- Почему?
- Потому что ты не ученый и не представляешь никакой крупной организации, которая могла бы позволить себе выплатить крупный гонорар за консультацию.
Плам обиженно поджала губы.
- Ты хочешь сказать, что они не будут со мной разговаривать, если я не смогу заплатить? Тогда почему это не заинтересует полицию?
- Ты же не какая-нибудь эксцентричная маленькая леди, и наш ленч проходит не в романе Агаты Кристи. В реальной жизни полицейское управление Нью-Йорка по уши занято вылавливанием реальных трупов из Гудзона, преследованием реальных распространителей наркотиков, а также тем, чтобы не попасть под обстрел реальных банд малолетних преступников на мотоциклах. У полиции нет времени заниматься расследованием махинаций в мире искусства, от которого они балдеют, потому что ничего в нем не понимают, за исключением разве что Джо Кинана да Винсента Сабо из всей нью-йоркской полиции, но я сомневаюсь, что у этих двоих найдется время, чтобы помочь тебе, Плам.
Он прервал свою речь на время, пока официант подавал салат.
- Полиция бессильна перед такими преступлениями. Все упирается в деньги. Сколько правительство может выделить на охрану произведений искусства, привлекающих со всего мира туристов, которые, в свою очередь, приносят стране огромные доходы? Они ведь приезжают в Италию не для того, чтобы осмотреть заводы "Фиат". Но правительство ни за какие деньги не сможет научить копов или таможенников распознавать раритеты. И если уж мошенникам удастся морочить классных искусствоведов и даже агентов, которые всю жизнь тренируют глаз, то что уж говорить о копах?
- Разве они не могут выйти на того, кто фабрикует подделки?
- Возможно, но в сфере живописи у копов нет того опыта, какой они накопили с обычными преступлениями. Тут они способны и мотивы понять, и внедрить в преступный мир информатора. Но делать подобное, не понимая мира искусства, все равно что носить воду решетом. Однако им надо вначале что-то увидеть и потрогать - труп, например. А в мире искусства им не за что ухватиться. - Лео помолчал, пока официант подавал тертый сыр "Пармезан". - Копы будут смотреть на такое преступление и не смогут его увидеть, - убежденно продолжал он, потому как не в состоянии отличить подлинное произведение искусства от фальшивки. И им непонятно, почему кто-то другой так уверен, что именно этот мазок кисти не может принадлежать Пикассо или другому мастеру.
- Лео, ты хочешь сказать, что обычный полицейский не может помочь мне, потому что не в состоянии отличить Гварди от Каналетто?
- Примерно так, особенно в США. Там среди полицейских почти нет знатоков живописи, - Но если мошенничество с картинами - третья по денежному обороту преступная деятельность в мире, то как насчет ФБР и Интерпола?
- В ФБР один-единственный специалист, в Интерполе их несколько. В Лондоне три криминальных эксперта, в Нью-Йорке только два и один в Лос-Анджелесе. Да! Есть еще специально обученное полицейское подразделение итальянской полиции, оно могло бы помочь. Но все его люди остро необходимы в самой Италии.
- Специально обученное? - Плам хотелось узнать о нем побольше.
- Прежде всего проверяют их зрение, чтобы исключить дальтонизм. Их учат рисовать, определять возраст материалов. Они изучают приемы изготовления подделок, особенности манеры знаменитых художников; овладевают и основами химии, чтобы проводить анализ состава красок.
- Выходит, что их учат, как делать фальшивки?
- Выходит. Итальянцы полагают, что надо быть художником или самому уметь подделывать картины, чтобы распознавать подделки других.
- Если копы бесполезны, а для того, чтобы распознать подделку, надо быть художником, - значит, я подхожу, - твердо сказала Плам. - Так ты поможешь мне?
- Я бы не стал, - заерзал он.
- Что, Бриз уже успел с тобой побеседовать? И просил убедить меня, что это глупость и чтобы я бросила это дело?
- Какое там глупость! Это самое настоящее безумие, вот что я тебе скажу.
Дальновидный Лео с уважением относился к резкому и жесткому Бризу и всячески старался поддерживать с ним отношения. Ему была симпатична привычка Бриза сорить деньгами, хотя в этом он заметно поутих, когда кончилось процветание восьмидесятых.
- Мне нравится Бриз, - добавил Лео. - Я люблю бывать в его компании и, признаюсь, не хочу нажить себе врага в его лице.
- А в моем? Да мы еще и не объявили друг другу войну, - резко бросила Плам.
Лео подался вперед и взял ее за руки.
- Плам, я хочу отговорить тебя, потому что поиск будет смертельно опасным. С мафией шутки плохи, из-за собственного упрямства и семейной перебранки нельзя лезть на рожон.
Плам вспомнила о паническом ужасе, охватившем ее прошлой ночью. Но это, конечно, был беспричинный страх, как у детей по ночам. Вероятно, и Лео, с его разговорами о всемогущей мафии, тоже преувеличивает опасность. Как всякому пишущему человеку, ему было свойственно драматизировать ситуации.
Плам откинулась на стуле. Она не даст Лео запугать себя. Но, сняв со спинки стула светло-зеленый жакет и накинув его на плечи, она почувствовала, как по спине пробежал холодок, хотя в ресторане было уютно и тепло.
Глава 6
Покинув гостеприимный и уютный "Одеон", Плам взглянула на ясное небо над головой, отливавшее заманчивой голубизной куполов итальянских соборов, и решила пройтись по Уолл-стрит мимо маленьких очаровательных домиков восемнадцатого века, напоминавших ей Портсмут. Она хотела купить здесь пару перчаток взамен тех, что забыла в такси.
Западный Бродвей она старалась миновать как можно быстрее. Он оживлял в ее памяти грязно-коричневые полотна Эдварда Хоппера, пропитанные одиночеством, беспокойством и страхами большого города, впервые испытанными ею еще в Лондоне.
Она поразилась неожиданной силе ветра, налетевшего с юга. Подтаявший за день снег покрылся ледяной коркой. Тротуары сделались опасно скользкими.
Немногочисленные прохожие в тяжелых темных пальто шли сгорбившись, с трудом преодолевая ветер. Плам подняла воротник своего легкого пальто и засунула руки в карманы, сразу припомнив времена, когда ей приходилось ходить пешком, чтобы не тратиться на проезд в автобусе.
Плам отказалась от предложения Лео проводить ее, потому что хотела спокойно обдумать наконец ту проблему, от которой уходила долгие годы. Ею владело ощущение внутреннего одиночества, которому она не могла найти объяснения, имея мужа, детей и множество друзей. Все это заставляло ее отмахиваться от этого нелепого чувства, но теперь оно становилось все сильнее и, как во сне, превращалось в тоску, причины которой она не вполне могла припомнить. Она словно бы лишилась части себя, и теперь эта затерявшаяся где-то частичка все настойчивее призывала ее на поиски, предупреждая, что без этого она так и останется неудовлетворенной и вечно мятущейся личностью.
Пробиваясь сквозь ветер на Уолл-стрит в не по сезону легких замшевых сапогах, хлюпавших по раскисшему снегу, она чувствовала, что направляется навстречу беде. А полная неспособность разобраться в мучившей ее проблеме только усиливала чувство опасности.
На пересечении Западного Бродвея с Чамберс она повернула налево. Ветер сразу же ослабел, хотя все еще продолжал налетать порывами. Она заспешила мимо витрин маленьких магазинчиков, специализирующихся на продаже орехов, кофе в зернах, сливочной помадки и накладных ногтей. Изломанными неоновыми линиями пламенела реклама: "Бесплатная доставка светлого пива "МиЧелоб", "Смокинги напрокат", "Немедленный психологический прогноз".
Плам нырнула в корейский магазин на Чамберс и быстро прошла вглубь. Скрывшись за холодильным шкафом с банками пива, она сняла с пальца кольцо с бриллиантом и сунула его в глубокий карман пальто. Теперь она не станет добычей грабителей. Может, ей следовало положить кольцо в кошелек? Нет, это как раз то, что грабители хватают в первую очередь. Только идиоты носят ценные вещи в кошельке. Но беспокойство не проходило, и Плам вдруг поняла, что причиной его является беззащитность. Но почему она должна чувствовать себя беззащитной?
На перекрестке Плам повернула направо. На Бродвее в лицо опять стеганул ветер - такой резкий, что перехватило дыхание. Она открыла рот, чтобы схватить воздуха, и ветер ледяным клубком закатился в горло, обжег холодом легкие и застыл внутри. Плам стиснула зубы и обхватила себя руками. Так холодно ей никогда не было.
В бледно-голубом небе высился готический шпиль небоскреба "Вулворт". Автомобили проезжали изредка. На противоположной стороне несколько уличных торговок с обескураженным видом жались к вентиляционным решеткам метро. На скамейках небольшого парка мэрии с несчастным видом ютились бездомные бродяги. Некоторые уже были слишком пьяны, чтобы ощущать холод. Вокруг валялись пустые бутылки.
Плам вдруг стало стыдно за свое чувство неудовлетворенности. "Бедная маленькая богачка", - насмешливо подумала она. Но чувство неудовлетворенности не проходило оттого, что она говорила себе, что счастлива, что у нее есть все и даже больше. И к тому, чтобы стать художником, она шла не так, как многие другие, которые хоть и не по своей вине, но жили гораздо ниже уровня своих способностей. Некоторым женщинам вообще не удается узнать меру своего таланта. Но с какого момента художник начинает нуждаться в спортивных автомобилях и в другой роскоши? Ее претенциозная светская жизнь - это лишь иной, более дорогостоящий, способ не отстать от Джоунсов, как раз то, что ей так не нравилось в матери, когда она видела, как ощущение беззащитности заставляет ее тянуться за соседями, становясь агрессивной и безжалостной.
В конце узких улочек Южного порта показались мачты пришвартованных яхт постройки прошлого века. Древние строения из мелкого кирпича, теснившиеся вокруг рыбного базара на Фултон-стрит и когда-то служившие складами и постоялыми дворами, теперь были превращены в шикарные кафе и магазины деликатесов. Купив в салоне Лауры Эшли бордовые перчатки и такой же шарф, Плам прошла в примерочную и быстро надела на палец кольцо с бриллиантом. Она будет рада, когда покинет этот район и не будет чувствовать необходимости прятать кольцо.
У Забара, соблазненная запахом свежеиспеченного хлеба, Плам накупила всевозможных булочек для ребят и тут же вспомнила, что пухленький Макс сидит на диете, а помешанный на здоровье Тоби вообще не прикасается к тому, что содержит сахар. Они для нее все еще были малыми детьми, и это все больше раздражало их. Но Плам не могла считать их взрослыми только потому, что они вдруг заговорили ломким баском.
Неожиданно ей пришло в голову: ее беда в том, что она не чувствует себя полноценной личностью. Да, она художник, она мать, но вот ощущения того, что она женщина, не было.
Когда она, впервые оказавшись в Лондоне, только начинала свою самостоятельную жизнь, дела шли туго, но у нее были ее сыновья, ее картины, ее друзья и больше времени для веселья и других простых вещей, которые женщину делают женщиной. Неужели за признание и успех надо расплачиваться самым дорогим?
Глава 7
Плам вышла из лифта в офисе Виктора и оказалась лицом к лицу с одной из своих картин. Полотно, полыхающее ярко-желтыми, шафрановыми и лимонными оттенками, напомнило ей, какой она была счастливой, работая над ним, и у нее сразу улучшилось настроение. Это было как раз перед тем, как Тоби беззаботно покинул дом, чтобы поселиться с друзьями в общежитии, и она почувствовала себя так, словно ее обокрали. После этого темные и мрачные тона долгие месяцы не сходили с ее палитры, как и с рабочего стола, на котором она смешивала краски.
Дженни пыталась успокоить ее.
- Большинство женщин, посвятивших жизнь своим детям, остаются ни с чем, когда те уходят из дома. А у тебя остается твоя живопись, Плам.
И это подействовало.
В своих картинах Плам рассказывала о себе, эмоционально обнаженной и беззащитной. Но если картину можно было описать словами, значит, она не выразила в ней то, что хотела. Значит, зритель не сможет понять и разделить ее чувства. Цвет передавал ее мысли и ощущения, как звук в музыке. И теперь в офисе Виктора она задумалась о том, как выльются на холст вновь охватившие ее чувства.