей, - мы встретим бурю вместе..
Элиза ничего не могла с собой поделать. В голосе матери слышались такая непоколебимая преданность, забота и участие, что она не выдержала и разразилась слезами. Почему у бедной Сибил не было такой замечательной матери, как у нее? Если бы родители Сибил больше любили свою дочь, скольких несчастий можно было бы избежать! Если бы они поддержали свою дочь так, как Констанция Фороугуд сейчас поддерживала свою.
- Чш-ш! Успокойся, дорогая. Детка моя! Все будет в порядке, вот увидишь. Все будет в порядке, - ласково приговаривала Констанция, склонившись над рыдающей Элизой. - Я с тобой! Я помогу тебе.
Рыдания Элизы постепенно стихали. В конце концов она рассказала матери все. Как настояла на том, чтобы остаться с Обри, когда его похитили. Как влюбилась в Киприана Дэйра.
- Это не любовь, - сердито возразила мать. - Ты не любишь его! Ни одна женщина не может полюбить человека, который... который изнасиловал ее, выдохнула она.
- Но это не так! - Элиза, сидевшая рядом с матерью на кушетке, порывисто схватила ее за руки. - Все было совсем не так. Он не заставлял меня. Я сама хотела...
- Нет, дочка. Ты не права. Он старше тебя и гораздо опытнее. Он прекрасно знал, что делает! Он воспользовался твоей невинностью и заставил тебя захотеть его! Хоть тебе и кажется, что это не имеет ничего общего с насилием, на самом деле это еще хуже, еще гаже, чем просто насилие! заявила Констанция, снова расплакавшись.
Вытерев глаза и подняв голову, Констанция погладила спутанные волосы дочери и выдавила слабую улыбку.
- Полагаю, теперь уже не имеет значения, как именно это произошло. Результат тот же. - Она вздохнула, словно вся тяжесть мира легла на ее узкие плечи. - Твой отец должен будет поговорить с Майклом.