Джоконда оценила способность Пальмиры драматизировать факты.
– Ты будешь играть лучше любой из нас, – сказала она, чтобы подбодрить свою питомицу.
У дверей «Паласа» стоял Мажико, наблюдая за прохожими. Женщины ускорили шаг, каждой хотелось подойти первой.
Мажико их не узнал: он был слаб памятью на лица и имена. Однако, не желая показать, что стареет, открыл для них дверь и тем самым невольно создал у них иллюзию, будто им принадлежат и «Палас», и весь мир.
– Разрешите проводить вас, сеньоры, – торжественно возгласил он.
И они пошли за ним по холлу, который был ярко освещен, хотя на улице еще не стемнело. Люстра поразила Себастьяну; сверканье подвесок заставило ее зажмуриться.
– Кто придумал такое чудо? – спросила она, не зная, как назвать эту вещь.
Три Грации особенно заботились о том, чтобы выглядеть понарядней, поэтому их атласные платья изобиловали розовыми и зелеными тонами. Такая пестрота привлекала внимание постояльцев. Мажико с рассеянным видом провел их в бар. Завидев их в дверях, Франсиско тотчас вышел из-за стойки и направился им навстречу.
– Столик на четверых, – поспешила потребовать Джоконда, доказав тем самым, что мечты занесли ее на вершину Эйфелевой башни. Как она и предполагала, Франсиско заглянул в список заказов, дабы предложить таким особам достойный столик.
Пока Джоконда отрабатывала новые манеры, Три Грации, желая быть замеченными, закружились в озорном танце. В конце-то концов, некоторые постояльцы всю жизнь мечтали об их визите.
Особенно старалась Диана, которой во что бы то ни стало хотелось показать, будто она родилась счастливой. В доказательство этого она, вместо того чтобы смеяться, пускала трели, улыбалась Джоконде, но та была занята Франсиско и не обращала на нее внимания. Диана примирилась с положением, догадываясь о прогрессивности замысла Джоконды, благодаря которому они все оказались в баре «Паласа».
Им давно уже надоел сераль, где они с утра до вечера, точно старушки, обменивались вздохами и грустными словами, то печалились, то ссорились. Им не хватало способности приукрашивать действительность, поэтому их вулканические натуры время от времени извергали раскаленную лаву по совершенно непонятным для них причинам.
Теперь они наконец-то воочию увидели бар, который знали лишь по рассказам в постели. Каждый клиент углублялся в малопонятные подробности, из-за чего бар при каждом новом описании выглядел по-иному. Воображение проституток, определяемое их ремеслом, не позволяло им представить себе обстановку заведения, куда ни разу не ступала их нога.
Франсиско выпрямил стан и приготовился пресечь дерзкое вторжение женщин, однако не спешил заговорить с ними. Без конца передвигал зубочистку из одного уголка рта в другой, в смущении заложив пальцы рук в карманы жилета. Блеклые тона его костюма вполне гармонировали с бледным лицом.
– Как долго вы намерены заставлять ждать четырех дам, гражданок города Триндаде? – Джоконда считала себя представительницей определенного класса и, едва заняв место на социальной лестнице, требовала соблюдения своих прав.
Франсиско сглотнул слюну: он сознавал сложность своего положения.
– Почему бы вам не поговорить с ними? – обратился он к Мажико.
Только теперь Мажико узнал посетительниц. Но, вопреки тому что от него ожидалось, лишь пожал плечами. Какое ему дело до устаревших предрассудков в заведении, идущем не в ногу с прогрессом.
– Укажите нам столик, не то мы сами его выберем, – пригрозила Джоконда, делая шаг вперед.
Диана, возмущенная оказанным им приемом, носком ботинка переступила невидимую черту, у которой удерживал их Франсиско.
– На что нам этот скелет, обойдемся без него. Пытаясь удержать Диану, Джоконда не видела, что Пальмира и Себастьяна подталкивают Франсиско.
– А ну, шагай впереди нас, красавчик!
И проститутки решительно вошли в зал. Джоконда, лишенная полномочий вести дальнейшие переговоры, с этой минуты решила, что Франсиско представления не имеет о происшедших в Триндаде социальных сдвигах.
Три Грации царапали паркет тонкими каблуками с железными подковками, Джоконда и Франсиско замыкали шествие.
– Постойте, куда вы? – От огорчения Франсиско говорил высоким, чуть ли не женским голосом, точно кастрат.
Шедшая впереди всех Диана огибала столики, ни один из которых не пришелся ей по душе.
– Нет, не этот, слишком близко к окну. Себастьяна уступила подруге верховодство, которое Диана приняла как нечто само собой разумеющееся.
– Может, этот? – спросила у нее Пальмира. Диана причмокнула толстыми губами. Как женщина осторожная, она понимала всю ответственность за принимаемое решение, которое бросало вызов дурацким порядкам в Триндаде.
– Здесь, у стойки, будет слишком шумно. Мы не сможем поговорить и посекретничать.
С расстояния в несколько метров Джоконда наблюдала, как непринужденно держится отстранившая ее от власти Диана. Пальмира и Себастьяна, опасаясь скомпрометировать подругу, покорно соблюдали субординацию.
Джоконда, оскорбленная таким грубым непочтением, почувствовала, как внутри у нее все кипит. Особенно ее раздражало, что Грации не пали духом и не пустили слезу. Впрочем, она сама была виновата: наивно не замечала притязаний Дианы на ее законную власть, а продолжала шевелиться под нежные звуки флейты, как ядовитая нажа у индийского факира.
Не теряя присутствия духа, вступила в борьбу. У нее много преимуществ, начиная с принадлежавшего ей пансиона. Воздев перст, Джоконда двинулась на Диану.
– Ах ты, шлюха! – крикнула она, так как начисто забыла, что собиралась в этом общественном месте показать себя настоящей дамой.
Диана, которая выбрала наконец столик, обернулась к ней и приняла бой:
– От шлюхи и слышу!
– Ты что же, не могла дождаться моей смерти, чтобы заступить на мое место? Неблагодарная! Скажи, кто избавил тебя от сифилиса, гонореи и даже от клеща, который впился тебе меж лопаток и не вылезал, пока я не приложила кусок сала и не выманила его наружу? Забыла, да?
И Джоконда собралась перечислять другие свои заслуги, как вдруг Диана, черпая силы в самих воспоминаниях Джоконды, прервала ее:
– Ты еще забыла сказать про рожу! И про перхоть, от которой, дескать, я могу облысеть! И ты каждый день натирала мне волосы мякотью банана. А когда я встревожилась, ты успокоила меня, сказав, что всякий человек может терять до сорока волосиков в день и никогда не облысеет. И однажды – вспомни-ка – ты весело предложила: давайте считать волосинки, которые падают на пол или остаются на гребне. Нелегкая это была работа. Волоски падали и в постель. А так как они были покрашены перекисью водорода, то их было не различить на пожелтевших простынях. Наконец Себастьяна догадалась подстилать голубое полотенце, чтобы на его фоне видеть волоски. И благодаря этому подсчету я убедилась, что не облысею. Что же ты теперь помалкиваешь об этом?
Диана упрекала Джоконду довольно мягко. Увлекшись битвой, обе вели себя как в кухне заведения в те минуты, когда кипятили воду для кофе.
– Сядь, Джоконда. – Пальмира пододвинула своей хозяйке стул с высокой спинкой, тем самым как бы восстанавливая ее узурпированную Дианой власть.
Франсиско, которому наплевать было на их примирение, по-прежнему пробовал задержать их жестом руки.
– Ну пожалуйста, сеньоры. – Хоть он и сам был смущен оказанным женщинам приемом, но храбро продолжал: – Успокойтесь, не надо ссориться. Здесь у вас один враг – это я, а ссора только ослабит вас.
В своем старании уладить спор в присутствии Мажико Франсиско не обратил внимания на то, что помирившиеся Джоконда и Диана уже обозревают столики, знакомясь с их расположением.
– Тебе здесь нравится, Пальмира? – спросила Джоконда, дружески коснувшись руки питомицы.
Франсиско задумался о новой сфере деятельности, которая сулила ему неизведанные дотоле чувства. Подобно Полидоро, он считал, что может активно вмешиваться в чужую жизнь.
– Помиритесь, сеньоры.
Улыбаясь, он ощупывал свою грудь с выпиравшими ребрами. Отсюда он выпускал залпы, проникавшие в души этих женщин и позволявшие узнавать их особенности и секреты.
– А вы задумывались о будущем? Когда каждая из вас будет жить в подвале какого-нибудь дома и не будет рядом подруги, которая принесла бы миску похлебки и с которой можно было бы вместе поплакать о том, что зубы выпадают один за другим из-за воспаления десен?
Его не слушали. Себастьяна, например, пребывала в блаженном состоянии, ибо обстановка бара способствовала ее мечтам о новых любовных подвигах.