Она усмехнулась:
— Спать — это моя несбыточная мечта последних лет! А экстремальных ситуаций в моей жизни полно!
— Это каких таких? — поинтересовался Иван. Осторожнее. Мягче. Вдруг что расскажет. Самое время — расслабилась после пережитых страхов.
«Вот же будь она неладна, эта работа!» — привычно негодовал он про себя.
Женщина пережила шок, страх, вся в синяках, а он, используя ее состояние, добывает информацию!
А куда деваться!
Она железная девка, придет в себя — ее на откровения не раскрутишь, а понять, что за танго с румбой вокруг нее исполняются, надо!
«Может, и сейчас не раскрутишь, — засомневался Иван. — Она молодец! Умница, не скатилась в истерику, панику беспросветную. То, что сорвалась в машине, это не истерика, а праведный гнев. Она соображала и думала почти все время, немного запаниковала, испугалась, естественно, но ненадолго — взяла себя в руки. Характер! Зашибись! Интересно, откуда такая сила воли и выдержка? И умная, и с юмором, и… Стоп! Стоп, Иван!»
Александра тоже закурила, немного покашляла — не привыкла, и ответила:
— Как каких? Ты на минуточку представляешь, что такое выстроить свой бизнес с нуля, да еще в то время, когда я начинала?
Он кивнул, соглашаясь — на минуточку представляет. Она и предположить не может, насколько хорошо не только представляет, но знает именно он!
— Саш, это все проходили, когда начинали дело.
— Да, все. Но мне тяжело было, потому что пришлось уйти из науки, уйти от того, что я любила, умела, в чем реализовалась и чего-то достигла.
— Да, это тяжело. Очень. Я понимаю, — посочувствовал Иван.
Он действительно понимал.
Представить себе не мог, что поменял бы свою работу на что-то другое. Вот заставила бы жизнь — и крутись как хочешь, чтобы выжить. И крутился бы! А куда деваться, не водку же пить, вспоминая былые заслуги, потерянные возможности, невостребованные таланты. Может, и заливал бы горькой обиду на жизнь, судьбу, государство, на него в первую очередь. А потом все равно стал бы что-то делать, искать для себя применение, но… Но так уже не горел бы никогда и получать тот кайф от работы, нечто непередаваемое, уже не смог бы.
Слава богу, что не пришлось испытать этого на своей шкуре, а ой как могло такое случиться! Он в свое время стоял перед этим выбором. Серьезно стоял, и с деньгами было, как в Сашиной науке, и с полным развалом структуры, которую обливали дерьмом все, кому не лень, и… да чего только не было! В то время народ сваливал пачками кто куда, в основном в криминал, а он понял в какой-то момент, что не уйдет. Не уйдет, и все! И сейчас слушал Саньку и до потрохов понимал, каково было ей! Ох как понимал!
— Достижения тоже нелегко давались, но я любила свою науку, все, что делала, любила. Сильно. Я только это знала и умела, ничего другого. А тут пришлось…
Саша затушила сигарету в пепельнице, проследила взглядом, как отрывается от окурка и поднимается вверх последняя тонкая струйка дыма, подняла глаза, встретившись с сочувствующим золотистым шоколадом.
Ей вдруг захотелось ему рассказать, объяснить, поделиться своим так надежно и глубоко спрятанным внутри привычным грузом.
Она никогда! Никому! Ничего! Про себя и свои переживания не рассказывала!
Почему ему? Почему этому незнакомому, подозрительному мужику?
Она не доверяла ему, ожидала от него подвоха, не могла понять, зачем он появился и что хочет, злилась страшно за то, что он ее подставил втемную, но почему-то чувствовала, что именно ему можно рассказать о своей жизни — и он поймет!
— Знаешь, у меня было странное детство, не такое, как у всех детей.
Сашка решилась, словно прыгнула с высокой скалы в слепящее зайчиками отражающегося солнца синее-пресинее море.
Поднялась на цыпочки, сильно оттолкнулась и прыгнула! В ушах зазвенел тонкий звук восторженного страха своей решимости и свист рассекаемого телом воздуха в полете!
У Сашки было странное детство. И очень тяжелое. Не в смысле трудное — бедность, мама, папа алкоголики, сиротство, холод-голод, нищета и беспросветность — нет. Тяжелое.
Маленькая Санька с рождения знала, чувствовала всем своим детским тельцем, кожей, умом, что мама ее не любит. Она даже знала почему! Потому что Сашка была недостаточно хорошей! Вот есть хорошие дети, и их за это любят родители, просто так, потому что они хорошие, а девочке Саше надо постараться стать хорошей, и мамочка ее тогда обязательно полюбит!
Она знала это совершенно точно! И очень, очень старалась заслужить эту любовь.
Сашка обнимала мамочку, но та ее отталкивала, не резко и зло, а вроде как незаметно.
— Ну ладно, Александра, хватит, — говорила, отодвигая от себя Сашку.
Она никогда ее не обнимала, не гладила по голове, не целовала, и Сашка твердо знала: это потому, что она еще не заслужила! Она еще не совсем хорошая — вот станет хорошей, и тогда мамочка обязательно ее поцелует и обнимет!
И Санька старалась из всех своих детских силенок стать очень-очень-очень хорошей!
Лучше всех!
— Александра, не смей лезть… в лужу, на скамейку, в песочницу, на дерево, в кусты! — приказывала мама.
Лезть нельзя было никуда!
И Санька не лезла. И никогда не пачкала одежду, и банты, завязанные с утра, к вечеру оставались непотревоженными, и мыла руки, и выполняла все мамины приказания и наставления.
— Не смей дружить с этим мальчиком, с этой девочкой!
И Санька не смела.
Она была абсолютно идеальным ребенком — совершенно такой, какой хотела видеть ее мама. Но маме было мало, она ее все еще не любила, и требования росли день ото дня. Это потом, уже во взрослой жизни Сашка поняла, что самой идеальной для мамы она могла стать, только умерев, наверное.
А тогда она старалась! Еще как!
Лучше учись! А куда лучше? Она училась на одни пятерки!
«Есть!» — ответила дочь и, перескочив через два класса, окончила школу в пятнадцать лет с золотой медалью!
— Ты должна поступить только в достойный вуз!
«Есть!» — вновь ответила дочь и, поступив в университет, окончила его с красным дипломом в двадцать лет!
— Ты должна сделать карьеру в науке!
«Есть!» — и в двадцать два стала кандидатом наук!
А еще у Сашки было свое огромное счастье — папа!
Папа Сашку обожал!