Джоконду умилило простодушие Себастьяны. Чтобы подбодрить ее, она пообещала приводить их сюда еще и еще. И их будущее может быть таким же прекрасным, как этот нарядный зал. Пока она говорила с Себастьяной, к столику подошел Франсиско и предложил им перемирие.
– К кому вы обращаетесь, Франсиско? – спросила Джоконда.
В роли миротворца Франсиско не мог говорить с ней одной. Он должен был выполнить свой долг. Во время его речи Диана прислушивалась к разговору за ближайшим столиком: там шел горячий спор о бразильской футбольной команде, которая выступала в полуфинале чемпионата мира в Мехико. Желая обратить на себя внимание, Диана поправила волосы.
– Правда ведь, что Пеле добудет нам кубок? – Когда она повышала голос, в нем появлялись металлические нотки.
Франсиско, продолжая разглагольствовать о мире и согласии, медленно подвигался к соседнему столику.
– Куда это вы направились? – схватила его за рукав Диана, обескураженная тем, что никто из мужчин, споривших за столиком, не поддержал с ней разговор, а ведь, кажется, все они побывали в ее постели.
Когда Франсиско увидел, что Джоконда и Пальмира взялись за руки, слезы навернулись ему на глаза, так растрогал его этот жест. На будущей неделе ему будет о чем рассказывать посетителям, какое обилие деталей он подметил в этой сцене! Помимо всего прочего он предотвратил драму, которая могла разыграться между двумя наиболее известными в городе особами легкого поведения.
– Хорошо, что вы вняли моим призывам. – Он раздул ноздри от удовольствия, когда Пальмира наклонилась в его сторону, чтобы обнять его. – Не за что благодарить. Мне достаточно видеть вас снова в добром согласии. Кто лучше меня понимает, что такое одиночество! Когда никто не питает к тебе теплых чувств. Придешь домой – и некому ночью излить душу!
Франсиско был весьма растроган своим участием в человеческой драме и не сразу заметил, что Пальмира вовсе не собиралась благодарить его, а наклонилась, чтобы взять пепельницу с ближайшего столика.
Речь Франсиско, состоявшая из длинных фраз, какие любил Виржилио, который был его учителем в школе, разозлила Диану. Цель Франсиско явно заключалась в том, чтобы оглушить посетительниц и парализовать их волю.
– Лучше принесите-ка нам чего-нибудь выпить. Пожалуй, виски, – строго скомандовала она, нимало не заботясь о чувствах буфетчика. Этот неблагодарный ездил на автобусе в соседние города в поисках более зажигательных, чем они, женщин.
– Где вы находитесь, по-вашему? Здесь не сомнительное заведение, а самый респектабельный бар в Триндаде, – отбрил ее обиженный Франсиско.
Себастьяна побледнела и состроила плаксивую мину. Резкие слова оживили в ее памяти образ отчима, который выгонял ее из дома, а мать молча слушала, как муж рекомендует дочери публичный дом в качестве самого подходящего домашнего очага. Где еще молодая женщина может быть лучше защищена? Для обездоленных это то же самое, что монастырь.
Джоконда не выносила, когда какую-нибудь из Трех Граций обижали. Даже Диана, хотя иногда нарочно обрызгивала жиром платье своей хозяйки, могла рассчитывать на ее сострадание.
– Не плачь, Себастьяна. Я этого так не оставлю.
Та все же ударилась в слезы. Взрыв горя Себастьяны придал Джоконде новые силы, и она поднялась на защиту своих подчиненных: решительно стала рядом с Франсиско и смерила его взглядом. На высоких каблуках она была на несколько сантиметров выше его.
– Даже если бы мы были самыми обыкновенными проститутками, мы гордились бы своим милосердным ремеслом, в котором нет различий между богатым и бедным, красавцем и уродом. Только вы ошиблись – теперь мы актрисы, и нас ждет слава.
Посетители бара, привлеченные страстной речью, зааплодировали Джоконде за ее гордый выпад. Мужское одобрение польстило ей. В знак благодарности она отвесила аплодирующим легкий поклон. И тут что-то тихонько шлепнуло ее по плечу. Не догадываясь, что бы это могло быть, она увидела на полу алую розу с облетевшими лепестками, которую кто-то ей бросил. Тронутая вниманием, она огляделась. Однако Себастьяна опередила ее и бросилась навстречу вошедшему Виржилио.
Покраснев от подобного выражения симпатии, учитель вяло отметил про себя, что присутствующие мужчины, должно быть, завидуют ему.
– Успокойтесь, Себастьяна, до окончательной победы еще многое предстоит сделать, – сказал он, из осторожности прикрывая от приближающейся Себастьяны букет, который нес в руке.
Судя по всему, он пришел вовремя, чтобы защитить женщин, поэтому и бросил розу в подол Джоконде, но немного промахнулся.
– Теперь вы будете иметь дело со мной. – Виржилио смело бросил вызов Франсиско, позабыв учительскую заповедь проявлять сдержанность. – Просите прощенья у дам, – потребовал он.
Джоконда с трудом поверила, что невзрачный Виржилио вдруг заделался героем, встав на защиту женщин из ее заведения.
– С каких это пор я обязан унижаться перед проститутками? – Франсиско тоже поразил Джоконду неожиданной храбростью. Он принял вызов Виржилио и стал перед ним, отчаянно жестикулируя и рискуя проглотить кончик изжеванной зубочистки.
Виржилио положил букет на столик, озабоченно думая, как найти выход из создавшегося положения. Сопротивление буфетчика вызвало у него замешательство, и он посмотрел на часы: вот-вот должен прийти обычно пунктуальный Полидоро. Было без двух минут пять. Значит, надо выиграть время. От волнения ему приспичило, мочевой пузырь горел огнем, так всегда бывало, если поверх легких мечтаний и иллюзий на него наваливалась реальная действительность.
– Пойду помочиться, но скоро вернусь. Даю вам пять минут сроку, чтобы вы извинились перед дамами, иначе я поставлю вопрос о том, чтобы вас вышвырнули из бара. – И торжественно проследовал в туалет.
Каждая минута вызывала у Франсиско вспучивание живота, словно он поел банановой мякоти с ячменным и пшеничным зерном. Назначенный срок истекал, когда в зал вернулся Виржилио и, на ходу застегивая ширинку, прошел к столику подальше от женщин. Усевшись, принялся читать какое-то письмо, видимо содержавшее нечто экстренное; время от времени он отрывался от письма и оглядывал зал.
– Где же мое виски? – сердечным тоном обратился он к Франсиско.
Себастьяна вдруг почувствовала свои годы. Ей казалось, она осиротела: ее покинула любовь, совсем недавно сулившая ей доброе имя и богатство.
– А нам, Виржилио? – деликатно упрекнула она учителя, надеясь, что он сразу же опомнится. Однако учитель продолжал читать, словно был с ней незнаком. – Так что же с пятью минутами, которые вы дали Франсиско?
Франсиско, подававший учителю виски, кивнул в сторону Себастьяны. Умоляющий взгляд ее убедил Виржилио, что они действительно знакомы. Тогда он небрежным жестом поправил пиджак и продолжил сцену с того места, на котором прервал ее.
– Я не из тех, кто забывает о своих обещаниях, тем более если речь идет о чести дамы!
Начал вставать со стула с ужасающей медлительностью, оправдываясь артрозом. Боль сковывала его движения, не позволяла жить в таком ритме, в каком он хотел.
Виржилио снова взглянул на часы. Чертов Полидоро, который беспокоился о стрелках часов больше, чем о своей предстательной железе, никудышной из-за прожитых лет и необузданных страстей, теперь изменял себе и бросал его одного в окружении врагов.
– Так ладно, Франсиско, судьба вам благоприятствовала и предоставила восемь минут вместо пяти. Теперь для вас единственное утешение – показать себя благородным человеком.
И Виржилио часто заморгал, ожидая, что Франсиско в знак благодарности за его терпение и снисходительность тут же извинится перед проститутками.
Буфетчик, которого вечно упрекали в раболепии, решил впервые отомстить за дурное обращение, неизбежное зло при работе в баре. Зубочистка исчезла из его рта.
– Не откажусь ни от одного своего слова. Хотел бы я посмотреть, кто это вышвырнет меня отсюда.
Посетители, почуяв запах крови, вознамерились лицезреть сражение, а Джоконда и Три Грации заняли круговую оборону с учителем в центре с такой готовностью, что Виржилио окончательно стряхнул с себя вялость. Он был тронут тем, как эти женщины были благодарны ему за ласки, на которые он не скупился в постели любой из них.
– Я поступлю как Леонид с тремя сотнями спартанцев под Пелопидами[26], которые предпочли смерть в неравном бою жизни под персидским игом. Я не дрогну перед человеком, что стоит перед вами, перед этим достойным представителем сил обскурантизма.
Виржилио затягивал свою речь, чтобы подоспел Полидоро. Просто немыслимо, чтобы он задержался еще хоть на минуту.
Франсиско прервал его тирады хохотом. По счастью, большинство присутствующих были на его стороне, особенно те, кому он подавал двойную порцию за цену одной.
– Я всегда был мужчиной, только мне не давали возможности доказать это, – возгласил он так громко, чтобы слова его разошлись по городу и без его помощи.
Перед лицом опасности учитель закрыл глаза, пытаясь погрузиться в забвение, близкое сну, но снова вернулся почти в бодрствующее состояние, когда услышал знакомый баритон:
– Что тут за крик?
Этот голос заставил всех в зале умолкнуть, и Виржилио, словно расколдованный, открыл глаза. Полидоро подошел к нему и выразил сожаление по поводу десятиминутного опоздания и ущерба, который ссора нанесла, видимо, обеим сторонам.
– Слишком много мужчин развелось в наших краях, – упрекнул он буфетчика.
Тот сделал вид, что не заметил Полидоро, в полутьме он ощупывал столики в поисках подноса, оставленного в момент вторжения отряда проституток.
Посетители сразу успокоились и выпили за Бразилию, которой предстояло завоевать кубок Жюля Риме. Франсиско, переходя от столика к столику, подавал щедрые порции.