Ирина засмеялась.
- Что с вами делать...
- Прекрасно. Тогда приглашаю вас в воскресенье в Консерваторию. Дирижирует Плетнев. Вы любите?
- Да. С удовольствием принимаю ваше приглашение. Только нам придется созвониться накануне - я не всегда себе принадлежу.
- Да-да, понимаю, обязанности перед близкими, никоим образом не хочу вам осложнять жизнь. Обязательно перезвоню. А если что-то будет по нашему делу, не сочтите за труд, позвоните в отделение, если меня не будет, передайте, пожалуйста, информацию, может быть, это нам поможет привести его в сознание.
Ота Ираклиевич продиктовал ей служебные телефоны и попрощался, выразив надежду на скорую встречу. "Приличный поклонник" - как сказала бы какая-нибудь добрая подруга и посоветовала не упускать. Ирина все же напустила воду, сделала пену, с наслаждением легла в ванну. "Вода смоет весь этот морок. Все уйдет. Надо побольше оставаться с самой собой". Эротический заряд, полученный вечером в Милициной компании прошел, осталась определенная тоска по нежности, появилась опять грусть. "Александр Иванович Грин, Александр Грин! "Несбывшееся" зовет меня". Ирина с закрытыми глазами лежала в ванной, телефон она предусмотрительно выключила". Эгоистка, я не желаю сейчас никаких вестей - ни хороших, ни дурных. Все же как-то не так я устроена", - еще раз укорила себя Ирина, - вот зачем пошла к Милице? Чего там искала? Значит, есть во мне что-то, чего я сама не знаю... Что тянет меня на сомнительные "приключения". Тогда, почему не милый Георгий? Или вот Ота Ираклиевич, к примеру, если я все равно (в тайне от себя!) мечтаю о ... О чем же? О физической, но одухотворенной близости. Вот! Ирина похвалила себя за то, что все-таки хоть что-то честно сформулировала и, почувствовав, наконец, что ее клонит в сон, вылезла из ванны, выпила любимого пустырника и легла в свежую постель. "Вечная свежесть одинокого ложа", - всплыла в памяти чья-то строчка стихов. Ирина спала крепко, не слышала, что на лестничной клетке возле Васиной двери проходило ночное совещание. Странные фигуры сошлись вдруг на этой площадке: неряха из сберкассы, пресловутая Надя и парочка "гаражных " друзей..."
- Эх, Надюха, упустила ты птичку. Расписалась бы с ним, квартира бы тебе досталась.
Худая, с узкими глазами, бледная Надя, молча гладила обшарпанную дверь и, казалось, не слушала "неряху", друзья сидели на ступеньках и, молча, через глоток, передавали друг другу водку. Допив последнее, один из них, поднялся, смачно сплюнул в пролет и произнес неожиданно низким густым голосом.
- Слишком густо. Надо разлепиться. Так еще и загремишь куда-нибудь. Этих, которые с белой горячкой, кто-то убрал с дороги, старуху, Тома, - он ткнул пальцем в бок неопрятную тетку, - зря напугала. Вася вообще ханурик...
- Да-а, а ты же мне сам говорил, - захныкала вдруг Надя, - можно, можно и "тайну" ему рассказать - на всех же действует, если "принцесса", и на него тоже.
- Ну, подействовало, так что ж ты тогда у него из дома, в котором жить нацелилась, тащишь, что приглянулось? - укорила Тома.
- Привычка, - равнодушно пожала плечами Надя.
- Ладно, пойдемте-ка отсюда, что нам здесь медом что ли помазано, -проговори второй мужик до этого, вроде бы даже дремлющий на ступеньке.
- А то еще выйдет эта его соседка полудурочная, крик поднимет.
Возражать никто не стал, первая начала спускаться Тома, за ней потянулись остальные. От ночного совещания осталась пустая бутылка из-под дешевой водки и окурки "Примы" и "Явы", валяющиеся возле Васиной двери. Ирина рано утром проснулась в боевом настроении - она укрепилась в мысли все же попробовать сократить дистанцию с Георгием и начать роман с Ота Ираклиевичем, причем одновременно. "Так проще для меня, уже закомплексованной", - решила она и вышла за хлебом и йогуртом. Было очень очень рано. Перед Ириной медленно шла какая-то старушка - она то и дело останавливалась - крошила хлеб голубям, воробьям, кинула что-то подбежавшей собаке. Ирина остановилась - "Вот ведь, напоминает как погибшую "сумасшедшую вдову", хотя и не похожа - беднее одета, сгорблена. Напоминает и весь тот день - смуту, бедного Васю...". Ирина пошла быстрее, обогнала старушонку, заглянула ей в лицо - огромные темно-карие глаза, глазища, сморщенные щеки, волоски на подбородке. Древность. Воплощение древности", подумала почему-то поежившись Ирина. Ускорив шаг, она двинулась к магазину "24" часа". Этот день Ирина решила провести тихо дома, пора, наконец разобрать Сашины бумаги, а вечером встретиться с Галей. О Гале Ирина подумала почему-то с некоторым страхом - вдруг показалось, что так давно не виделись, мажет быть, даже и отчуждение возникло, показалось, что потерялись и это серьезно... "Нужно быть осторожнее сегодня, внимательнее. Меня несет, я совершаю глупости, ошибки, вокруг происходят неясные неприятные события. Галя - одна из немногих, в ком я всегда чувствовала безусловную порядочность, тонкость, четкость. Почему я так неуверенно себя чувствую? Слишком многое делала не так?" Ирина купила продукты и медленно, наслаждаясь теплым солнечным утром двинулась к дому. Возле подъезда она застала спорящих о чем-то двух женщин - ту самую, неопрятную и вторую худую со странными глазами. Спорили они тихо, но яростно. Ирине послышалось, что к худой обращены были слова - "Надюха, не строй из себя..." Ирина прошла мимо, сделав вид, что вовсе ими не интересуется, но не обманула их бдительности. Неряха, бросив собеседницу, побежала за, ней.
- Подождите, подождите!
Ирина остановилась.
- Да? что случилось?
- Вы меня помните? Я еще вашей соседке помогала тут, Царство Небесное. Так вот, с вами вот тут женщина поговорить хочет. Надя.
На ловца и зверь бежит, -подумала Ирина - хоть и не обещала Ота Ираклиевкчу, а, кажется, смогу помочь, значит и Васе несчастному.
- Можно? - заискивающе спросила та.
- Пожалуйста, - пожала плечами Ирина. Тетка махнула Наде коротенькой толстой рукой. Надя, опустив глаза, подошла и остановилась перед Ириной в какой-то нелепой позе - одна нога слегка согнута, плечи опущены, и голова свесилась набок. Ирина ждала, тетка ткнула Надю в бок и та послушно заговорила.
- Мне бы Васю повидать. Тут все говорят, вы знаете в какой он больнице. Мне бы надо.
- Хорошо, Надя, я узнаю у врачей, как это можно устроить. Скажите, где вас можно найти, я дам знать.
Надя вопросительно посмотрела на тетку, мол, что делать, что отвечать. А та вместо Нади вступила в беседу.
- А, возле гаража найдете или через Федю, он всегда там. Федя - муж мой, а Надя с нами все время. Вы только уж не поленитесь, подойдите, а то больно скучает Надя. По Васе.
Ирина скрыла усмешку, сделав вид, что проверяет на месте ли ключи.
- Хорошо, я найду вас, Надя, - сказала Ирина заторможенной худой женщине и пошла к лифту. За спиной продолжали шушукаться. "Позвоню чуть попозже Ота Ираклиевичу - обрадую". Ирина посмотрела на часы, сварила себе кофе и включила телефон. В семь тридцать она позвонила Кате.
- Кекс, привет, как настроение?
- Мама! Все в порядке. Ты поздно вчера пришла, я тебе звонила...
- Поздно... Бабуля как?
- Да странно чуть - чуть. Мам, а может быть такое, что в нее влюбились, а?
Ирина засмеялась.
- Да все может быть. Во всех и всегда кто-то может влюбиться... А что?
- Понимаешь, доктор... Ну, из поликлиники... Он ей вчера рецепт какой-то занес и цветы. Ее дома не было - мне передал, седой, полный, но симпатичный, на какого-то актера, похожий. Бабушка пришла, я ей все отдала, она цветы спокойно в вазу поставила, а рецепт, улыбнувшись, в шкатулку положила. Интересно... А ты?
- Что я?
- Ты не влюбилась?
Ирина на секунду отвела трубку от уха, вытянула шею, бросила взгляд в зеркало - осунувшееся лицо, тревожные глаза.
- Нет, Катюш.
- Жалко. А я, мам, в Витю влюбилась. Вот спасибо тебе, спасибо, что он ко мне тогда приехал, а так бы я и не знала, что такой мальчик есть! Ты извини, мамуль, но мне ведь в школу...
- Да-да, беги. Бабушке привет передай, я позвоню сегодня еще.
Ирина повесила трубку. Влюбленностями и нелепостью как-то пропитано все вокруг. Что же с собой делать? Опять побежали мысли по кругу. Ирина доварила кофе, вяло съела йогурт и подошла к коробке с рукописями. Первыми попались под руку залитые вином листы, скрепка давно проржавела. Листков десять, посыпались какие-то листочки вроде закладок, Ирина с трудом разобрала стершийся карандаш. "А-а, выписки из текстов, номера страниц, это он использовал для работы, теперь уже не ценно, а текст попробую разобрать".
Ирина сварила себе еще кофе и начала разбирать Сашин почерк. "Давно не держала в руках его записи, когда-то разбирала легко. Посмотрим, посмотрим". Это был рассказ.
"На занесенной снегом скамейке две вмятины. Кто-то недавно (снегопад кончился с час назад) здесь отдыхал. В деревне тихо, безлюдно. Кто-то, видимо, шел от станции - там приветливо, горят огоньки. И шел к лесу. Вот и следы - большие и маленькие. Мужчина и женщина зачем-то отправились в лес. А на станции... Представим себе уют хорошо протопленной комнатки, там обитают две кассирши, по очереди продают они билеты редким сейчас, зимой, пассажирам. Анечка и тетя Поля. Живут они через линию в пристанционных домишках и через день ходят на работу. Сегодня дежурит Аня - полная круглолицая и еще вполне молодая - ровные крупные зубы и румянец делают ее очень и очень приглядной. В комнатке аккуратные домашние предметы: вязаный тетей Полей из ношеных чулок половичок, цветастая клеенка, чайник, чашки и еловая ветка в банке. Перед Аней открытая книжка, но сама она то ли дремлет, то ли грезит. А музыка, как снег, заметает потихоньку пространство - никто не шевельнется под покровом. Нежная и пьянящая музыка к кинофильмам, знакомая, всегда желанная, всегда волнующая. И только тревожное "та-та -та -тататата... та-та-та-тататата..." Аня смахивает что-то с ресниц и оживляется. Конечно, она не спала - виденья и грезы кружились возле нее и задевали то щеку, то завиток волос, то мочку уха, а в ней все отзывалось уханьем сердца и сладкой истомой..."
Ирина с недоумением отложила рукопись. "Какое старомодное, сентиментальное письмо. Сашкино ли? Скорее, женское рукоделье. Не мистификация ли? И чья? Вряд ли Шуры. Может, Саша кого-то пародировал или выполнял самим себе заданный урок. Странно, во всяком случае". Ирина закурила и продолжила чтение.
"Но вот музыка к фильму "Мужчина и женщина сделала свое дело - Аня по-настоящему затосковала. Что-то несбывшееся..."
Ирина глубже затянулась и вздохнула: "Грина и я вчера вспоминала".
"...а теперь уже и надежды нет, что сбудется, потянуло ее к двери взглянуть на рельсы, на снег. Вздохнуть глубоко, замерзнуть. А музыка вертела Аниным настроением как хотела - "та-та-та - тататата.." В коротком платье, вязаной кофте и валенках стоит Аня, приоткрыв дверь. Свет из-за ее плеча упал, залил кусочек платформы, следы видны четко: кто-то здесь был. "Приехали какие-то" - отметила Аня вскользь - "Мужчина и женщина". Померзла чуть-чуть и вернулась. По радио уже передавали новости. Наваждение прошло. Выключив приемник, Аня уселась пить чай - с морозцу хорошо. В деревне вроде бы ни души, ни звука. Но нет - приглядитесь-ка: сквозь плотно завешенные окна мелькает свет - здесь голубоватый, там - молочно-белый, а тут розовый. Всюду свое - телевизор глядят с широкой, покрытой лоскутным одеялом кровати, позевывая, вполглаза. Старушка перед лампадкой последний поклон кладет - да и на покой... А здесь еще вечер в разгаре - настольная лампа освещает стол - карты пасьянсные маленькие - аккуратно выкладывает старческая сухая рука. Сюда бы нам заглянуть..."
"А может, и Сашино", - думала уже слегка заинтригованная Ирина, - ведь любил он домысливать, конструировать ситуации. Здесь, кажется, именно тот случай. А потом, он все же мечтал написать роман, изучал типажи, пробовал, моделировал"